простотою души сказал диакон: "Да уймись звонить, слышишь, в Лавре в царь

звонят".

Карете велели тихо спускаться с горы, сами пошли пешком, стараясь

уверить, что его высочество еще не прибыл. Но смотрим: чины всей ратуши в

мундирах нас встречают! С этими господами было нетрудно изъясниться: у них

не было колоколов. Пошли мы далее. Сойдя с горы, друг чистая душа увидел

уголок, сказал мне: "Михалыч, вот здесь бы порисовать -- прекрасный вид, да где

бы приютиться?" Я указал ему лавку подле будки: "Садись здесь, -- сказал ему, --

тебе и солнце печь не будет". Он приютился, а я пошел в Лавру уведомить

митрополита, что прибыл г. Жуковский, а его высочество государь наследник

изволит прибыть не прежде как через час. <...>

ЗАМЕТКА А. М. ТУРГЕНЕВА,

НАПИСАННАЯ ПОСЛЕ СМЕРТИ

В. А. ЖУКОВСКОГО

Не только мы, знавшие чистоту души в Бозе почившего друга нашего, да и

те, которые знали его по виду, которым он был чужд, услышав последнюю весть о

нем, сказали: праведен был человек сей на земле! Потеря наша в сем мире

невозвратна, но, доколе будем здесь существовать, память о нем будет для нас

священна, образ его незабвенным, не изгладится в помыслах наших. Он --

Жуковский -- всегда останется с нами, всегда присутственным в душе нашей.

Прискорбно будет всем русским, если тело его усопшего оставят в земле

чуждой, если не воздвигнут памятника, свидетельствующего о доблестях и

достоинствах его позднейшему потомству.

В последнем его письме ко мне, полученном в ноябре прошлого года

(1851), он говорил о непрестанном его желании возвратиться на родину и сказал:

"Смотри, Ермолаф, не сыграй ты со мной шутки, не убеги до моего возвращения".

Комментарии

Александр Михайлович Тургенев (1772--1862) -- герой Отечественной

войны 1812 г., один из просвещенных деятелей первой половины XIX в., сначала

на военном, а затем и на гражданском поприще (см.: PC. 1885. Т. 47. С. 365--373),

автор "Записок" о событиях конца XVIII -- начала XIX в.

С Жуковским его связывала многолетняя дружба. Их переписка 1833--

1851 гг. (там же, 1892. No 11. С. 361--397; 1893. No 1. С. 249--253) --

свидетельство глубокой духовной связи. "Ермолафушка" (как называл Жуковский

друга) был предметом его постоянных забот. Он помогает ему материально в дни

"денежного отлива" (там же, 1892. No 11. С. 365), морально по случаю смерти

жены (там же), "готов быть опекуном Ольги [его дочери] делом, а не званием"

(там же, с. 367). В письме из-за границы от 12 октября 1841 г., рассказывая о

своей женитьбе, Жуковский добавляет: "Одно только знай, что не проходило дня,

в который бы я о тебе не думал с любовью, в который бы не желал всем сердцем,

чтобы ты был свидетелем моей семейной жизни... До сих пор я все твой по-

прежнему и на всю остальную жизнь..." (PC. 1885. No 11. С. 428). В 1840-е годы

из-за границы он обращается к А. П. Елагиной (РБ, с. 113, 116), П. А. Вяземскому

(ПВЖ, с. 66) с просьбой помнить "старика Ермолафа".

В свою очередь, А. М. Тургенев называл Жуковского "любезный,

искренний, истинный друг мой, родной не по телу, родной мне по душе, добрый

мой, чистая душа Андреевич" (PC. 1893. No 1. С. 249). Он был спутником поэта в

Москве в 1837 г., куда Жуковский приехал с наследником, и описал прогулки,

свои впечатления в дневнике. Этот дневник с 27 июля по 4 августа имеет

обращение к Жуковскому со следующей за ним надписью: "Ермолафия,

собственно до тебя относящаяся" (этим семинарским словом, означающим

"чепуха", "дребедень", многословная болтовня, иронически озаглавил он свои

записки), за что и получил прозвище Ермолаф. Текст этого обращения --

своеобразный эпиграф к дневниковым записям:

"На тебя смотрит вся Россия, вся Европа! Первая утешает себя мыслью

упования наслаждаться благоденствием, уготованным трудами и попечением

твоими при развитии душевных качеств высокого питомца твоего. Вторая знает