Хохочет. Я невольно присоединяюсь, а, отсмеявшись, не отказываюсь заполировать удовольствие еще одним глотком. В голове шумит приятным фоновым гулом - как прибой в морской раковине. И хмельная рассеянность не дает моментально среагировать на сказанное добродушным тоном: - Хороший у тебя голос.

Комплимент? Неужели в том самом лесу, где водятся лисы, издохло что-то крупное?
– Ты терпеливый слушатель, - только и могу ответить.

– Мне просто нравится, - отвечает без обиняков.
– А у тебя все песни любимые, как у Арно, или есть особенно соответствующая натуре?

– Не знаю, - развожу руками.
– Что последним напишется - то и любимое, обычно так. Под настроение.

– Споешь последнюю?
– интересуется. Физиономия у него осторожная, словно хотел сказать что-то важнее, но передумал.

Да пожалуйста. Последняя у меня еще свеженькая, как буханка только из печи, с подгорелой корочкой. Далека от романтики, что есть, то есть. Зато достаточно коротка.

Чуть мешкаю, пробуя новые аккорды и устанавливая пальцы на грифе.

Ушло навсегда, как вода в песок,

Былое мое везенье:

Для правильной смерти, и то не смог

Я выбрать должное время.

Ритм у песни вышел простой, рубленый, почти немелодичный. Наверняка в глазах здешнего народа именно такой пристал барраярцу.

Не понимаю, кем дальше быть

В спектакле этом гротесковом.

За крайнюю дурость моей судьбы

Я взял бы расчет, да не с кого.

Я сам от нее получу сполна,

За всяческий промах - втрое:

Удача - капризная девка; она

Любит одних героев.

Я не герой, уж точно. Что было - то сплыло. Теперь только и могу, что языком трепать. Те же жалобы на жизнь я, помнится, прежде излагал скучной прозой, но, может, эстетической цетагандийской натуре стихи ближе? Сложилось вот сегодня, когда я вздумал отдохнуть в обнимку с гитарой.

– Ты не боишься упрекать свою удачу?
– спрашивает Иллуми после долгой паузы.
– Это дурной знак. Она действительно капризна... и любит поклонение.

– Меня она из рядов своих поклонников с треском выставила.
– Широкий залихватский жест выходит чересчур размашистым. Опьянение меня все-таки настигло. Вместе с неудержимым зевком, после которого я запоздало прикрываю рот ладонью.

– Ты устал, - констатирует. Что в переводе должно означать "ты пьян" или "хватит на сегодня песен".
– Может, ляжешь спать?

– Пожалуй, - соглашаюсь.
– Спать - это хорошо. Ох и будет меня колбасить завтра с утра...
– На великодушное предложение подлечить меня микстурой отвечаю пьяно и решительно: - Не заслужил! И вообще, если бы природа не изобрела похмелье, человечество бы позорно спилось, - добавляю нравоучительно, вытягиваюсь на покрывале и закрываю глаза.
– Спокойной ночи.

***

Я не получаю наутро на свою гудящую голову ожидаемого разноса за пьянство, и мне делается даже слегка совестно. Если цетагандийцу хватило выдержки не критиковать мои обычаи, надо бы оказать ответную любезность, преодолеть лень и познакомиться с его. Начиная с того, что у меня есть под рукой и что не противоречит моим принципам, разумеется. Гем-грим в перечень не входит.

Когда я спускаюсь к обеду с листком бумаги в руках и уделяю ему внимания больше, чем свежей ветчине, Иллуми удивляется.

– Задачка на логическое сложение, - приходится объяснить.
– Слушай, у вас еще никто не впадал в приступ буйной шизофрении в ванной комнате?

Только что я методично проинспектировал флаконы на полочке под зеркалом. Их обилие и надписи не обнадежили. В названиях использовались исключительно поэтические словеса типа драгоценных жемчужин, лунного света и драконьего дыхания; комментарии "оказывает благоприятное воздействие на ваше состояние, когда Луна на закате входит в знак Тельца" вызывали желание полезть то ли в библиотеку за таблицами эфемерид, то ли в бар за коньяком (которого здесь нет); странной формы корешки в пузырьках насторожили, а цветная косметика для тела, якобы меняющая окраску в зависимости от настроения, показалась клоунской. Часть субстанций была липкой и совершенно не мылилась, я еле отскреб их с ладони. Целая батарея масел оказалась в основном приятна на запах, но бесполезна. Уже задним числом я понял, что в ванном шкафчике гостевых комнат и должно стоять нечто, совсем для меня не предназначенное, вроде набора из десятков крошечных кисточек и баночек для нанесения гем-грима...

Устрашенный, я, наконец, залез в ванну с самым нейтральным куском простого белого мыла, клятвенно пообещав себе разобраться во всей этой премудрости или приказать слугам убрать все лишнее с глаз долой. Вот и изучаю список наибольших странностей, шевеля губами, потому что запомнить это наизусть - еще тот труд.

– Почему шизофрении?
– не понимает он.

– А что, нормальный человек полезет в ванную с астрологическим справочником? А заодно с определителем по ботанике?
– Шутка обиды не вызвала, вот и славно.