Бездна! Я думала, что раньше было больно? Нет. Больно стало ТЕПЕРЬ.

Дальнейшее слилось в один черно-красный калейдоскоп: я орала от боли, потом пыталась вдохнуть побольше воздуха, чтобы не задохнуться, а потом снова орала. И так было до того как... в общем, когда ребенок начал выходить я подумала, что умираю.

Дарсан говорил мне что-то, иногда кричал, поворачивал меня с боку на бок, снова говорил.

Я не слышу, мне больно, больно!

Бездна, заберите меня кто-нибудь из этого кошмара, не хочу, я не могу я просто не могу, поймите...

Дарсан, скотина, что ты делаешь?! Мне больно! Убери руки... Ай!

Мама, мамочка, пожалуйста... Пожалуйста!..

МАМА!!!

А потом пещеру наполнил новый звук: чей-то крик, громкий и противный, так кричал в детстве Амори...

Ребенок?

Родился?

– Это девочка, - лицо Дарсана, мокрое и бледное, возникло надо мной словно из ниоткуда, на грудь он аккуратно положил нечто окровавленное, завернутое в слои ткани. Эти белые волосы... Ему не идет.
– Не расслабляйся, рожаем послед.

– Чего?
– еле хватило сил выдохнуть.

– Давай!

И новый круг кошмара, только теперь словно подернутый слоем пепла; и чего-то не хватало. Левая рука все еще сжимала крыло Андаррана, но чешуя была ледяной.

Неживой.

И дыхания, мерного ритма, вдохов-выдохов, шуршания движущихся чешуек - не было.

От ужаса я заорала что есть мочи, и кажется, снова отключилась.

Перед открытыми глазами встало рассветное небо, уши уловили нежные воркования матери, а под ухом билось чье-то сердце, а пах этот кто-то лимоном. Омаэль?

Я вывернулась из его рук, отвернулась от плеча на котором покоилась моя голова, чтобы успеть увидеть, как знакомая до боли спина укрытая растрепанными белыми прядями частично окровавленными скрывается в темном проеме пещеры. Несколько мгновений и...

И грянуло землетрясение.

Грохот стоял невыносимый, сама основа мира дрожала, и от этой дрожи рушились скалы, катились камни, размером втрое больше человека... Хаос.

– Омаэль, ты видишь их?
– кричала моя мать. Она сидела у входа в пещеру, в грязи и пыли, с горящей лампой у ног и от ее былого великолепия не осталось и следа: платье разорвано, превращено в грязные лохмотья, мало скрывающие от чужих глаз, волосы сбились, макияж растекся, ногти обломаны, но она, не обращая на это никакого внимания, горбилась над свертком, лежащим на коленях, защищая его.

– Нет, - ответил мой помощник, выглядящий не намного лучше.

Я видимо плохо соображала, но понимание происходящего хоть и маячило где-то совсем рядом, а все равно постоянно ускользало, не поддавалось, не позволяло рассмотреть себя как следует.

– Вон они!
– радостно закричал Омаэль.

Тени троих драконов со всадниками пронеслись над головами; глаза заболели от пыли поднятой ими и обвалом. Пока я пыталась протереть их слабыми руками, соль-терро уже подъехали к нам, и непривычно воодушевленный голос Арасты раздался еле слышимый за грохотом:

– Бегом, ребята, пока нас всех тут не похоронило!

– Ари, старая стерва, как же ты вовремя!
– заорала в ответ мама.

– Еще бы, соль-арэо! Вау, да ты стала бабкой!

– Стала!

Омаэль передал меня кому-то, подтолкнул, и я ощутила под собой теплоту драконьего тела.

– Соль-арэо, откиньтесь на меня, - зашипели над ухом. Я послушалась.
– Готовы? Взлетаем!

Я как раз оттерла глаза, но это не сильно помогло: в рассветных сумерках все видимое пространство состояло из мутной пыли, каких-то осколков, комьев земли.

Драконы побежали в разные стороны и разом оттолкнувшись, взлетели. Нас ощутимо тряхнуло, Теолан, которую я узнала, разглядев серую чешую под пальцами, пришлось вилять из стороны в сторону уворачиваясь от летящих камней.

– Держитесь соль-арэо, - накрыл мое лицо своей рукой Рамир, а это был, разумеется он.
– Я уберегу вас. Я обещал Айону-Андаррану.

Мне оставалось лишь верить.

В Бирюзовом нас уже ждали.

Не знаю уж как мама организовала этот вылет, и, наверное, никогда не захочу знать, но никто особенно не удивился.

Когда трое соль-терро с нами на спинах, грязные, покрытые слоем пыли и подсохшей крови натекшей из мелких и не очень ссадин и царапин, кое-как, вихляя, сели, ученые-лекари, притащили сразу несколько носилок. Первую на них уложили, конечно же, меня, больше, насколько я успела увидеть, такая мера не понадобилась никому.

– Драконов осмотреть, - непреклонным тоном заявила мать.