– ... увы, мэтр Деррес, беды не выбирают времени. Чудовищное стечение обстоятельств, покушение на моего ребенка и лень полицейских, не желающих делать свою работу как должно.

Он излагает вкратце суть дела - включая и резюме тех разговоров с полицией, которые я до того не слышал, - и заканчивает фразой:

– Происхождение моего деверя автоматически рассматривается как повод объявить его основным подозреваемым и разойтись по домам. Что меня не устраивает. Я желаю правильного ведения дела и обоснованного беспристрастного приговора, кому бы он ни был вынесен. Надеюсь, слуги порядка не столь беспечны, чтобы, сразу получив барраярца в качестве сладкой добычи, всю остальную отпустить, не заметив?

– Полицейские уже допрашивают слуг дома, и дело это долгое, - сообщает Деррес со злорадством человека, которому самому не удалось выспаться и он доволен, что другим повезло не больше.
– Пока ничего сенсационного не обнаружено, или это умело от меня скрывают.

Он разворачивает документы на своем портативном органайзере - маленькое техническое чудо вместо старомодной папки с бумагами.

– Я бы хотел прояснить для себя статус господина Форберга, раз уж он оказался в центре этого дела.

– Он мой деверь, - пожимает плечами Иллуми так, словно это все объясняет.
– Дееспособный, в пределах семейных обязательств.

Адвокат кивает, делая пометку.
– И лорда-наследника это положение дел не устраивало?

– Лорд-наследник не был поражен в правах, - спокойно комментирует Иллуми.
– Вряд ли у него были формальные причины для недовольства.

Деррес разводит ладони.
– Щекотливость ситуации в том, что истец находится под вашей опекой, а ответчик - под вашим покровительством. Это ставит вас в очевидное для всех положение конфликта интересов.

– Дело не в моей пристрастности. В невиновности Эрика я убежден, - твердо говорит Иллуми.
– Чего, увы, не скажешь о полиции. Каковы наши шансы добиться смены следователя? Я не люблю, - кривится он, - когда мне обещают вытрясти признание из моего же родича.

М-да. Похоже, он всерьез уверен, что здешняя полиция стала бы выколачивать из меня признание в убийстве шоковыми дубинками. И это немного неуютно.

Адвокат пожимает плечами.
– Полиция действует по совокупности улик, а не на основании знания о человеческой душе, милорд. Все известные им факты, о которых вы рассказали, говорят не в пользу вашего родственника. Он просто идеально подходит в пустую рамку под портрет неизвестного преступника: мотив, повод и возможность.

Деррес делает паузу и осторожно уточняет:

– И все же этот неизвестный - не мистер Форберг? Я буду отстаивать невиновность клиента в любом случае, но я должен знать правду.

– Он невиновен, - повторяет Иллуми упрямо.
– А эти так называемые улики не стоят ни кредита именно потому, что их чересчур много. Эта картина сложена кем-то специально, чтобы полиции осталось лишь дорисовать лицо. Лицо человека, которому я верю.

Адвокат тщательно подбирает слова.
– Милорд, я надеюсь, вы не оскорбитесь, если я скажу, что ваше доверие к новому родственнику... беспрецедентно?

– Будь он коренным цетагандийцем, я бы верил ему не больше и не меньше ни на йоту, - отрезает Иллуми.
– Хотя, возможно, он бы меньше нуждался в моей защите, и полиция не была бы против него с самого начала предубеждена.

Адвокат задумчиво хмурится.
– Трудно назвать предубеждением улики и результаты экспертизы, против которых есть только слово мистера Форберга.

Иллуми презрительно фыркает.

– В уликах слишком много несообразностей. Оружие с отпечатками даже не спрятано, а брошено прямо на месте преступления. Разве хоть один здравомыслящий человек станет оставлять возле жертвы предмет, полностью его уличающий? И если бы нападавший хотел убить Лероя, ему бы хватило еще одного удара ножом. Что за странная метода - озаботиться оружием, подстеречь жертву, но оставить ее истекать кровью в людном месте?

Он качает головой.

– Похоже, у сына или у моей семьи в целом есть враг, пытающийся таким образом добиться своей цели. Как только мы поймем, что это за цель, уверен, злоумышленник будет найден.

– Милорд Иллуми, - терпеливо поправляет адвокат, молча выслушавший всю эту лекцию, - ваш сын - очень везучий человек.
– Он делает машинальный жест, который я по здравом размышлении считаю охранительным знаком.
– Люди отправлялись к предкам и после меньшего.

– Не думаю, что везение или невезение моего сына - доказуемая вещь, - возражает Иллуми.
– А мотивы - вполне. Какой мотив приписывают Эрику?

– Месть, я полагаю, - пожимает плечами адвокат.
– Ответ на оскорбление.

Иллуми невесело усмехается.
– Я знаю, в чем состояла ссора: мой сын хотел, чтобы Эрик уехал, и ради исполнения этого желания был готов на все: от увещеваний и просьб до денег и угроз. Он и мне не преминул сказать, что считает мой выбор неподобающим. Но Лерой не волен был в сложившейся ситуации, и в его распоряжении не было ничего кроме слов. Вряд ли они показались моему деверю столь опасными, что на них следовало отвечать ударом ножа, не так ли?