Шрифт:
— Самоуничижение, Аристарх Петрович, паче гордости, — сказал Ковров. — Ну ладно, Юленька, ступай... Мне тобой перед Аристархом Петровичем похвалиться захотелось...
— Сергей Антонович!— укоризненно покачала головой Юлия Николаевна. — Вы, как дитя малое! Аристарх Петрович, может быть, принести что-нибудь закусить?
— Премного благодарен... Недавно от стола. Юлия Николаевна вышла.
— Как же так! Я прошу объяснить... Тут недолго и умом тронуться.
— Все правильно... Умерла и похоронена. Только тюремный врач ошибся. У Юлии Николаевны был летаргический сон.
— Как же она спаслась?
— Помните, со мной два бандита из тюрьмы убежали? Фомушка и Гречка. Так они для того и убежали, чтобы ее могилу раскопать. Наплел им кто-то, что она ведьма и у нее неразменный рубль есть. Словом, чушь какую-то. Вот так она и спаслась.
— Да-с, — после паузы изрек Аристарх Петрович. — «На свете много есть такого, что не понятно нашим мудрецам». Однако есть некоторые проблемы.
— Вот поэтому-то я к вам и обратился...
— Во-первых, судебное решение относительно вашей жены не отменено. Достаточно обычного доноса...
— Позвольте, но вы же сами сказали, что Юлия Николаевна была осуждена несправедливо, — сказал Ковров.
— И не отказываюсь от своих слов... Но судебное решение может быть отменено только в судебном заседании или решением Высочайшей особы. Я готов доказать ее невиновность и уверен, что суд согласится с моими доводами. Но в этом случае Юлия Николаевна из подсудимой превратится в свидетельницу... А на каторгу пойдут другие люди... Вот этих людей вам и следует теперь опасаться, Сергей Антонович.
— Черт побери! Не зря я к вам обратился... Все правильно. Хлебонасущенский и генеральша фон Шпильце... Вот по ком тюрьма плачет! И мы их туда совместными усилиями препроводим!
— Не говорите гоп, пока не перепрыгнете! Не так это просто. Улики исчезают, свидетели изменяют показания... Я год бился, так и не сумел... Россия! Припомните-ка, что народ про суды да законы сочинил…
— Вы по-немецки читаете?— неожиданно спросил Ковров.
— Ну, не так чтобы Шиллера... А, впрочем, в университете был в немецком не из последних.
— Тогда торжественно вручаю вам эту тетрадь...
— Что это?
— Дневник доктора Катцеля, личного доктора генеральши. Здесь подробнейшим образом описано преступление, совершенное над Юлией Николаевной, и роль Амалии фон Шпильце в нем. Я надеюсь, что дневник не увидят праздные люди. Речь идет о чести моей жены...
— Даю слово, — успокоил его Аристарх Петрович. — Но как доказать, что дневник принадлежит именно доктору Катцелю?
— Там вложено несколько рецептов, написанных его рукой.
— Это уже кое-что... А согласится ваша жена давать показания?
— Согласится... Мы хотим жить на родине открытой жизнью... Мы хотим, чтобы наши дети могли гордиться нами, а не скрывать наши имена. Юлия Николаевна готова давать показания...
— Ну, что ж... Позвольте откланяться...
— Нет, нет... Нам еще о многом нужно поговорить... Вот, видите эту пачку листов?.. Это — собственноручно написанные показания Хлебонасущенского, где он сознается во всех своих преступлениях.
Аристарх Петрович схватил стопку листов, быстро стал просматривать страницу за страницей. Ковров, довольно улыбаясь, наблюдал за ним.
— Рука его... Это точно... Как же вам удалось, милостивый государь?.. Значит, Чернявого тоже он... Впрочем, я так и думал... А что это за покушение на Ивана Вересова?
— Вот — пуля, вот — револьвер... — Ковров достал из письменного стола вещественные доказательства.
— Ну, милостивый государь, вам нужно по нашему ведомству служить... Лет через десять министром будете...
— Это не моя заслуга. Николая Яковлевича Чечевинского не имеете чести знать?
— Фамилия известная...
— Его работа...
— Письменные показания, вещественные доказательства... Все это очень ценно... Но нужен автор этих показаний... Я его, конечно, сыщу, но...
— Степан! — позвал Ковров. — Скажи барину, чтобы зашел в кабинет, и этого, ну, ты знаешь кого, с собой прихватил.
— Позвольте полюбопытствовать, Сергей Антонович. Каким образом у вас оказался дневник доктора Катцеля? Вы год были в Швейцарии...