гулять в саду "Александрии" или водили купаться, они никогда не были. Точно

так же их нельзя было видеть в числе участвовавших на штурме лестниц

Сампсониевского фонтана и пр. Занятия и удовольствия летом у двух приятелей

были те же, что и зимою. Не нужно было особенного наблюдения, чтобы заметить

в этих друзьях особенно выдающихся душевных качеств, например, их

сострадания к бедным, слабым и беззащитным, которое у Достоевского и

Бережецкого проявлялось чаще всего зимою, нежели летом, когда они видели

грубое обращение товарищей со служителями и с рябцами (только что

поступившими в училище кондукторами). Достоевский и Бережецкий

употребляли все средства, чтобы прекратить эти обычные насилия, точно так же

старались защищать и сторожей и всякого рода служащих в училище.

68

Достоевского и Бережецкого возмущали и всякого рода демонстрации, проделки

кондукторов с учителями иностранных языков, особенно немцев. Пользуясь

большим авторитетом у товарищей, они, Достоевский и Бережецкий, или

прекращали задуманные проделки с учителями, или останавливали. Только то, что творилось внезапно, им нельзя было остановить, как, например, это случилось

во время перемены классов, когда из четвертого класса (называвшегося Сибирью) вдруг, из открытых дверей, выбежал кондуктор О., сидевший верхом на учителе

немецкого языка Н. Конечно, эта проделка не прошла даром. По приговору

Достоевского и Бережецкого виновник проделки был порядочно товарищами

старшего класса побит.

Сострадание к бедным и беззащитным людям у Федора Михайловича

могло в нем родиться с летами очень рано, по крайней мере в детстве, когда он

жил в доме своего отца, в Москве, который был доктором в больнице для бедных, при церкви Петра и Павла. Там ежедневно Федор Михайлович мог видеть перед

окнами отца, во дворе и на лестнице бедных и нищих и голытьбу, которые

сбирались к больнице, сидели и лежали, ожидая помощи. Чувства сострадания

сохранились в Федоре Михайловиче и в училище. Состоя в нем воспитанником

(кондуктором), ему приходилось видеть и другого рода бедняков - крестьян в

пригородных деревнях, когда летом, идя в лагерь в Петергоф, кондукторская рота

ночевала в деревне Старая Кикенка. Здесь представлялась картина нищеты в

ужасающих размерах от бедности, отсутствия промыслов, дурной глинистой

почвы и безработицы. Главной причиною всего этого было соседство богатого

имения гр. Орлова, в котором все, что требовалось для графа или для его

управляющего, все это делалось под руками, своими людьми. Поразительная

бедность, жалкие избы и масса детей, при бескормице, увеличивали сострадание в

молодых людях к крестьянам Старой Кикенки. Достоевский и Бережецкий и

многие их товарищи устраивали денежную складку, сбирали деньги и раздавали

беднейшим крестьянам. Ничего нет мудреного, что бедность, которую видел

Федор Михайлович в юности, была канва, по которой искусный художник

создавал своих "бедных людей". Чувства уважения к боевым заслугам у молодых

кондукторов развивались при виде георгиевских кавалеров, которые им служили

и были при них каждый день; в особенности это было заметно 26 ноября, когда

георгиевский кавалер Серков, по повелению государя, обедал вместе с

кондукторами. Были особенно интересны его рассказы о войне 1828 года, когда

Серков по службе сапера участвовал на штурмах Браилова и Шумлы и когда, будучи раненным, он вынес на себе тяжело раненного и лежащего во рву

крепости офицера.

По службе посещая каждый день кондукторскую роту Инженерного

училища и будучи немногими годами старше воспитывавшихся в нем юношей, я

пользовался их расположением ко мне. Нередко они передавали откровенно свои

минутные впечатления, свои радости и горе. Мне приходилось иногда

останавливать шаловливых или лично, или с пособием старших кондукторов от

задуманных ими шалостей (так называемых отбоев, отказов отвечать на заданный

урок и проч.). Интереснее для меня на дежурстве были беседы со мною

кондукторов Григоровича и Достоевского. Оба были весьма образованные

69

юноши, с большим запасом литературных сведений из отечественной и