– В каком вы чине?
– интересуюсь, пропуская Эрика в дверь своих покоев.

Полицейский щелкает себя по нашивкам на рукаве и усмехается, полушутливо разведя руками.

– Старший патрульный, милорд, всего-то.

– Поменять бы вас местами с вашим начальством, - в открытую мечтаю я.
– Толку было бы не в пример больше. Ставьте свои датчики, господин старший патрульный, и дадим друг другу возможность отдохнуть. Спокойного вам дежурства.

Оставшись, наконец, без посторонних глаз, я прохожусь по комнате, заглядываю в бар, захлопываю дверцы, так и не выбрав напитка. Разговор должен состояться, и я, а не Эрик, должен его начать, но это болезненно тяжело.

Хватит тянуть время, легче не станет, решаю, устав от собственной трусости.

– Ты этого не делал, - вернувшись к Эрику и усевшись в кресло напротив, говорю, смешав в интонации утверждение и вопрос. И со страхом ожидаю ответа.

– Не делал, - кивает любовник. Голос у него спокоен и чуть заторможен.
– Могу поклясться всем, что у меня есть.

А ведь он держится из последних сил. Мысль отдается в теле всплеском жалости и уважения, сплетенных в странном симбиозе.

– Налить тебе чего-нибудь?
– спрашиваю я, припомнив давнишний способ Эрика приходить в себя после стресса.

– Не нужно, - отвечает он, зябко потирая кисти.
– Я что-то пил на балу, и если смешаю, то боюсь выключиться. Ты сейчас поедешь к Лерою?

– Смысл?
– кривлюсь. Мальчик сейчас спит, сообщения о его состоянии должны поступать на комм исправно.
– Потерплю до утра. Нужно сообщить Нару, но мне жаль его будить.

– Что с ним сейчас?
– тоскливо спрашивает Эрик, не уточняя, с кем именно.

– Без изменений, - автоматически сверившись с коммом, говорю я.
– Еще может быть масса неприятностей, но операцию он пережил и кровопотерю - тоже.

Осторожное облегчение на угловатом лице проявляется незамедлительно, и так же быстро исчезает.

– А мы... со мной что теперь?
– не глядя на меня, уточняет Эрик. Словно не знает, чего от меня ожидать. И, признаться, я на миг задумываюсь о том, что ждало бы меня, окажись я в том же положении на Барраяре.

– А тебя мы будем вытаскивать, - стараясь говорить спокойно, отвечаю, - искать ту мразь, что разыграла весь этот спектакль с тобой в главной роли. Или, - не выдерживаю, - ты ожидал другого?

– Даже если не я это сделал, получается, ударили его все равно из-за меня?
– размышляет Эрик.
– Я бы не удивился, если...

В повисшей паузе читается все. "Если бы ты, Иллуми Эйри, испугался за своего ребенка так, что разделался со мной под горячую руку."

– Если мы сейчас примемся выяснять, из-за кого ударили Лери, - невесело усмехнувшись, обрисовываю я свою позицию, - то увязнем в вероятностях. Может, это из-за моих денег, а может, из-за его будущего, кто может сказать наверняка? Я тебе буду благодарен, если не станешь считать меня всепрощенцем. Если бы ты был виновен...

Я недоговариваю. Только угроз сейчас и не хватало. Но в комнате словно темнеет на мгновение, а Эрик морщится.

– Если бы я убил кого-то в ответ на оскорбление, - резко отвечает он, - то признался бы сразу. Иначе его не смоешь.

Повисает тягостная тишина.

– Это я так, - помолчав, добавляет Эрик.
– Я не убиваю детей. Но ты... поступай, как сам решишь. Я не хочу, чтобы от меня тебе были неприятности.

Вот что он имеет в виду? Что я ему ничего не должен, и если сейчас долг призывает меня одновременно к защите сына и чужака, то выбор должен быть очевиден, а Эрик его поддержит и поймет?

Слов у меня нет, по крайней мере, пристойных.

– Ты мне выдаешь карт-бланш?
– уточняю я, не веря собственным ушам.
– Знаешь, что охранник ни словом не погрешил против истины: между тобой и приговором - только я, и все равно говоришь мне: занимайся, мол, Старший Эйри, своими делами, а на меня не оборачивайся?

– Я не женщина и не ребенок, которых следует защищать любой ценою, - кивает Эрик.
– Так что выдаю. Знаешь, как говорится... делай что должно и будь что будет. Я в жизни и не такие передряги переживал.

– Смею ли я тебе напомнить, что эта конкретная может стать исключением?!
– огрызаюсь я, не выдержав, и враз гасну.
– Прости. Я на себя злюсь. Не следовало ни тебя отпускать, ни доводить до срыва у Лери.

– Задним умом все крепки, - замечает он.
– Мне тоже не следовало сидеть, забившись в угол, и лелеять свою обиду. Так и рвется с языка - "сглазил". Но я не делал твоему мальчику зла, - морщится он, - честно.

– Я знаю, - кивнув, подтверждаю.
– Ты мог потерять самоконтроль, но вредить Лери не стал бы. Иди сюда.