Шрифт:
Оранжевые шакалы вместе с их покровителями были посрамлены!..
Кроме главной партии немножечко мест было отведено еще трем, не представлявшим угрозы для стабильности. Среди них неизменный Владимир Вольфович, а также коммунисты и еще одна партия, рождение которой ты не застал. Называлась она «Справедливая» и лидером избрала одного из больших начальников. Тот к власти особых претензий не имел, но заявил, что, коли эта власть — в персональном ее воплощении — устанет стоять на одной ноге и опираться лишь на единую и неделимую, он готов предложить свою помощь. То есть коли одна ножка затечет, можно будет опереться на другую.
И все, казалось бы, славно, если б не мелкие пакости, не дающие главной партии спокойно насладиться победой.
Меня всегда удивляло, насколько велика бывает людская неблагодарность. Вот, скажем, тов. Зюганов мог бы тихонько занять отведенное ему место, посадить рядом небольшую группу соратников и на том успокоиться. Так нет, обиделся, что где-то как-то не так посчитали голоса. Заявил, к примеру, что в Мордовии на некоторых участках, по данным официальной комиссий, главная партия получила 104 и даже 109 процентов.
Ну и что? Во-первых, отдельные избиратели в порыве энтузиазма могли голосовать за нее по два-три раза. Во-вторых, общее число голосов сознательных жителей Мордовии, отданных за главную партию, всё же не превысило ста процентов, а составило лишь девяносто три. В то время как, скажем, в Ингушетии она получила девяносто восемь, а в Чечне — девяносто девять.
Все нормально, любовь есть любовь. Из-за чего шум?
Но добро бы шумели только проигравшие, так ведь стали возникать и все эти наблюдатели, которых милостиво допустили поглядеть, как люди опускают бумажки. Поглядели бы тихо-мирно и разошлись. Нет, полезли выяснять что и как, а после и вообще озверели, состряпали длиннющий пасквиль:
«Наблюдатели зафиксировали нарушения со списками избирателей и явкой, подкуп и принуждение избирателей, массовое использование фальшивых бюллетеней, многократное голосование по открепительным удостоверениям, вбросы большого числа бюллетеней за один раз, фальсификации при подсчёте голосов, отказы в выдаче наблюдателям копий протоколов…»
Вот она — неблагодарность людская!
Слава богу, хоть шакалы не вышли на улицу. Зато покровители не отмолчались, хотя, казалось бы, европейцы. Ведь пригласили, допустили, как порядочных, дали чуточку понаблюдать. И вот результат, вот бумаженция:
«Европейскими наблюдателями, а также некоторыми оппозиционными российскими партиями и общественными деятелями выборы оценены как несвободные, несправедливые и прошедшие с многочисленными нарушениями».
Ну скажи, разве можно после этого сохранить веру в человечество?..
Всё, заканчиваю. Устал ты, поди, уже от этих выборных баек и от моего трепа. Я сам, честно говоря, слегка притомился.
Знаешь, трепаться хорошо, наблюдая за всем на приличном расстоянии — откуда-нибудь со стороны. Вблизи оно как-то тоскливо смотрится. Тут же не треп, а жизнь.
Я вот пишу тебе сейчас об этих «встречах вождя с народом», об этих «стихийных митингах» с добротно выписанными плакатами, с одинаковыми курточками, флажками, портретиками и вспоминаю, что вся наша с тобой жизнь — та, которую ты застал, — прошла под чьими-то портретами. Тут и Никитушка-кукурузник, чей светлый лик в техникуме заставляли таскать на демонстрациях, и Леня — «Ильич номер два», портрет которого уже не таскал — в армии чуть поумнел. Но, как выяснилось, не настолько, чтобы не полезть на кособокую баррикаду из ржавых труб, ящиков и досок, над которой висел портрет Ельцина, вырезанный из журнала «Огонек».
Портреты, плакаты, постеры…
Кто-то (вроде бы Набоков) однажды сказал, что нормальная страна — это такая страна, где портрет главы государства не превышает размеров почтовой марки. Но вот сколько уж лет прошло, а опять не выходит.
Мне всё хочется понять: эта извечная персонификация власти, она в башке — потому, как ничего другого не знаем, или сознательно воспроизводится каждый раз — потому, что так удобнее править? Хотя вопрос, конечно, дурацкий. Если в башке, то, значит, в любой — и в той, которой правят, и в той, которая правит. Консенсус, знаете ли. Жизнь в ожидании чуда: «Вот придет кот».
Две попытки вырулить на иную дорогу — и в феврале 17-го, и в августе 91-го заканчивались только сменой портретов. Но всё же попытки были и повторялись. Значит, потребность все-таки есть. Вопрос — есть ли желание этой потребностью воспользоваться? Как «сверху», так, кстати говоря, и «снизу».
Словеса «демократия» и «свобода» за последние двадцать лет не произносил только ленивый. Однако хотеть «свободы» и взвалить на себя груз этой самой реальной свободы — две разные вещи. Точно так же, как болтать о демократии с высоких трибун и пойти на реальное самоограничение собственной власти.