Жалко, что нарисованная...

Вилль коснулся тёплого полотна.

Ни к кому нельзя привязываться. Никогда. Вон, привык к одной, а она оборотней тварями называет, да и обычных волков боится. А если бы узнала, что тот, от кого хочет любви - волк-оборотень? Пристрелила бы или мужиков с дрекольем позвала? Хотя, нет, Майя практичная. Она бы магу стрелецкому сказала, что в Северинге живёт ценный для науки экземпляр.

Аватар сел в тёмный уголок, подтянув колени к подбородку. Он представил себя щенком, которого привозят с охоты в качестве трофея, приручают-ласкают, миску дают, на половичок у печки указывают... а потом вдруг замечают, что у волчонка какое-то врождённое уродство. Прибьют, конечно. А кому уроды нужны? Стало тоскливо, обидно, больно, и парень с удивлением понял, что точно разревелся бы, если б умел.

– У-у-у...
– тихонечко заскулил волк от невыносимой жалости к самому себе.

"Цыц-цыц-цыц-цыц!" - осадили его цикады.

Сколько можно прятаться под чужой личиной? Десять лет? Двадцать? Пятьдесят? Волка на привязи не удержишь. Рано или поздно жизнь закончится либо на столе в лаборатории магов, либо на костре, либо с серебром в сердце, что одинаково неприятно.

...Лучше самому выбрать смерть, пока есть возможность - лёгкую, быструю, безболезненную...

Не будет страха. Сомнений. Тоски. Не будет одиночества. Потому что мёртвый не чувствует ни-че-го.

Ни шёпота ветра в ветвях ольшаника и ив, ни птиц, ни стрекоз, ни цикад.

В последний раз луна заплачет по мёртвому, уходя на заре, и роса для него испарится навсегда...

"По росе... по росе... по росе..." - Виллю показалось, что сверчки уже не за окном поют, а у него в ногах, и поднял голову.

Кроме него и картины, никого в комнате не было, сверчки стрекотали в саду. Парень недоумённо огляделся, соображая, чего это он делает на полу в компании пыли и дохлых пауков.

Стоп-ка. Да что за ерунда такая? Когда это раньше аватар сравнивал Избранных Саттарой с извращением природы - человечьими перевёртышами? Более того - о, ужас!
– придумывал, как бы от жизни отделаться! Даже мысли о самоубийстве для аватар уже грех страшный!

Какого шушеля вообще пришёл в особняк, когда за ответами вовсе не сюда было нужно...

– Да засунь ты себе это золото в заднюю дверь!
– и с тем пожеланием парень выпрыгнул в окно.

Аватар бежал к озеру по колено в ночной росе...

Девица горда была,

Девица горда была,

Отвечает князю в очи,

Не склонившись до дола...

...бежал и с каждым шагом всё отчётливей понимал, что не он придумал эту песню. Её сложили люди, давно, лет двести назад, а, может, и больше. Именно тогда последние из удельных князей некогда раздробленной Неверры признали единовластие рода Нэвемар и подчинились Империи. В те времена любили грустные песни-притчи, напевы, похожие на голос самой природы-матушки. Теперь поют совсем иначе и о другом, а прежнее забылось.

Аватар остановился у самой кромки озера, тяжело переводя дыхание.

Певунья шла по воде как по траве. Туман перед ней расступался, образуя дрожащий коридор изменчивых узоров, шевеля подол белоснежного сарафана.

"Не зови меня с собой,

Мне не любый ты, не мой,

Воля мне хором дороже,

Отпусти меня домой..."

– Ну, здравствуй, добрый молодец, - голос певуньи казался одновременно звонким и тихим, как говорок ручья.

– Здравствуйте, - у Вилля почему-то язык не повернулся "тыкнуть" незнакомке, хотя внешне она выглядела младше его самого - лет на пятнадцать. Тем более, не смог даже в шутку назвать "красной девицей" нечисть с мраморной кожей и жемчужного цвета волосами. Вообще она походила на луну: такая же молочно-белая, нежная и мудрая. Только глаза чернели холодными колодцами без дна и света.