к жизни серьезно.

Александр Блок.

Если стихи Вам нужны, я могу вернуть.

Когда рассеялся туман первого восторга, я опять на­

писала ему. Поблагодарила за внимание, поблагодарила

«за урок» (при всей юной самонадеянности, я все же

поняла, что дан мне урок нешуточный) и упомянула,

что мне хотелось бы получить обратно стихи. Еще день-

два — и опять письмо в белом конверте, на этот раз —

заказное, полновесное. В письме — мои стихи; и почти

на каждой странице — признак того, что их не «просмат­

ривали», а ответственно и внимательно читали. Кое-что

обведено тонкой чертой, иное заключено в скобки, а в

одном месте его карандаш сердито отчеркнул две строч­

ки и против них четко написал: «Этого нельзя». Это —

именно те строчки, где неуклюжий, неловкий оборот соз­

давал, как я поняла позже, впечатление двусмысленно­

сти.

Как потом разглядывала, как изучала я эти его еле

заметные черточки, скобки! Это был мой «литературный

институт». Это был его отстоявшийся, проверенный опыт,

который поэт с беспримерной добротой хотел передать

незнакомой девчонке, полуребенку. И, наперекор соб­

ственному утверждению о том, что «никакие ценители

тут не п о м о г у т » , — он помог мне, как никто.

В стихи была вложена записка — на таком же белом

листке, и с таким же учтивым обращением «Многоува­

жаемая Елена Михайловна!». Записка была недлинная.

Она вся состояла из трех строчек:

106

«В каждом человеке несколько людей, и все они

между собой борются. И не всегда достойнейший побеж­

дает. Но часто жизнь сама разрешает то, что казалось

всего неразрешимей».

Это как будто бы не имело прямого отношения ни к

моему письму, ни к моим стихам. Я приняла это, как

ответ на какой-то незаданный в о п р о с , — отклик на какие-

то глубоко и скрыто зреющие полуосознанные мысли.

В дальнейшем моя судьба сложилась очень неровно.

В прихотливых жизненных перипетиях я утратила дра­

гоценные страницы, исписанные почерком Блока; и те­

перь письмена эти хранятся единственно в моей памяти.

Но — «песня — песнью все пребудет...» 10. А Песня Судь­

бы звучит многими голосами; в их числе и симфониче­

ский голос Блока, и мой т о г д а ш н и й , — неуверенный, мла­

денчески слабый, но все же озвученный временем го¬

лос.

ВС. РОЖДЕСТВЕНСКИЙ

ИЗ КНИГИ «СТРАНИЦЫ ЖИЗНИ»

(Рассказ Сергея Есенина

в изложении Вс. Рождественского)

В середине лета 1924 года случилось так, что нам

с Есениным надо было ехать вместе в Детское Село.

<...>

В вагоне мы много говорили о Москве, и меня удиви­

ло, что на этот раз он отзывался о многих своих мос­

ковских приятелях с оттенком горечи и даже некоторого

раздражения. Тем охотнее возвращался он к беспечаль­

ным временам юности, когда еще никому не ведомым

парнем приехал в Петроград в поисках литературной

славы.

Вот что рассказывал он мне о своей первой встрече

с Александром Блоком.

Блока я знал уже д а в н о , — но только по книгам. Был

он для меня словно икона, и еще проездом через Моск­

ву я решил: доберусь до Петрограда и обязательно его

увижу. Хоть и робок был тогда, а дал себе зарок: идти

к нему прямо домой. Приду и скажу: вот я, Сергей Есе­

нин, привез вам свои стихи. Вам только одному и верю.

Как скажете, так и будет.

Ну, сошел я на Николаевском вокзале с сундучком

за спиной, стою на площади и не знаю, куда идти даль­

ш е , — город незнакомый. А тут еще такая толпа, извоз­

чики, трамваи — растерялся совсем. Вижу, широкая

улица, и конца ей нет: Невский. Ладно, побрел потихо­

нечку. А народ шумит, толкается, и все мой сундучок

ругают. Остановил я прохожего, спрашиваю: «Где здесь