Отложила в сторону очередную книгу.

– У кого-нибудь из вас есть хорошие новости?

Омаэль виновато поморщился. Понятно.

Истаб кивнул:

– У вас дочь соль-арэо. И есть все основания полагать, что она родится нормальной, без физиологических отклонений.

– Слава Эмифи, - сказала я, чтобы хоть что-то сказать. В ответ на эту новость ничего во мне не дрогнуло. Совсем никаких эмоций.
– Омаэль?

Соль-фэсто заложил руки за спину. Переступил с ноги на ногу.

– Истаб, не оставишь нас?

Целитель вышел. На его месте я бы давно уже тихо ненавидела наше общество: чуть что - уйди, Истаб, оставь нас, Истаб... Даже неудобно как-то.

– Говори, - киваю Омаэлю.

– Данарис пропал.

От неожиданности я даже рассмеялась.

– А этот с чего? Омаэль, что там творится? Неужто мама самолично под покровом ночи душит мужчин?

Помощник смущенно дернул плечом.

– Знать бы... Соль-арэо, кажется, все равно, что на его пропажу, что на Дарсанову.

– Ей некгда.

– Больше мне нечего сказать.

– Когда появятся известия - сообщи немедленно.

– Разумеется.

Странно, но за месяцы проведенные в Бирюзовом я совсем не соскучилась по "внешнему" миру. Казалось бы, вынужденная изоляция должна меня подавить, но ничего подобного. Даже наоборот: четкая определенность каждого дня давала мне ощущение безопасности, спокойствия и, несмотря на вполне очевидный конец этой истории, умиротворенности.

Вдобавок, начавший увеличиваться примерно четыре месяца назад живот, сейчас достиг просто ужасающих размеров, и совсем не давал о себе забыть, даже и ненадолго. Ходить стало крайне сложно, тело постоянно болело, и я уже с этим смирилась и почти перестала замечать: иначе можно и с ума сойти.

– Ужас, - качала головой, глядя на себя в зеркало.
– Неужели кто-то добровольно на такое соглашается?

– Еще как, - отозвалась Араста, перебирая мои наряды в поисках наиболее удобного.
– Самое кошмарное то, что творится с твоим телом потом.

Я не могла согласиться:

– Самое кошмарное, это то, что оно там, - указала на живот, - шевелится и я это чувствую. Брр, ужасно просто.

Из палаты, примыкавшей к ванной с зеркалом, где я находилась, послышался смех.

– Не очень-то ты походишь на порядочную мать, правда?

– Я таковой себя и не ощущаю. Скорее, инкубатором.

– Это пройдет.

– И правда, - я дотронулась до отражения своего лица - изменившегося, подурневшего.
– И весьма скоро.

Позже мы гуляли с Арастой по открытым анфиладам, разумеется, в сопровождении целой толпы целителей, и людей Аина, но они хотя бы не мелькали настойчиво перед глазами, и делали вид, что одни. Ложью веяло и от самой прогулки: анфилада, конечно же, не была открытой по-настоящему, ее защищал прозрачный купол из толстого биостекла. При некотором усилии можно представить будто мы и вправду где-то вне Бирюзового, но... зачем? Мне по-прежнему не хотелось на "свободу" что бы это ни значило.

– Они сказали вчера, что не станут ждать естественных родов, - сообщила Арасте. Ее не было со мной на осмотре, улаживала какие-то дела, и я пошла на него с Омаэлем.
– Подождут еще несколько дней и назначат операцию.

Араста ободряюще сжала мне руку.

– Не бойся, это обычная практика. Да и потом, зачем тебе ждать, еще больше изнуряя свой организм? Быстрее избавишься от этого бремени, быстрее станешь свободной.

Я хмыкнула. Эта женщина не скрывала своего отношения к моей дочери. Она вообще ненавидела любое принуждение, вынужденность и слово "надо". И, в отличие от моей матери, не впадала в экстаз при мысли об этом ребенке. Думаю, ей претила мысль, что ради этого маленького паразита мне придется отдать свою жизнь. Как и мне, но куда деваться? Ее-то не сковывал по рукам и ногам долг перед страной, перед народом и семьей.

– Мне даже пообещали пару месяцев жизни, представляешь?

– Не очень щедро, - согласилась она.
– Иногда мне хочется убить Теару.

– За что?

– За дурость. Сначала она решила завести третьего ребенка, хотя уже имела двух сыновей и наследницу - Эовис. Ее предупреждали, что не стоит столь опрометчиво играть с удачей, да кого она слушала... Думаю, врачебная ошибка и твое рождение, это ей наказание за спесь. Потом она решилась на еще одни роды - и сама же искалечила жизнь сыну, нарушив слово.