Шрифт:
1813 года, чтоб схоронить Авдотью Афанасьевну Алымову, которая перед
разорением Москвы переехала к племянницам.
Его прекрасная родина -- Мишенское, опустела! Замолк веселый шум,
строения развалились, оранжереи исчезли, сады вымерзли, пруды высохли, и все
в нем стало бедно, пустынно, уныло! Тогда-то как бы в пророческом духе
Жуковский написал стихи к опустевшей деревне; эти стихи никогда не были
напечатаны и вряд ли сохранились и в рукописи; они начинались так:
О родина моя! Обурн благословенный!19
Их очень можно применить к родине Василия Андреевича, где уцелел
один только Божий храм и стоит неизменившимся свидетелем прошедшего
лучшего времени!
Однажды в 1804 или 1805 году Василий Андреевич встретился в Москве,
в доме господина Юшкова, с прежним своим учителем Феофилактом
Гавриловичем Покровским, который был переведен смотрителем гимназии в
Твери. Покровский смешался, видя молодого человека, которого он так притеснял
в ребячестве, теперь уже отмеченного публикою по своим дарованиям, любимого
и уважаемого. Но Жуковский бросился обнимать своего бывшего учителя,
встретил его, как старого друга, с искреннею радостью, не помня прежних
неудовольствий! Они долго разговаривали и расстались друзьями. Возвышенная,
благородная душа Василья Андреевича не способна питать никакого
неприязненного чувства; кроме благодушия, в ней ничто не может вмещаться, и
вот почему, дожив до старости, он сохранил какую-то младенческую ясность и
веселость. "Блаженны чистие сердцем, яко тии Бога узрят!"20
Василий Андреевич, наверху счастия, не забыл никого из прежних
знакомых; родные, друзья, даже самые отдаленные знакомые, старинные слуги,
все были им или обласканы, или облагодетельствованы; всем оказывал и не
перестает оказывать услуги, вспомоществования, какие только от него зависят.
Отечество гордится Жуковским, а друзья и родные думают о нем с сердечным
умилением и с восторгом любви и благодарности. ]
ИЗ ПИСЕМ К А. М. ПАВЛОВОЙ1
1
РАССКАЗ О ЖУКОВСКОМ
Исполняя желание твое, милый друг, Анна Михайловна, посылаю тебе
анекдот о спасении в Дерпте молодого человека от нищеты и тяжкой болезни,
которая неминуемо привела бы его к преждевременной смерти. За достоверность
этого происшествия могу ручаться. Вот оно:
Это было, кажется, под исход зимы 1815 года2. Тогда стихотворения
Василья Андреевича Жуковского печатались первым изданием; он скоро надеялся
получить за них деньги, которых у него оставалось мало для петербургской
жизни, потому что он не занимал еще той должности, которую получил скоро
после того. В ожидании денег он поехал в Дерпт, к Екатерине Афанасьевне
Протасовой, которая, выдав старшую дочь свою за профессора Дерптского
университета Ивана Филипповича Мойера, жила у него. Мойер очень был
известен глубокою своею ученостью вообще и в особенности славился как
искуснейший хирург и медик. Все теперешние знаменитости по этой части были
его учениками, как-то: Пирогов, Иноземцев, Филомафитский и другие; все они
чтят память его. А что еще было превосходнейшее в Мойере, это его прекрасная,
благородная душа и добрейшее сердце. Мог ли он не быть дружен с Жуковским?
И Жуковский поехал к нему, зная, что будет принят радостно всем семейством
как друг и близкий родственник.
Один профессор того же университета, в прекрасный день, прогуливался с
толпою студентов по улицам Дерпта и на большой улице увидел молодого
человека, окутанного шинелью, сидевшего на земле и просившего милостыни.
Господин профессор пришел в страшное негодованье! Он объяснил в самой
умной, красноречивой речи, как стыдно просить милостыню такому молодому
человеку, прибавя, что гораздо лучше работать и жить своими трудами, нежели
мирским подаянием. Молодой человек слушал в молчании и только спрятал
протянутую руку.
После этого и Жуковский, прогуливаясь, проходил также мимо молодого
нищего, который с робостью и у него попросил подаяния. Жуковский достал из