Шрифт:
За одним стоит сам капитан и наводит
его на грот-мачту врага,
Два другие богаты картечью и
порохом, и они приводят
к молчанию мушкеты врага и
подметают его палубы
дочиста.
Этой маленькой батарее вторят одни
только марсы, и больше
всего грот-марс,
Они геройски держатся до конца всего
боя.
Нет ни минуты передышки,
Течь опережает работу насосов, огонь
подбирается к пороховому
складу.
Один из насосов сбит ядром, и все
думают, что мы уже тонем.
Невозмутимый стоит маленький
капитан,
Он не суетится, голос его не
становится ни громче, ни тише,
Его глаза дают нам больше света, чем
фонари у орудий.
К двенадцати часам, при сиянии луны,
они сдаются нам.
<>
36
<>
Широко разлеглась молчаливая
полночь.
Два огромных корпуса недвижны на
груди темноты,
Наше судно, все продырявленное,
тихо погружается в воду, мы
готовимся перейти на захваченный
нами фрегат.
Капитан, стоящий на шканцах,
хладнокровно отдает команду,
лицо у него бело, как мел,
А невдалеке труп ребенка, который
был прислужником в каюте,
Мертвое лицо старика морехода с
длинными седыми волосами
и тщательно завитыми баками,
Пламя, что, наперекор всем усилиям,
по-прежнему пылает внизу
и на палубе,
Хриплые голоса двух или трех
офицеров, еще способных
сражаться,
Бесформенные груды трупов и
отдельные трупы, клочья мяса
на мачтах и реях,
Обрывки такелажа, повисшие снасти,
легкое содрогание
от ласки волн,
Черные бесстрастные орудия, там и
сям пороховые тюки,
сильный запах,
Редкие крупные звезды вверху,
мерцающие молчаливо
и скорбно,
Легкие дуновения бриза, ароматы
осоки и прибрежных полей,
поручения, которые дают
умирающие тем, кто остаются
в живых,
Свист ножа в руках хирурга,
вгрызающиеся зубья его пилы,
Хрип и сопение раненых, клекот
хлынувшей крови, дикий
короткий визг и длинный, нудный,
постепенно смолкающий
стон, -
С этими так, эти безвозвратно
погибли.
<>
37
<>
Эй, лодыри, там на часах! за оружие!
Врываются толпою в побежденную
дверь! О, я сошел с ума!
Я воплощаю в себе всех страдальцев
и всех отверженных,
Я вижу себя в тюрьме в облике
другого человека,
Я чувствую тупую, безысходную боль,
Это из-за меня тюремщики
вскидывают на плечо карабины
и стоят на часах,
Это меня по утрам выпускают из
камеры, а на ночь сажают
за железный засов.
К каждому мятежнику, которого гонят
в тюрьму в кандалах,
я прикован рука к руке и шагаю с
ним рядом.
(Я самый угрюмый и самый
молчаливый из них, у меня пот
на искаженных губах).
И вместе с каждым воришкой,
которого хватают за кражу,
хватают и меня, и судят меня
вместе с ним, и выносят мне
такой же приговор.
И с каждым холерным больным,
который сейчас умрет, я лежу
и умираю заодно,
Лицо мое стало серым, как пепел,
жилы мои вздулись узлами,
люди убегают от меня.
Попрошайки в меня воплощаются, я
воплощаюсь в них,
Я конфузливо протягиваю шляпу, я
сижу и прошу подаяния.
<>
38
<>
Довольно! довольно! довольно!
Что-то ошеломило меня. Погодите
немного, постойте!
Словно меня ударили по голове
кулаком.
Дайте мне очнуться немного от моего
столбняка, от моих снов
и дремотных видений,
Я вижу, что чуть было не сделал
обычной ошибки.
Как же мог я забыть про обидчиков и
их оскорбления!
Как же мог я забыть про вечно
бегущие слезы и тяжкие удары