невежественные арестантские роты, в общество воров и убийц и при начальстве, всего боящемся.

Я был все-таки счастлив тем, что тюрьма миновала, что я сослан в работы

и буду жить не один, а в обществе каких бы то ни было, но людей, загнанных, несчастных, к которым я подходил по моему расположению духа.

Другие товарищи на эшафоте выражали тоже свои взгляды, но ни у кого

не было слезы на глазах, кроме одного из нас, стоявшего последним по

виновности, избавленного от всякого наказания, - я говорю о Пальме, Он стоял у

самой лестницы, смотрел на всех нас, и слезы, обильные слезы, текли из глаз его; приближавшимся же к нему, сходившим товарищам он говорил: "Да хранит вас

бог!"

Стали подъезжать кареты, и мы, ошеломленные всем происшедшим, не

прощаясь один с другим, садились и уезжали по одному. В это время один из нас, стоя у схода с эшафота в ожидании экипажа, закричал: "Подавай карету!"

Дождавшись своего экипажа, я сел в него. Стекла были заперты, конные

жандармы с обнаженными саблями точно так же окружали наш быстрый

возвратный поезд, в котором недоставало одной кареты - Михаила Васильевича

Петрашевского!

П. К. МАРТЬЯНОВ

Петр Кузьмич Мартьянов (1827-1899) - писатель. Поместил множество

стихов, повестей, исторических и историко-литературных работ и статей по

военным вопросам во "Всемирном труде", "Древней и новой России", 155

"Историческом вестнике", "Ниве", "Солдатской беседе" и др. Печатал также

юмористические стихи под разными псевдонимами: "Эзоп Кактус", "Бум-Бум",

"Петя", "Крюк" и др. Отдельно изданы им "Песни сердца поэта-солдата" (СПб.

1865), "Вешние всходы. Статьи, эскизы, наброски и песни" (СПб. 1872), "Цвет

нашей интеллигенции. Словарь-альбом русских деятелей XIX в." (несколько

изданий), "Песни жизни, слез и смеха" (2-е изд.
– 1891) и др.

Воспоминания П. К. Мартьянова о Достоевском и Дурове в Омской

каторжной тюрьме являются частью его мемуаров "В переломе века". Эти

воспоминания, по-видимому, действительно восходят к материалам, в свое время

по свежим следам занесенным в записную книжку, на них опираются не только в

основе, но и в конкретной передаче фактов и деталей. Об этом свидетельствует

прежде всего самый тон рассказа, объективно спокойный, отдаленно

напоминающий тон "Записок из Мертвого дома", точно автор мемуара намеренно

устраняет всякие эмоции, ставя себе задачей передавать доподлинно то, что ему

одному было доступно видеть,

ИЗ КНИГИ "В ПЕРЕЛОМЕ ВЕКА"

Город Омск в то время был центром военного и гражданского управления

Западной Сибири, со старой крепостью в изгибе реки Иртыша, при впадении в

него речки Оми, и несколькими форштадтами с трех сторон крепости, по

четвертому же фасу крепости протекал Иртыш, за которым тогда начиналась уже

степь. Крепость представляла из себя довольно большой, в несколько десятин, параллелограмм, обнесенный земляным валом со рвом и четырьмя воротами: а) Иртышскими - к реке Иртышу; б) Омскими - к устью реки Оми; в) Тарскими - к

городскому саду и присутственным местам, и г) Тобольскими - к изгибу реки

Иртыша. При каждых воротах находились гауптвахты и содержался военный

караул. Вообще крепость, как укрепленное место для защиты от врага, никакого

значения не имела, хотя и была снабжена достаточным числом помнивших царя

Гороха чугунных ржавых орудий, с кучками сложенных в пирамидки ядер, в

отверстиях между которыми ютились и обитали тарантулы, фаланги и скорпионы.

Центр крепости занимала большая площадь, на которой в недальнем от Тарских

ворот расстоянии высился массивный православный крепостной собор с

церковнослужиельским домом, а по краям площади красовались равнявшиеся

чинно и стройно в шеренги каре различные казенные здания обычной старинной

казарменной архитектуры. Тут были: генерал-губернаторский дворец,

комендантское управление, инженерное управление, корпусный штаб, дома, где

помещались начальства сказанных управлений и служащий персонал с семьями, а

сзади их - казармы 4, 5 и 6-го линейных батальонов и знаменитый Омский

каторжный острог. Все эти постройки, за исключением двухэтажного корпусного