Шрифт:
По выходным у них проходили романтические встречи в отеле «Шато Мармон» в Голливуде. Затем, в течение нескольких последующих дней, она чувствовала себя очень несчастной. «Не знаю, что с ней происходит в эти дни, — писала ее сестра Бернис другому родственнику. — Она слишком много задумывается по поводу любой мелочи. Кажется, что она уже не хочет просто вскочить и начать жить, как всегда делала Норма Джин. Вместо того чтобы сделать ее храбрее, терапия сделала ее более робкой. Я определенно боюсь за нее».
Бернис, возможно, не была высокообразованной женщиной, но она хорошо знала свою сестру и точно определила ее основную проблему. «Вся эта терапия» определенно заставила Мэрилин продумывать и перепродумывать каждый свой шаг в реальной жизни и в кино. Она больше ничего не оставляла на откуп случаю. Каждое действие должно было стать организованным, все было поставлено на службу развития ее внутренней жизни. Это было бы прекрасно, но дело в том, что для этого ей постоянно приходилось воскрешать в памяти дурные воспоминания. В результате большую часть времени она была очень несчастна. Как ни странно, в то время у нее практически не было реальных причин страдать. Она стояла на вершине мира. Была успешна. У нее были деньги. У нее была интересная роль в фильме, который обещал стать настоящим хитом. Однако у нее был и новый врач на Западном побережье — и отсюда все остальные проблемы. Она постоянно размышляла о своем грустном детстве, своих тревожных отношениях с Глэдис, вынужденном браке с Джимом Догерти, о кошмаре с Джо ДиМаджио и любых других мучительных эпизодах прошлого. И как актриса, работающая над ролью в «Автобусной остановке», и просто как женщина, занимающаяся усовершенствованием своей жизни, она постоянно находилась во мраке и никак не могла выйти из него на свет. И теперь ей приходилось общаться с человеком, который значительно превосходил ее интеллектуально, и это было для нее мучительно. Куда бы она ни смотрела — в прошлое или в будущее, — картина везде казалась ей достаточно тревожной. Она стала своей болью, — и у нее не было никакой возможности избежать этого.
Мэрилин и Артур женятся
Интерес HUAC к Артуру Миллеру достиг пика 21 июня 1956 года, когда его вызвали в Вашингтон для дачи показаний по поводу его предполагаемой связи с некоторыми коммунистическими организациями. Комитет сделал все, что было в его силах, чтобы отыскать связь между Миллером и СССР, — они даже позвонили Дж. Эдгару Гуверу в надежде, что, возможно, что-то из собранного его ведомством досье можно будет использовать против него, — но напрасно. Поскольку Гувер не стал ничего придумывать, Миллер был чист. Однако он был вынужден появиться на слушании и подчинился этому требованию, чтобы покончить с этим. Он не называл имен — главным образом потому, что не знал их. Например, он подтвердил, что в 1940-х годах он посетил несколько встреч коммунистических писателей, но не назвал имена тех, с кем он там общался, рискуя навлечь на себя гнев суда.
Его речь была довольно скучной — Миллер явно не был харизматической личностью, — но кое-что из его показаний вызвало определенный интерес. Он упомянул, что хотел бы получить обратно свой заграничный паспорт, объяснив: «Я занимаюсь проектом, находящимся в стадии переговоров. Они должны происходить в Англии, и я буду там с женщиной, которая затем станет моей женой». Это было большой неожиданностью для всех — включая Мэрилин, которая сидела дома, наблюдая за слушанием по телевизору. (В конце концов Миллеру все же вернули паспорт.) Во время перерыва в слушаниях Миллеру сказали: конгрессмен Фрэнсис Э. Уолтер, возглавляющий группу обвинения, легко мог бы снять все претензии, если бы Миллер смог убедить Мэрилин сфотографироваться с Уолтером. Сам факт подобного предложения многое говорит об этих слушаниях. Миллер, естественно, отказался. (В июле Конгресс вызвал его в суд за неуважительное поведение.)
Мэрилин не была уверена в своих чувствах, следя за выступлением Миллера по национальному телевидению во время этих странных слушаний в HUAC, когда он сказал о своем намерении жениться на ней. С одной стороны, это заявление произвело на нее впечатление — ведь это означало, что его чувства к ней достаточно сильны, раз он счел необходимым объявить об этом по национальному телевидению. Однако ей также было жаль, что он сначала не обсудил это с ней. Его смелость обеспокоила ее. Он вообще не принял во внимание ее чувства. Как он мог быть настолько самонадеянным? В конце концов, она ведь была Мэрилин Монро и могла получить любого мужчину, какого только захотела бы. Неужели он был настолько дерзким, чтобы предположить, что у нее нет другого выбора? «А он нахал, — заявила она Милтону Грину. — Я имею в виду, что мне жаль, что он не сообщил мне о своих планах жениться на мне». Но, несмотря на это, она больше не хотела оставаться одинокой. Она сказала, что ей нравится быть влюбленной и она надеется, что ее чувство к Миллеру — настоящее, серьезное. Сейчас она ощущала нечто вроде обязательства. Ей сообщили, что от нее ожидают, и — возможное доказательство того, что Норма Джин все еще была жива-здорова — она была готова сделать это. Поэтому 22 июня она собрала пресс-конференцию и сказала, что — да, она выйдет замуж за Артура Миллера. Прямо перед этой пресс-конференцией машина, ехавшая позади Мэрилин и Артура, врезалась в дерево. В катастрофе погибла руководитель нью-йоркского бюро «Пари матч» княгиня Мария Щербатова. Мэрилин очень переживала этот несчастный случай, но все равно эту пресс-конференцию провела.
В тот же вечер Артур и Мэрилин поженились. Церемония была очень быстрой — всего четыре минуты! Брак был зарегистрирован судьей графства Вестчестер, Уайт-Плейнс, Нью-Йорк. Затем, 1 июля, прошла вторая, иудейская, церемония. Никому ничего не сказав, Мэрилин прошла краткий курс иудаизма, что позволило ей выйти замуж по канонам веры (хотя она никогда не будет серьезно следовать канонам веры в обычной жизни).
За два дня, которые прошли после первой церемонии, Мэрилин сильно усомнилась в правильности своего решения. «Она не была уверена, что любит его, — сказал один из ее родственников, — но она не была уверена, что не любит. Но тем не менее основной проблемой для нее было интеллектуальное неравенство с этим человеком. Ее неуверенность к тому времени разрослась до невероятных размеров. Она не могла не задаваться вопросом, что этот интеллектуал хочет от нее, и это сводило ее с ума. Неужели он просто, как и Джо [ДиМаджио], хотел заполучить трофей в виде красотки-жены? Что в действительности происходит?»
И перед началом второй церемонии — которая должна была происходить в доме агента Артура, Кей Браун, — Мэрилин была в очень плохой форме. Каждый раз, когда кто-нибудь приближался к ней с поздравлениями, у нее слезы навертывались на глаза. Она совершенно не выглядела счастливой невестой. Мил-тон Грин сказал, что ей не обязательно участвовать во всем этом. Он заявил, что гостям просто предложат разойтись, и все. Лучше некоторое смущение, чем еще один неудачный брак. Мэрилин кивнула, соглашаясь. Второй церемонии не было бы, что фактически аннулировало бы первую. Около минуты она чувствовала себя лучше, но затем поняла, что она не может сделать так — не может подвести Артура Миллера, оскорбить его подобным образом. Поэтому она взяла себя в руки и решила участвовать во второй церемонии. Позднее Мэрилин вышла, улыбаясь гостям, — она действительно была хорошей актрисой.
«Принц и хористка»
Большая часть лета 1956 года была посвящена съемке следующего фильма Мэрилин — «Принц и хористка», где она играла главную роль вместе с Лоуренсом Оливье. Фильм снимался в Лондоне. Мэрилин и ее новый муж, Артур, поселились в Парксайд-Хаус, большом особняке на Инглфилд-Грин. Репетиции начались 18 июля и продолжались до 3 августа. Съемка началась 7 августа и продолжилась до ноября.
Впервые Лоуренс Оливье познакомился с этим сюжетом, когда вышел на лондонскую сцену, играя в пьесе Теренса Раттигана «Спящий принц», послужившей прототипом для фильма. Сэр Лоуренс играл там вместе со своей женой, Вивьен Ли, которую мы навсегда запомним как красивую, находчивую Скарлетт О'Хара, героиню романа Маргарет Митчелл «Унесенные ветром».