За весь род Калединых – уверяю Вас, что всегда будем ревностно служить во имя Великой, Единой и Неделимой России, во имя нерушимости Российского трона.

И приложив правую руку к сердцу, поклонился Великому князю.

Тот откровенно любовался так понравившимся ему юнкером:

«Хорошего сына воспитал Максим Каледин. Достойную замену вырастил. Далеко пойдёт этот юноша, если наши… чинодралы не загубят. И умён, и воспитан».

Вслух же сказал:

– Садись, старший урядник. Есть несколько минут – поговорим.

Дождавшись, пока Великий князь сядет в кресло, Каледин скромно присел у стола и приготовился слушать.

– Порадовал ты меня сегодня, молодец. Спасибо. Очень верно ты заметил, что будущие войны, а их и на твой век хватит, я в этом уверен, так как многие государства в мире могущества России страшатся и будут предпринимать любые меры, чтобы её ослабить, – будут совершенно иными.

А у нас, что весьма прискорбно, многие этого не хотят понимать и учат людей по старинке, совершенно не учитывая опыта передовых государств, да и своего собственного.

Командный состав боится новой техники и вооружения, плохо осваивает тактику ведения современного боя, не готовится к тому, что будущие войны будут маневренными, с привлечением больших масс войск, насыщенных автоматическим оружием, артиллерией.

Обо всём этом ты говорил совершенно правильно. И я пожелаю тебе, мой юный друг, не останавливаться в своих познаниях, готовить себя к предстоящим испытаниям с юных лет. В военном деле нельзя останавливаться, совершенствование познаний законов вооружённой борьбы не имеет пределов.

Но я хочу пожелать тебе и ещё одного – твёрдой воли, настойчивости в достижении поставленной цели.

У нас в России пока достигнешь её – лоб расшибёшь о косность и чванство чиновников. Поэтому – не страшись. Ничего не страшись. Правда – она одна. Верно служи Государю, береги солдат – и я верю, что военное счастье не минёт тебя.

Ревностная служба всегда будет замечена. И всегда пробьёт себе дорогу.

Удачи тебе, старший урядник. Хотел бы дожить до той поры, когда полки будешь водить в защиту Отечества.

Каледин встал из-за стола, вытянулся в струнку.

Великий князь подошёл к нему, уважительно похлопал по плечу:

– Ступай, голубчик. И отцу, отцу – кланяйся…

Расспросам начальства не было конца. Все, наперебой, выспрашивали у Каледина, что Его Высочество говорил, были ли у него какие-нибудь нарекания на порядок в училище, каково его мнение о конференции.

Алексею казалось, что он меньше устал от напряжения во время беседы с Великим князем, нежели от расспросов своего начальства.

Хотя он понимал, что так поступил бы и он сам. Не каждый день ведь в училище бывает столь великий начальник, да ещё и из царствующей семьи.

Поэтому он терпеливо удовлетворял интерес как своих товарищей по эскадрону, так и офицеров.

Но уже к вечеру, слава Богу, он сидел в вагоне поезда и всё перебирал в своей памяти случившееся.

На его погонах уже сверкала золотом широкая полоса знака внеочередного чина, и ехавшие с ним в одном вагоне молодые барышни – нет, нет, да и бросали торопливые взгляды на смуглолицего красавца-юнкера и томно, излишне громко, вздыхали.

А пожилой вахмистр, на груди гимнастёрки которого теснились два Георгиевских креста и четыре медали, даже крякнул от удовольствия, когда молодой юнкер предложил ему свою помощь и помог уложить многочисленные баулы и чемоданы на грузовую полку.

– Спасибо, сынок. Вижу, хорошо тебя воспитали. Это очень похвально.

Куда путь держишь? И чей будешь?

Алексей учтиво ответил, что едет во внеочередной отпуск, объявленный самим Великим князем Николаем Александровичем, на Дон, к отцу, полковнику Каледину.

Вахмистр даже вскинулся. Суетливо захлопал себя по коленям:

– Значит, Максиму Григорьевичу сынком будете?

– Да, – удивлённо ответил Алексей, – это мой батюшка.

– Вот, сподобил Господь, – чуть не на крике продолжил вахмистр, – с сынком своего командира увидеться. Мы с твоим батюшкой, дорогой сынок, в последней войне с турками воевали. Под его началом, слава Господу, был. И они, Их Высокоблагородие, и кресты мне эти вручали. Спаси Христос, с понятием был командир. Души светлой. Сам не съест. Не поспит, ежели в полку какой недогляд случится в отношении людей.