Тем временем во Львов пожаловали почетные гости из командования войск Антанты и президента Вильсона — французский генерал Бартелеми, английский генерал Картон де Виятр, делегат Соединенных Штатов Америки профессор Лорд, английский полковник Смит.

Это по их прямому настоянию галицийские украинцы вынуждены были прекратить вооруженную борьбу за свой исконный исторический город, чтобы спустя некоторое время видеть, как под торжественный перезвон колоколов всех католических костелов и монастырей Львова по мостовым, на которых еще недавно алела кровь убитых украинцев, поедет маршал Франции Фош, один из создателей католического «санитарного» кордона против большевизма.

Ему, да и всем правительствам Антанты, заинтересованным в удушении молодой Советской власти, деятельно помогали создавать этот кордон не только военный министр из правительства Пилсудского генерал Станислав Шептицкий, папский нунций в Польше, монсеньор Ратти (будущий папа Пий XI), но также и митрополит греко-католической церкви граф Андрей Шептицкий.

Уже после разгрома гитлеровской Германии во Львове были найдены следы прямогоучастия митрополита Андрея Шептицкого в подготовке интервенции против СССР. В архиве одного разоблаченного украинского фашиста была обнаружена... ночная сорочка. Когда ее окунули в химический раствор, выяснилось, что на полотне сорочки написано донесение украинских буржуазных националистов — Костя Левицкого и бывшего диктатора ЗУНР (Так называемая «Западноукраинская народная республика».) Евгена Пет-рушевича. Избравшие местом своего жительства Вену, эти организаторы предательства интересов трудящихся после развала Австро-Венгрии писали на сорочке, которую повез их агент во Львов в 1922 году «межпартийной раде» всех украинских националистических партий, о недавней поездке митрополита Андрея Шептицкого в Америку:

«Ставим вас в известность, что митрополит сообщил из США, что его работа на политическом поприще приносит несомненные успехи. Следует признать, что мысль о вооруженной интервенции против России в кругах Антанты не только не остыла, но даже начинает принимать все более конкретные формы. Не исключена, а даже вполне допустима возможность, что Антанта обратится и к нам — непосредственно или через других лиц,— чтобы мы приняли участие в этой интервенции».

Кость Левицкий и Евген Петрушевич, ближайшие друзья митрополита, не были удовлетворены тем, что отправили уже однажды, в первые дни мировой войны, на верную смерть почти целое поколение га-лидийской молодежи, призывая ее сражаться под знаменами Габсбургов за чужие, австро-германские интересы. Теперь они хотели загнать галицийских украинцев при помощи митрополита Шептицкого в легионы Уинстона Черчилля. Еще в двадцатых годах нынешнего века они заискивали перед теми господами, которые сегодня стали хозяевами украинских националистов.

«...Правда, мы не можем еще утверждать, что нам удалось принудить Англию к явномувыступлению в наших интересах,— писали далее Левицкий и Пет-рушевич,— однако все свелось к тому, что английская Лига наций в Лондоне в ближайшие дни на собственные средства издаст брошюру о нашем деле, требуя признания самостоятельности Восточной Галиции. Большие услуги оказывают нам известные госпожа Дебуале и Черчилль... Нам удалось заинтересовать английские финансовые круги и галицийской нефтью...»

Однако надежды на англо-французскую интервенцию в России были отодвинуты, и генерал во Христе, Андрей Шептицкий, вместе со всем своим украинским националистическим окружением все больше и больше склоняется в сторону немецкого фашизма.

Еще в прошлом веке для большинства современников был загадкой не только крутой поворот этого блестящего австрийского драгуна к духовной карьере, но и многие его последующие действия. Одни польские магнаты, заинтересованные в сохранении своей экономической власти в Галиции, называли Шептицкого «великим человеком». Другие, недалекие «паны Заглобы» из родовитой шляхты,— «предателем польской нации», лишь потому, что граф вдруг заговорил на украинском языке — «хлопском наречии» и якобы «покровительствует гайдамакам». Они не могли простить Андрею Шептицкому того, что, принимая у себя в палатах генерала Станислава Шептицкого, этот генерал во Христе, не желая дразнить окружавших его каноников возвращением к близкому ему польскому языку, говорил с братом исключительно на нейтральном, французском языке. Время от времени, дабы укрепить в народе легенды о своей независимости, Андрей Шептицкий позволял себе даже не соглашаться с политикой Ватикана.

Это было, когда польское правительство начало забирать так называемые поуниатские церкви на Холмщине, а папа Пий XI продал их наконец пилсудчикам за два миллиона злотых. Только по тактическим соображениям Шептицкий держал при себе некоторых священников, склонившихся к православию, либо назначал в епископы не очень нравившихся Ватикану иерархов. Генерал во Христе, Шептицкий, предпочитал быть «бархатным диктатором», нежели унтер-офицером Пришибеевым. Он понимал, что всякие крутые меры против народа, который не раз поднимался против насильственной и быстрой латинизации с оружием в руках, могут вызвать снова народные волнения в большем масштабе и ускорить процесс революционного брожения в Галиции. Гибкий, осторожный метод действий по осуществлению планов Ватикана казался кое-кому либерализмом Шептицкого, его «симпатиями к православию», но этот либерализм только лил воду на мельницу митрополита.

Мечтая о распространении католицизма на Востоке и о том, как бы ему закрепиться в России, митрополит Шептицкий знакомился с научным социализмом. И осенью 1939 года, и накануне смерти Шептицкого мы видели в его кабинете на одних и тех же полках его богатой библиотеки вместе с папскими буллами и энцикликами полное собрание сочинений Маркса и Энгельса, сочинения Ленина и даже... «Краткий курс истории ВКП(б)».

После вторжения гитлеровцев население Львова да и других оккупированных областей Западной Украины обязано было под страхом строжайших репрессий сдать для сожжения эти и другие советские издания. Андрей Шептицкий мог считать для себя совершенно необязательными подобные приказы немецкого командования. Разве виднейшие чины гестапо не знали, что князь церкви если и знакомится с марксизмом-ленинизмом, то только для того, чтобы «поражать его в самое сердце»?

Сидя в своем уютном кресле-троне, он перечитывал «Диалектику природы», «Капитал» и «Анти-Дюринг» с тем, чтобы изучить основы научного социализма и всеми силами своего разветвленного церковного аппарата бороться против ненавистного ему с детства «опасного» учения, все больше и больше проникавшего в Западную Украину и поднимавшего народ на единственно правильный путь борьбы с захватчиками. Волнения прозревающего народа не могли уже быть остановлены так, как это было в начале XX века. Народ втягивался все больше и больше в революционную борьбу, и ни «осадники», ни «корпус охраны пограничья», ни концентрационные лагеря, подобные Березе Картузской, ни Луцкая и Дрогобычская тюрьмы не могли повернуть вспять колесо истории.