на ветвях орешника,

По арбузным грядам, по грядам

огурцов с серебряными нитями

листьев,

По солончаку, по апельсинной

аллее или под остроконечными

елями,

Через гимнастический зал, через

салун с глухо занавешенными

окнами, через контору или через

зал для собраний,

Довольный родным и довольный

чужим, довольный новым

и старым,

Радуясь встрече с некрасивою

женщиною так же, как с красивою

женщиною,

Радуясь, что вот вижу квакершу, как

она шляпку сняла и говорит

мелодично,

Довольный пением хора в только что

выбеленной церкви,

Довольный вдохновенною речью

вспотевшего методистского

пастора, сильно взволнованный

общей молитвой на воздухе,

Глядя все утро в витрины Бродвея,

носом прижимаясь

к зеркальному стеклу,

А после полудня шатаясь весь день

по проселкам или по берегу

моря с закинутой в небо головой,

Обхватив рукою товарища, а другою

– другого, а сам посредине,

Возвращаясь домой с молчаливым и

смуглым бушбоем

(в сумерках он едет за мной на

коне),

Вдали от людских поселений, идя по

звериным следам или

по следам мокасинов,

У больничной койки, подавая

лихорадящим больным лимонад,

Над покойником, лежащим в гробу,

когда все вокруг тихо,

всматриваясь в него со свечой,

Отплывая в каждую гавань за

товарами и приключениями,

Торопливо шагая среди шумной

толпы, такой же ветреный

и горячий, как все,

Готовый в ярости пырнуть врага

ножом,

В полночь, лежа без мыслей в

одинокой каморке на заднем

дворе,

Блуждая по старым холмам Иудеи бок

о бок с прекрасным

и кротким богом,

Пролетая в мировой пустоте,

пролетая в небесах между звезд,

Пролетая среди семи сателлитов,

сквозь широкое кольцо

диаметром в восемьдесят тысяч

миль,

Пролетая меж хвостатых метеоров и,

подобно им, оставляя

за собою вереницу огненных

шаров,

Нося с собою месяц-младенца,

который во чреве несет свою

полнолунную мать,

Бушуя, любя и радуясь,

предостерегая, задумывая, пятясь,

выползая, появляясь и вновь

исчезая,

День и ночь я блуждаю такими

тропами.

Я посещаю сады планет и смотрю,

хороши ли плоды.

Я смотрю на квинтильоны созревших

и квинтильоны незрелых.

Я летаю такими полетами текущей и

глотающей души,

До той глубины, где проходит мой

путь, никакой лот

не достанет.

Я глотаю и дух и материю,

Нет такого сторожа, который мог бы

прогнать меня, нет такого

закона, который мог бы

препятствовать мне.

Я бросаю якорь с моего корабля лишь

на короткое время,

Мои посланные спешат от меня на

разведки или возвращаются

ко мне с донесениями.

С острой рогатиной я иду на охоту за

тюленем и белым

медведем, прыгая через глубокие

трещины, я хватаюсь

за ломкие синие льдины,

Я взбираюсь на переднюю мачту,

Влезаю в бочонок для вахты,

Мы плывем по северному морю,

много света кругом,

Воздух прозрачен, я смотрю на

изумительную красоту,

Необъятные ледяные громады

плывут мимо меня, и я плыву

мимо них, все отчетливо видно

вокруг,

Вдали беловерхие горы, навстречу им

летят мои мечты,

Мы приближаемся к полю сражения,

скоро мы вступим в бой,

Мы проходим мимо аванпостов

огромного лагеря, мы проходим

осторожно и медленно,

Или мы входим в большой и

разрушенный город,

Развалины зданий и кварталы домов

больше всех живых городов

на земле.

Я вольный стрелок, мой бивак у чужих

костров.

Я гоню из постели мужа, я сам

остаюсь с новобрачной и всю

ночь прижимаю ее к своим бедрам