– Сердце, - верно поняв мой намек, объясняет собеседник, - увы, оно отказало брату так неожиданно, что врачи смогли лишь констатировать его гибель. Благодарю вас за участие, столь неоценимое еще и потому, что недавно вы сами пережили подобную нежданную потерю.

Это он о Хисоке, конечно, но еще какая-то мысль мелькает, пытаясь пробиться в сознание. Нет, не уловил.

– Ваш брат оказал моей семье услугу, свидетельствуя на суде, - отвечаю, - и прошу вас, господин Тарно, не стесняйтесь в просьбах, если вашей семье потребуется любая возможная помощь.

Предложение безусловно формальное, но столь же обязательное к произнесению. Эстаннис и отвечает на него столь же формальной благодарностью.

– Наш клан признателен вам, лорд Эйри. Прошу меня простить, сейчас я вынужден вернуться к делам столь же спешным, сколь скорбным.

Заверив в почтении и прочем, я обрываю связь. Что-то в мировом порядке пошло вкривь и вкось - покушение, суд, скандалы, болезнь, теперь вот смерть. Риза не жаль ни на йоту, и я сам хотел подпортить ему жизнь, но что причиной такой череды бед? Больное сердце - скорее экзотика для совершенного генотипа, внезапный смертельный приступ настораживает и пугает, как любое из необъяснимых несчастий.

От части из них, впрочем, я постараюсь охранить свою семью, пускай и чужими руками.

***

Пелл одет полуофициально: наряд подходит, чтобы встретить гостя, прибывшего по формальному поводу, но все же не настолько торжественен, чтобы превратить эту встречу в сложный этикетный танец. Даже волосы у него завязаны самым простым, воинским узлом - символом силы и прямоты. Таков он сам, таков и его дом, сейчас тихий и обманчиво пустой: в усадьбе Харов можно скрытно спрятать целый полк, и здесь ли грозный Старший рода, можно лишь догадываться.

За обменом приветствиями следует выверенный и точный ритуал чаепития; горячий жасминовый настой с толикой лимонного масла делает пасмурный день теплее и проясняет ум.

– Что скажешь, если я попрошу тебя взять под руку моего Лероя?
– не тратя времени на долгие поклоны, спрашиваю я. Как бы я ни был уверен в том, что Пелл Хар согласится принять моего сына под опеку, но в душе опасаюсь отказа.- Я имею в виду официальное покровительство.

– А твоему сыну уже пора обзавестись таковым?
– благодушно удивляется мой друг.
– Что ж, предложение лестное. У тебя хороший наследник, и отполировать его до блеска было бы почетно.

– Я тебе был бы крайне благодарен за участие в его судьбе, - уверяю.
– Если твой дед не будет против.

Друга мои опасения смешат, а не пугают.

– Дед точно не преминет высказаться, что в мои годы мне самому нужен покровитель, но в глубине души, я полагаю, тоже будет польщен.

Пелл соглашается легко, но меня это не радует - наверняка, он сам не знает, что за ношу готов принять на плечи.

– Дружище, - очень аккуратно предупреждаю я.
– Я в двойственном положении. Мне очень нужно и выгодно твое согласие, но я не хотел бы, чтобы однажды ты меня вспомнил недобрым словом. Лерой отнюдь не идеален, ты еще столкнешься с изъянами его характера, и я с трудом представляю, как он умудрится удержать дом, но надеюсь, практицизм Кинти и твои советы ему помогут.

– Ну, дом он получит еще не скоро, и к тому времени успеет повзрослеть, - рассудительно замечает Пелл.
– Не принимай недостатки молодости за пожизненные пороки: и ты в его возрасте наверняка был не столь блестящ, как сейчас. Не беспокойся - я подтолкну его в нужном направлении, остальное вопрос закалки и времени. Материал в нем хороший.

– Пяти лет тебе хватит, как полагаешь?
– интересуюсь я.
– При том, что я не стану принимать в процессе активного участия, задача не из легких. Впрочем, воспитатель из меня неважный, так что, может быть, это как раз к лучшему.

– А куда ты денешься?
– переспрашивает Пелл скорее риторически.
– Гневлив, но отходчив: это как раз про тебя сказано.

Печать ли это войны или природный дар: попадать в цель, не целясь?

– Боюсь, в данном случае я отойду весьма и весьма далеко, - дернув щекой от невольно причиненной боли, признаюсь я.
– Мы проиграли дело, видишь ли.

Пелл опускает свою чашку так медленно, будто она наполнена расплавленным металлом.

– Вы...
– преодолев легкий ступор, говорит он.
– Эрика осудили?

Вопрос о том, где захоронено тело, он благоразумно не задает. Я отмечаю эту тактичность и криво усмехаюсь.

– Я сочувствую тебе, - договаривает он, наконец, - но... что это меняет?

На секунду я пытаюсь представить себе то, о чем он сейчас говорит: дело проиграно, жизнь, качнувшись, встала на прежнее место, ни в чем не изменившись, - и признаю эту фантазию отвратительной.

– Это все расставило по местам, - пытаюсь я объяснить.
– Я не стану цепляться за остатки былого, Пелл, это бессмысленно; так что я намереваюсь разделаться с семейными делами, отдать старшинство и оставить свой дом в надежных руках. Собственно, потому-то я и здесь.