жизни прекрасные минуты, которые навсегда остались памятными мне, то все они

даны мне вами, князем Вяземским и Жуковским: вы могучею рукою разогнали

грозную тучу, вы из непроходимого леса моих горьких обстоятельств взяли меня,

поставили на путь и повели по нем. <...>

В. А. Жуковскому. 1 декабря 1839 г. Воронеж

Ваше превосходительство, милый и любезный наш поэт Василий

Андреевич! Дело, в котором вы по доброте души вашей приняли живое участие,

наконец, слава Богу, получило решительный конец; иск свалился с плеч моих

долой; большая беда прошла, и моя свобода, и свобода отца моего еще у нас. Как

тяготило, мучило меня и все семейство и старика отца это проклятое дело!3 Семь

лет и день и ночь -- история одна, и, если бы не вы, что бы с нами было? И все

значенье цифры смяло б до нуля. Бывши мальчиком еще, уча наизусть ваши

творения, душой сживаясь с ними, по ним любя всех вас, думал ли я в ту пору,

что придет время: увижу вас, обласкан буду вами, и как обласкан! и что милый

поэт России примет меня под свое покровительство, что в мутную пору

матерьяльных обстоятельств примет меня под свою защиту и отведет от

беззащитной головы страшную тучу, выведет из мрака моего забвения, укрепит

доброе имя, даст другое мнение, лицо и жизнь: думал ли я когда-нибудь? Даже до

этих пор, часто в сладком воспоминании воскрешая прожитое время в

Петербурге, ваши ласки, внимание, покровительство, ваше посещение Воронежа,

оживляя вас самих у себя дома, в своем городе, -- думаешь и сам не знаешь, что

это было: сон или быль? волшебная сказка или святая истина? Выше всех понятий

возвысили вы меня, и что же я, -- чем заплатил вам за все это и чем заплачу за все,

что сделано вами для меня? Ничем, -- ровнехонько ничем... Тяжело быть

должным -- и не иметь никакой возможности заплатить долга; одной же

искренней душевной благодарности, горячего чувства весьма недостаточно, мало,

чтоб уничтожить всю силу моих желаний. Надеяться на будущее? Но что же

будущее мне даст? Кругом туман и тьма; какой, откуда луч засветит мне?

Возможно ли для самой мочной воли олицетворить себя до невозможности? Есть

чудеса и будут, но для меня они уж исключенье: ужасное сознанье робкой думы:

"будь то, что будет!" До тех пор примите вновь от меня за сделанное добро одну

искреннюю, чистую, горячую благодарность от моей души. Больше ее я ничего не

могу вам ни сделать, ни сказать; нет жизни у меня для вас, кроме этой жизни...

Чувствую, что лучше бы было мне приехать нарочно в Питер и благодарить вас

лично, но этого я не могу сделать теперь. <...>

Чтобы не наскучить вам многим, посылаю одну пьеску4, которую, если

вам понравится, хотел бы посвятить вашему имени... Вы милый наш поэт, поэт

народной жизни русского духа и человек государственный! Соединить эти две

великие крайности довольно трудно и тяжело, а вы соединили их <...> Поэтому

каждый час вам, кроме моих безделок, необходимо дорог для дел великих и

святых...

Вновь за принятое покровительство в моем деле приношу вам

благодарность, -- не ту благодарность, которая холодно выговаривается в

холодной букве, но ту благодарность, которая долго и глубоко живет в теплой

груди сознательного человека; которая меньше выговаривается, но в тысячу раз

больше чувствуется на каждом шагу нашей жизни.

В. Г. Белинскому. 27 генваря 1841 г. Москва

<...> Жуковский в Москве. Я у него был5; говорил мне, что он слышал,

что я немного знаю философию, жалеет об этом; советует бросить все к черту.

"Философия -- жизнь, а немцы -- дураки" -- и проч.6 <...>

В. Ф. Одоевскому. 22 марта 1841 г. Воронеж

<...> Наскучил я вам своими просьбами или нет, угодно ли вам быть моим

покровителем или не угодно, -- не знаю сам. Имея нужды, лезу с ними к вам,

прошу вас. Да и кого ж мне больше просить о них? У меня, кроме вас, князя

Вяземского и Василия Андреевича Жуковского, никого нету, кому бы мог