Шрифт:
Александр Александрович очень высоко ценил даро
вание Мейерхольда, питал к нему искреннюю симпатию и
дружил с ним, но к его ранним работам относился кри
тически. Завязался спор, в котором Любовь Дмитриевна
оказалась на моей стороне, что меня очень порадовало.
(Позднее я узнал, что Любовь Дмитриевна вместе с
актрисами В. П. Веригиной и H. Н. Волоховой работала
в давние времена в театре под руководством Мейерхоль
да.)
Когда за потухшим самоваром мы остались вдвоем,
Александр Александрович снова спросил меня о моих
планах. Выслушав меня, он сказал:
— Мне хочется помочь вашим издательским планам,
но я не могу нарушить договор с издательством «Зем
ля». Так вот что я придумал. Есть у меня мало кому
известная поэма «Соловьиный сад». Она была напечатана
только в газете и не вошла в собрание стихотворений. Эта
поэма у меня свободна. Может быть, ее можно и стоит
издать маленькой книжечкой. Я приготовил ее для вас.
Возьмите, почитайте и, если она понравится вам, попро
буйте ее издать для начала. Больших затрат это издание
не потребует.
Блок передал мне несколько листиков бумаги, на ко
торых аккуратно были наклеены вырезанные из газеты
столбцы набора поэмы «Соловьиный сад».
От неожиданности я растерялся и онемел. Пока раз
говоры касались проектов и планов вообще, я довольно
бойко и даже горячо рассуждал, но что я могу сделать
практически? Блок предлагает вполне конкретное дело:
надо вот эти несколько листиков превратить в книгу.
Что делать? Как быть? Что-то надо ответить, а что — не
знаю. Быть может, надо сказать спасибо, а может быть,
спросить про гонорар, или о корректуре, или еще о
чем-нибудь.
Откуда я мог знать, что нужно в этом случае гово
рить или делать?
Замешательство и страдание, должно быть, отрази
лись на моем лице, и Блок опять прочитал мои мысля,
мою тревогу и опять поспешил мне на помощь:
267
— Не надо давать мне сейчас никакого ответа, про
читайте поэму дома, спокойно подумайте, посоветуйтесь
с вашим другом Васильевым и решите, стоит ли печатать
ее отдельно. К сожалению, у меня ничего другого нет,
а мне хочется поддержать вас. Я верю в вас.
Смущенный, взволнованный и тронутый расположе
нием Блока, я отправился домой. По дороге я вспомнил
все резонные соображения Васильева о предстоящих
трудностях. Но могу ли я обмануть доверие Блока? Нет,
я твердо решил, что эту книжечку обязательно издам.
Как это будет сделано, я еще не знал.
Меня мучил один вопрос: где я могу прочитать или у
кого узнать, как издаются книги?
Я пришел домой поздно. Васильев меня не дождался.
Я развернул драгоценные листки и начал читать. Гла
зами я читал поэму, а в мозгу копошилась одна тревож
ная мысль: что делать, как быть?
Когда наутро я рассказал обо всем Васильеву и дал
ему рукопись, он жадно прочитал поэму и воскликнул:
— Да ведь это замечательный Блок! И как это я
прозевал поэму в газете?
Он начал второй раз читать «Соловьиный сад», на
этот раз вслух. И тут только до меня дошла поэма —
одно из лучших произведений Блока.
Васильев обладал редкой способностью буйно радо
ваться новому, поразившему его стихотворению. Я пе
реждал, пока он еще два раза вслух перечитал поэму,
и спросил его:
— Что же мы будем делать? Надо дать ответ Блоку.
— Что делать? Откуда я знаю? Знаю только, что это
блестящая блоковская поэма. Знаю еще, что на издание
ее нужны деньги, что в лавке ничего не возьмешь, сам
знаешь — и так еле крутимся. Сходи в типографию на
Невский против Николаевской, там есть у меня знако
мый, попроси его подсчитать, сколько нужно денег. По
том сходишь к Жевержееву — быть может, он заинтере
суется. Только об одном прошу тебя: на меня в этом де
ле не рассчитывай. Я готов помогать тебе, но рисковать