Шрифт:
иностранной литературы; и каждый из этих юношей, по свойствам своего
характера, возбуждал во мне живой интерес. Трудно было отдать преимущество в
их рассказах кому-либо более, чем другому. Что-то глубоко обдуманное,
спокойное видно было в рассказах Достоевского и, напротив, живое, радостное
являлось в рассказах Григоровича. Оба они занимались литературою более, нежели наукою; Достоевского <более> занимали лекции истории и словесности
Турунова и Плаксина, чем интегральные исчисления, уроки Тер-Степанова, Черневского. Сам Достоевский был редактором литографированной при училище
газеты "Ревельский сняток". Григорович, с первых дней вступления в Инженерное
училище, не любил, как он говорил, "consideration calcul" {расчетов (франц.).} и
боялся преподавателей математики; его занимали Виктор Гюго, m-me Сталь, Боккаччо, Дюдеван и пр. Владея отлично французским языком и даром слова и
памятью, Григорович часто приводил изустно стихи в переводе из Байрона и др.
Будни в Инженерном училище проходили в известном установленном
порядке: классные занятия были два раза в день, от восьми часов до двенадцати и
от трех часов до шести. От семи часов до восьми кондукторы занимались
повторением уроков, а от восьми до девяти часов были или гимнастика,
фехтование, или танцы. В эти условные часы занятий Федор Михайлович или
участвовал, а в некоторых его не видно было. В то время когда кондукторы, его
товарищи, каждый, сидя у своего столика, занимался подготовкою к следующему
дню, Федор Михайлович с кем-либо из товарищей (Бережецким или
Григоровичем) гулял по рекреационной зале или беседовал с дежурным
офицером. Нередко можно было видеть его у кого-либо из товарищей, которому
он объяснял какую-либо формулу или рисунок из начертательной геометрии, которым, как Шидловский {Шидловский, будучи очень тупым, отличался от
товарищей только хорошею памятью. Он кончил образование в двух учебных
заведениях, но своими поступками, будучи государственным сановником
(губернатором, товарищем министра внутренних дел), назывался человеком с
фаршированной головой (Щедрин) или, проще, назывался барабанщиком {2}.
(Прим. А. И. Савельева.)} и др., эти чертежи были, что называется, китайской
грамотой. Всего чаще можно было видеть Федора Михайловича,
подготовлявшего товарищу сочинение на заданную тему. До вечерней повестки
нередко сбирались в рекреационной зале все, не исключая прислуги, послушать
рассказы старшего писаря Игумнова.
Это был старший писарь кондукторской роты, человек, прослуживший
долго в строю, в армейском полку; весьма честный, добрый, весьма любимый
кондукторами, большой любитель литературы и обладавший отличной памятью.
Он имел большое нравственное влияние на молодежь. Его рассказы исторические
из русской старины были весьма интересны, в особенности об Инженерном замке, о жительстве в нем в 20-х годах секты "людей божиих" {3}, об их курьезных
радениях (пляске, кружениях и пениях), о кастеляне замка Брызгалове, носившем
красный камзол с большими золотыми пуговицами, треугольную шляпу и
напудренный парик {Брызгалов еще жив был в сороковых годах. (Прим. А. И.
Савельева.)}. Игумнов в зимние вечера, по приглашению чаще всего Ф. М.
70
Достоевским, приходил в рекреационную залу и становился посреди ее.
Немедленно зала наполнялась всеми кондукторами, являлись скамейки и
табуреты, и водворялась тишина. Игумнов, обладая хорошею памятью, изустно
передавал целые баллады Жуковского и поэмы Пушкина, повести Гоголя и др.
Присутствовавшие, приходившие в восторг от рассказов Игумнова, не
ограничивались аплодисментами, но сбирали ему каждый раз обильное денежное
вознаграждение.
Нельзя забыть того из времени пребывания Федора Михайловича в
Инженерном училище, что на Федора Михайловича имели нравственное влияние
тогдашние внешние и внутренние события и лица, его окружающие.
Сохраняющий в сердце своем чувства высокой честности, он рассказывал мне
свое глубокое негодование на некоторых начальников, грабивших и
возмущающих солдат тогдашней продолжительной службы, например генералов
Батурина, Тришатного (впоследствии разжалованного в рядовые), кн. Дадьяна, зятя командовавшего войсками барона Розена, на Кавказе. Кн. Дадьян был