– Не ходи больше в дом, не испытывай себя. Ночью, при полной луне он становится ещё злее и коварнее обычного... Но и моя сила крепнет.

– Это вы меня оттуда позвали?

– Да, - кивнула нечисть.
– Дом будит страхи и сомнения, даже если они глубоко в сердце запрятаны. Другие-то сразу от борьбы отказывались, а ты упрямый. Так золота хочешь?

– Мне не нужно золото, я жалованье получаю. На жизнь вполне хватает.

– Зачем тогда пришёл?
– водяная подошла почти вплотную, парень невольно отступил. После встречи с Наринэ он решил держать ухо востро с незнакомой нечистью. Впрочем, на шельму эта девушка не походила, равно как и на русалку.

– За компанию с друзьями пришёл, - ответил Вилль.
– А теперь хочу разобраться, что же случилось с купцом Лапой.

– А зачем тебе?

– Просто интересно.

– Мириада говорила, что ты любопытный, - усмехнулась нечисть.

– Так вы Мириаду знаете?!
– Вилль обрадовался и сразу успокоился, зная, что друзьям знакомой водяницы можно доверять.

– В половодье моё озеро с Истринкой протокой сливается, вот я с вашими и общаюсь. Русалки мне многое про тебя нажурчали, Арвиэль.

– А-а!
– спохватившись, парень подал руку девушке, и та, по-прежнему загадочно усмехаясь, вышла к нему на бережок.
– Простите, но вы не похожи на русалку.

– Я - омутница. Вон там живу, - нечисть показала на затон под шатром плакучих ив.
– Только имени не спрашивай.

– Я любопытный, но в меру, - разулыбался Вилль, спровоцировав уже настоящий смех.
– А вы знаете, что здесь произошло?

– Конечно. Я в этом озере давно живу и про всё ведаю, - придерживаясь за руку аватара, омутница степенно опустилась в траву, оправила подол сарафана. Отчего-то забавным не казалось, что эта "девочка" ведёт себя и говорит как зрелая мудрая женщина, а на Вилля смотрит как на любопытного ребёнка, хотя ростиком ему едва ли по плечо: - И тебе скажу, ложись-ка рядышком... Да что ж ты падаешь ровно дубок подрубленный - аж волна от берега пошла да кротовины осыпались. Сказки ведь тоже любят, когда их сказывают правильно и слушают умеючи. Ложись, чтобы мягко было, голову мне на колени клади... вот так. А теперь слушай...

Волчонок зажмурился под нежной прохладной рукой и навострил ушки.

Князь на деву осерчал,

Князь на деву осерчал,

Замахнулся волчьей плёткой, (3)

Да ударил от плеча...

***

Более века тому назад жил на озере Клин молодой парень. Откуда пришёл, почему один остался - никому не ведомо, а кто ведал, те давно в земле спят. Осел он здесь, избу позёмную поставил, стал по дереву работать, чашки, плошки, кринки вырезать. Сперва окрестные поселяне охотно брали товар, да потом перестали: вся утварь была точно словом недобрым заговорена. Возьмётся кто щи хлебать - непременно губу или язык занозит, да так, что без знахаря и не вытащить; понесут пиалу ко рту - она возьмёт да треснет, едока кипятком обварит; нальют в кринку молока, а оно уже скисло, лучина догореть не успела. Стали парня гнать отовсюду как бесноватого. Может, и впрямь рука у него была дурная, может, тогда уже бес его к себе заприметил и нарочно посуду портил - никому не ведомо, а кто ведал, те давно в земле спят. Совсем обнищал парень, запечалился. Перебивался с рыбы на воду, единственную рубаху чинил-перелатывал, и в один день так ему белый свет опротивел, что поклялся он бесям душу продать, лишь бы богатеем стать да в уважаемые люди выбиться. А как клятва отзвучала - грянул гром, зарницею откликнулся.

И вот, в ночь на Свитлицу слышит парень, будто в дверь стучит кто-то. Удивился он, гостей-то давненько не было. Однако ж, дверь отпер. Отпер и дар слова потерял: стоит перед ним человек-не человек, зверь-не зверь. Росту человеческого и платье на нём барское, а вместо лица - морда козлиная, рогатая да бородатая, а из-под полы копыта выглядывают.

– Ты, что ль, - блеет, - меня вызывал, на нищету-лихо жалился?

Осмелел парень, всё равно терять нечего, коли бес уже на пороге стоит.

– Я, - отвечает, - проходи, гость жданый, избу мне не студи. Попотчевал бы тебя как положено, да, звиняй, нечем. Последнюю корку крыса давеча утащила, а той я сам нынче отобедал.

Смеётся бес, в избу проходя да к столу пустому присаживаясь:

– Ладно говоришь, ладно и дела твои пойдут!

Хлопнул в ладоши, и появился на столе свиток из кожи человеческой с письменами алыми.

– Вот, - говорит, - наш с тобой уговор. Богатство само к твоим рукам липнуть будет. За что ни возьмёшься, всё твоим станет, только уж не упусти, коль поймал. И пробудет с тобою удача золотая ровно тридцать лет от сего дня. Но не обессудь: задаром я ничего никому не даю. По истечении срока придут к тебе все, чьи жизни ты забрал, и, в свою очередь, ту же расплату с тебя возьмут. Согласен ли на такое условие?"

– Согласен!
– обрадовался парень такой удаче. Отродясь никому он горя не причинял, и душегубство ему претило. "И через тридцать лет некому за мной прийти будет", - подумал парень и кровью своё имя на бесовском пергаменте написал. В тот же миг вспыхнул договор точно маслом облитый. Испугался парень, заслонил лицо, а когда отнял руки - нечистого уж и след простыл.