Как ни странно, искомое находится: свободные брюки и рубашка из теплой ткани, темно-зеленой и мягкой, как мох, с вытравленными листьями по вороту.

– Это действительно домашняя одежда, - предупреждает меня ее владелец.
– Нет, не вроде пижамы, но на улицу в таком не пойдешь. В ней еще прилично встретить старых друзей или посидеть вечером в саду. Для выхода на люди поищи похожий покрой, но ткань вроде этого, - мазнув ладонью по темному муаровому шелку, - плюс нижняя рубашка или шейный платок. Немного непривычно, но пристойно.

Кивнув, что понял, делаю шаг назад из гардероба. Только теперь я сообразил, что заставляет меня недоумевать.
– Забавно. Я ждал, что твоя одежда пропахла одеколоном. А запаха нет. Он нестойкий, не пристает к ткани или у меня насморк?

– Он пахнет, соприкасаясь с кожей, - улыбается гем-лорд, объясняя мне прописную цетагандийскую истину.
– Сам попробуй, если хочешь. В комнате холодно, тебе и вправду остывать не стоит. Предложу-ка я тебе что-нибудь из своих вещей вместо пледа. Вон ту зеленую, раз вы с ней друг другу уже представлены?

– Не слишком смешно я буду смотреться в вещах с твоего плеча?
– сообщаю полу-утвердительно.

– Не так уж мы и отличаемся в росте, - мягко поясняет Эйри, словно не поняв подтекста моей неловкости.
– Слуг я отпустил, мы одни. Так что надевай со спокойной душой.
– Он наблюдает, как я тщательно расправляю стоячий ворот и пробегаю пальцами по пуговицам, и констатирует: - Тебе идет. Зеркало там, за кроватью.

Останавливаюсь, вдруг представив происходящее со стороны. Жалко я должно быть, смотрюсь.
– Хватит. Попросить размять мне спину, заявиться к тебе в спальню, напроситься на угощение, выклянчить рубашку... Не люблю навязываться.

Смотрит на меня недоумевающе и немного зло.
– Прекращай это уничижение, Эрик. Если ты навязываешься - я тогда чем занят?

А действительно, чем? Усмехаюсь.
– Приручением.

В гостиной я оккупирую диван и жду, пока на стол последовательно выставляются чайник, тонкостенные чашки без ручек и блюдца с печеньем-сладостями. Мне еще достается высокий запотевший стакан, где в чае плавает до стеклянности прозрачный ломтик лимона. Гем снимает с одного блюдца резной хрустальный колпак, открывая нечто варварски-сложное - настоящий мини-замок из крема и теста, - и принимается снимать с пирожного слои хитрой резной лопаточкой.

– Я не так представлял себе цетагандийцев, - говорю я, смакуя терпкую холодную кислинку по глотку и вспоминая, что он мне рассказывал о своем здешнем житье.
– Холодное оружие, лошади, живой огонь, дикий кусок леса... Я-то думал, вы переделываете обычных животных во всякие диковины. Или архаика - твой личный конек?

Кивает, словно ничуть не удивившись.- В чем-то. Я известный оригинал.

– И поэтому никто не удивился, что твой брат завел себе барраярца?
– решаюсь спросить.

Морщится, словно в креме попался кусочек ореховой скорлупы.
– Это был скандал. Но сплетничать вслух отныне боятся, а над остальным я, увы, не властен. Рано или поздно им надоест.

Сижу, рисую пальцем прозрачные дорожки на стенках стакана. Потом хмыкаю, пораженный внезапной мыслью.
– Погоди... Тебе со мной легче, потому что у тебя не совсем обычные для цета интересы? Или тяжелее потому, что из-за меня твоя особость у всех на виду?

– Не ты же в чужой глупости виноват, - говорит убежденно Эйри, отодвигая блюдце.
– Мне может быть тяжело с тобой, но не из-за тебя. Но да, ты в чем-то прав. Мы и похожи, и различны. В самый раз, чтобы не убить друг друга и чтобы не соскучиться. Хотя сказал бы мне кто-нибудь раньше, что ты подпустишь меня так близко...

Это звучит без угрозы, но я невольно возвращаюсь во времени назад, клубок ассоциаций всплывает в памяти сам собой, и я не замечаю, как ежусь.

– Мерзнешь?
– переспрашивает, сделав неверный вывод.
– Я так и ждал. После сеанса у тебя разбалансированы энергии, имей в виду. И пока не выздоровеешь, будь осторожнее.

А впрочем - одиночество не менее холодная штука, чем страх. Но этого я не скажу. Лучше говорить о здоровье.
– Жаль, мне нельзя просто влезть в горячую воду и полежать там с час. Врачи запретили. Шрам должен зарубцеваться сперва, говорят.

– Уже зарубцевался, как по мне. Кстати, а остальные отметины откуда? Внушительная у тебя коллекция.

– Среднестатистическая, - пожимаю плечами.
– И на физиономии ни одной, повезло. А ведь я почти десять лет воюю... воевал, - поправляюсь. Отныне и навсегда - прошедшее время.
– Не вдаваясь в детали, все мои отметины можно поделить на три части: детские глупости, дуэльно-тренировочные - памятки и ваши подарочки. Последних больше всего.

Неожиданно мягко поправляет.
– Я не собирался бередить военные раны. Просто удивился. У нас такое убирают хирургически, эстетизма ради.