в дар Союзу поэтов кипу стихотворных пролетарских

брошюр, уныло однообразных по форме и содержанию,

я заметил вскользь: «Однако пролетарские поэты бессове­

стно заимствуют у «буржуазных». «Если бы только

это...» — отозвался А. А. с омрачившимся взором — и пе­

ревел разговор на другую тему 35.

Суровый и н а с т о р о ж и в ш и й с я , — иногда с тучею гнев­

ности на опаленном лбу, с постепенно углубляющимися

складками в углах твердого и нежного р т а , — вспоминается

мне Блок за последние годы. Реже и реже освещалось

улыбкою гордое лицо. Поразительны и непостижимы те

чисто формальные изменения, которые приходилось мне

наблюдать по временам в чертах лица А. А. Мимика, в

смысле произвольных и рассчитанно-согласованных дви­

жений лицевых мускулов, вовсе не присуща была харак¬

теру Блока; лицо оставалось поверхностно спокойным.

Но, выходя из «фокуса» своего, менял он наружность,

как никто. Древнее становилось лицо, глуше его окрас­

ка; удлинялся, казалось, нос и выделялись неожиданно

крупные уши; и опять, в светлый миг, стремительно мо-

2 А. Блок в восп. совр., т. 2 33

лодел он, и божественная улыбка приводила черты лица

в гармонию.

Таким юным, и сильным, и радостным вспоминается

он мне на вечере Народной комедии 36, осенью 1920 года,

в Народном доме. Искренне воодушевленный успехом,

сопровождавшим игру участников, и в том числе

Л. Д. Блок-Басаргиной, входил он опять в жизнь, вни­

кал в ее легкие и томительные мелочи, дышал впечат­

лениями виденного; даже об умирающем Союзе поэтов го­

ворил с живостью и делился своими планами. Наиболее

явственно отражалось его настроение в походке. В мо­

менты подъема душевного становилась она необычайно

легкой и упругой. Из сумрака памяти встает передо мной

давний, юный Блок: вижу его в фойе театра; стремитель­

но проходит он — как бы несется, как бы летит, не ка­

саясь пола, через переполненный зал, рука об руку с

спутницей. Воздушный плащ ее развевается, откинутый

назад в неудержимом движении, а сам оп — как архан­

гел, влекомый светлою силою...

И опять другим, благодушным и детски простым, при­

поминается мне Блок в спокойные вечерние часы, за

стаканом чаю, после напряженной, ставшей необходи­

мою, беседы на общественные темы. Удовлетворяя любо­

пытству моему и моей жены, характеризует среду арти­

стов, с которой, по должности председателя театрального

совета, приходится ему соприкасаться; с почтительностью

не искушенного в делах жизни человека отзывается об

их успехах на материальном поприще; напившись чаю,

улыбается, уподобляя себя, по ублаготворенности и пол­

ноте облика, некоему заслуженному артисту. Потом,

вспомнив о посещении театра высокопоставленным ли­

цом 37, оживляется и, засунув руку в карман пиджака,

быстро идет вдоль стены, наглядно изображая торопли­

вую походку государственного человека. Что-то детски

благодушное во всех словах и движениях. Это детское

проявляется порою в форме непосредственной: трогатель­

но и необыкновенно мягко звучит «мама» и «тетя» в ус­

тах сорокалетнего ч е л о в е к а , — а между тем только так

и говорил он о своих близких, даже в кругу случайных

и мало знакомых людей. И неожиданно, по-детски, реа­

гирует он, в разговоре со мною, на властный характер

поэта Г.: 38 «Не хочется иногда читать стихи, а он за­

ставляет...»

34

Чистота и благородство сопровождают в памяти моей

образ Блока до последних дней его жизни. Имея недо­

брожелателей, сам он, поскольку наблюдал я его, вовсе

не знал чувства недоброжелательства (характерен в этом

отношении отзыв В. Розанова — как отнесся Блок к его

резким выпадам 3 9 ) . Чувства, отдаленно даже напомина­

ющие злопамятство, были ему чужды. Случайно при­

шлось мне быть свидетелем его разговора с издателем