общественная, литературная позиция. Большинство из них -- деятели литературы.

Свидетельства А. С. Пушкина и П. А. Вяземского, К. Н. Батюшкова и Н. М.

Языкова, А. В. Кольцова и Н. В. Гоголя, А. И. Герцена и И. С. Тургенева

помогают увидеть Жуковского в литературной борьбе эпохи, через восприятие

его поэзии как наставника и гения-хранителя русских поэтов. Участники

Отечественной войны 1812 г. и декабристы дают нам возможность увидеть лицо

Жуковского -- патриота и гражданина. Композитор М. И. Глинка, художник А. Н.

Мокрицкий, журналисты и государственные деятели говорят о различных

дарованиях поэта. Звучат голоса его родных, друзей, немецких знакомых. Около

60 свидетельств воссоздают коллективный портрет Жуковского. Этот портрет

нельзя считать исчерпывающим: нужен дополнительный фронтальный поиск

мемуаров о Жуковском в архивах, в малодоступных отечественных и зарубежных

изданиях.

Но и предлагаемая читателю книга воспоминаний о Жуковском имеет

свой смысл. Во-первых, она расширяет и конкретизирует наше сегодняшнее

представление о "Коломбе русского романтизма в поэзии". Во-вторых, многие из

мемуаров, часто и широко цитируемые по разным поводам, имеют важный

историко-литературный характер. Они дополняют какие-то эпизоды

литературной борьбы и культурного быта эпохи 1800--1840-х годов и

характеризуют не только героя мемуаров, но и их авторов, многие из которых

определяли развитие русской литературы и общественной мысли. В-третьих,

самые разнообразные формы воспоминаний и свидетельств (письма, записные

книжки, статьи, дневники) воссоздают процесс развития русской мемуаристики,

лабораторию ее поисков.

И здесь обнаруживается удивительное соответствие между жанровой

эволюцией русской мемуаристики и формами бытования образа памяти и

воспоминания в творчестве Жуковского. Вся его поэзия зиждется на культе

воспоминания. Сначала он функционирует как эмоциональный обертон поэзии,

потом становится практической философией жизни в письмах и дневниках, в

позднем творчестве Жуковского воплощается в образцах мемуарного жанра и в

эпистолярных размышлениях о его природе. Соответственно этому первые

ласточки русской мемуаристики XIX в.
– - дружеские послания 1810--1820-х

годов, воскрешающие атмосферу литературного салона и дружеского кружка,

позже -- дневники и переписка, наконец, в 1830--1840-х годах возникает

собственно мемуарная проза. Этот параллелизм творчества Жуковского и

процесса становления мемуаристики позволяет считать поэта духовным

предтечей русской мемуарной прозы.

1

Своеобразие воспоминаний современников о своей эпохе и ее людях

определено тремя факторами: общей духовной культурой эпохи, личностью

мемуариста и личностью того, кто становится героем мемуаров. Это общее

положение, будучи применено к воспоминаниям современников о Жуковском,

наполняется совершенно особенным содержанием и индивидуальным смыслом:

именно воспоминания о нем, впервые собранные и расположенные в

хронологической последовательности, обнаружили сам процесс становления

мемуарного жанра в русской словесной культуре XIX в.

Отчасти это объясняется тем, что в 1830--1840-е годы, когда начали

складываться теория, эстетика и поэтика мемуарного повествования, Жуковский

еще жил и творил, но его жизнь и творчество воспринимались не столько как факт

современности, сколько как живой памятник только что минувшей литературной

эпохи. Однако дело не только в этом. Сам Жуковский, своей личностью, своей

поэтической философией и философией жизни, своими размышлениями о сути

словесности и своей поэзией, сформировал в эмоциональной культуре

современного ему общества культ памяти, являющийся непременной опорной

точкой мемуаристики как грани этой культуры. Поэзия Жуковского явилась

одним из источников и самых значительных слагаемых той самой духовной

культуры первой половины XIX в., в атмосфере которой выросли будущие

летописцы этой эпохи, создатели русской мемуаристики того времени. Поэтому

можно сказать, что основанием, субстратом и отправным пунктом русской