Люций Мнестор. Сестра Марья Петровна была вестник Лентул. Все прочие были

сенаторы, Patres conscripti. Костюмы наши были все одинаковы и довольно

оригинальны: на головах бумажные шапочки, на самих нас белые сорочки,

надетые сверх платьев, ничем не подпоясанные, из широких лент перевязи через

плечи и распущенные шалевые платки вместо мантий, собранные у всех и всяких

цветов.

О сюжете трагедии говорить нечего, и я не очень помню ее ход; но

памятно мне только, что я сидела в большом курульном кресле, на президентском

месте, окруженная сенаторами, сидевшими на стульях, ничьи ножки не доставали

до полу, и маленькую Катеньку насилу уговорили, чтоб она ими не болтала.

Сцена была устроена в зале; вместо кулис были поставлены ширмы и стулья. Но,

увы, негде было повесить завес. Освещение же состояло уже не из церковных

свечек, а из обыкновенных свечей. С каждого приходящего зрителя, исключая

мамушек, нянюшек, сенных краевых девушек и прислуги, взималось по 10

копеек, потому что после спектакля Жуковский хотел угостить актеров. Этот

спектакль был сюрпризом для бабушки. Прежде всего нас усадили по местам;

потом вошли зрители, которых было человек десять. Я, консул Люций Мнестор,

сказала какую-то речь сенаторам о жалком состоянии Рима и о необходимости

заплатить Бренну дань; но, прежде нежели почтенные сенаторы успели

пролепетать свое мнение, влетел Камилл с обнаженным мечом и в гневе объявил,

что не соглашается ни на какие постыдные условия и сейчас идет сражаться с

галлами, обещая прогнать их. И в самом деле, он прогнал очень скоро неприятеля.

Тотчас по его уходе явился вестник Лентул с известием, что галлы разбиты и

бегут. Не успели мы, отцы Рима, изъявить своего восторга, как вбежал победитель

и красноречиво описал нам свое торжество. Но вот наступила самая

торжественная минута. Наша родственница Бунина, большая, полная, 17-ти

летняя девица, одетая так же, как и мы, в белой рубашке сверх розового платья, с

перевязью через плечо, распущенною красною шалью вместо порфиры, с золотою

бумажною короной на голове и растрепанными волосами, введена была на сцену

двумя прислужницами в обыкновенных костюмах (m-elle Рикка и девица

Сергеева). Она предстала пред диктатора Камилла и произнесла слабым голосом:

"Познай во мне Олимпию, ардейскую царицу, принесшую жизнь в жертву Риму!"

(клюквенный морс струился по белой рубашке). Кажется, содействие этой

Олимпии решило судьбу сражения. Камилл воскликнул: "О боги! Олимпия, что

сделала ты?!" Олимпия отвечала: "За Рим вкусила смерть!" -- и умерла15. [Тем и

кончилась пиеса; зрители громко рукоплескали и требовали вторичного

представления. Оно было дано в следующее воскресенье, безденежно, потому что

дирекция была довольно богата, чтобы осветить сцену на счет прошлого сбора, но

без малейшего улучшения в костюмах и декорациях, которые очень нравились

зрителям. Это вторичное представление, равно как и первое, имело совершенный

успех. Ободренный столь блистательным началом, Жуковский сочинил драму,

извлеченную из "Павла и Виргинии": "Госпожа де ла Тур". Тут, в первой сцене, приносят завтрак. Госпожа Юшкова, желая потешить автора и всю труппу, вместо

завтрака приказала подать прекрасный десерт. Что ж случилось? Все забыли свои

роли, все актеры вдруг высыпали из-за кулис и бросились на десерт. Все шумели

и ели, не слушая директора, который, с горя, принялся кушать вместе с прочими.

Эта неожиданность понравилась зрителям больше самой драмы. Пиеса не пошла

далее.

Направление было дано! Вместо того, чтобы слушать математические

уроки или решать задачи, сидя в училище, Жуковский сочинял стихи, которыми

восхищались все его товарищи; а г. Покровский, требовавший больше всего

внимания к математике, с каждым днем все более и более был недоволен своим

учеником и наконец объявил г-же Юшковой, что если она не запретит

Жуковскому ходить в училище, то он выгонит его, за неспособностью, в пример

другим. Это очень огорчило Варвару Афанасьевну, однако она не бранила

Жуковского, видя явную несправедливость учителя. На совете между Елизаветою

Дементьевною, Марьею Григорьевною и Варварою Афанасьевною было