И теперь именно Глеб Боткин пытался вывести претендентку из того отчаянного положения, в котором она находилась течение предыдущих десяти лет. Он нанял Эдварда Фоллоуза, члена коллегии юристов города Нью-Йорка, чтобы тот защищал финансовые интересы Чайковской. С момента казни Романовых в Екатеринбурге прошло десять лет, и Глеб опасался, что оставшиеся в живых члены венценосного семейства могут оспорить права на наследство, подав иск против любого возможного банка в Европе. Глеб встал на этот путь не потому, что сам был жаден и надеялся получить выгоду в случае обнаружения подобных счетов, а потому, что действительно был озабочен будущим фрау Чайковской. У него самого денег было немного, и он не мог позволить себе заботиться о претендентке, но вместе с тем он считал, что ей должны быть созданы хотя бы скромные условия существования. Когда Фоллоуз тем летом готовил для Андерсон завещание, она, не ставя никого в известность, назвала основными наследниками Глеба и Татьяну. Глеб каким-то образом узнал об этом и заставил Фоллоуза составить новый документ, согласно которому, в случае если претендентка сочтет нужным завещать ему какую-то сумму денег, все права на них получит американский Красный Крест. {36}

С этого времени финансовая проблема стала камнем на шее у Анны Андерсон, что послужило подтверждением для тех, кто подозревал ее в мошенничестве и полагал, что иск, выдвинутый ею, был не чем иным, как недостойной попыткой прибрать к рукам мифические богатства Романовых. Все деньги, которыми обладали Романовы до революции, пропали, и это было очевидно. Но каково положение дел со счетами за рубежом? Деньги были. Это были как государственные, так и частные активы. Различие между этими видами вкладов сохранялось лишь в памяти самодержавно мыслящих Николая и Александры. Все активы в Германии были заморожены, а те, что находились в Англии, по утверждению членов семьи Романовых, были из патриотических соображений возвращены, чтобы оплачивать военные расходы. На самом деле деньги были оставлены в Банке Англии, поскольку сэр Джордж Бьюкенен, посол Великобритании в России, часто доставлял императрице достаточно большие суммы денег {37}.

Крайне загадочном оставался вопрос, сохранились ли хоть какие-нибудь деньги Романовых и в каких именно финансовых учреждениях? Анна Андерсон сообщила Фоллоузу, что Николай II положил в Банк Англии на имя каждой из своих дочерей по 5 миллионов рублей, и эти деньги предназначались им в качестве приданого. По словам Андерсон, она говорила об этом Ольге Александровне, когда та навещала ее. {38} Многие сторонники Андерсон считали, что сведения об этом предполагаемом богатстве и привели к тому, что жадные Романовы, живущие в изгнании, не признали в ней дочь русского императора Анастасию. {39}

«Это все фантастика, причем ужасно вульгарная, – сказала Ольга Александровна. – Стала бы моя мать получать пенсию от короля Георга V, если бы у нас были хоть какие-то деньги в Англии? Все это бессмысленно». {40} Но ее сестра Ксения Александровна захотела узнать, не является ли это все правдой, и наняла двух юристов отыскать любые вклады, сделанные ее покойным братом и на которые она могла бы предъявить права {41}. Но с другой стороны, ни один человек так никогда и не нашел никаких богатств Романовых – ни в Банке Англии, ни в одном другом британском банке, но это было не доказанным фактом, а скорее предположением, которое подливало масло в огонь интриги. Настойчивая и ни от кого не скрываемая погоня Глеба Боткина за этим мифическим богатством, в которой он выступал от имени претендентки, выглядела в глазах многих в лучшем случае недостойной, а в худшем глубоко подозрительной. Таким образом, Глеб, который так часто и не стесняясь в выражениях бросал клеветнические оскорбления и обвинения тем, кого он считал врагами «Анастасии», создал себе репутацию некоего злого гения в духе Макиавелли, намеренного использовать Андерсон для своего обогащения. Подобные предположения были ошибочными, но наибольший вред был принесен, когда летом 1928 года Фоллоуз создал «Корпорацию Гранданор». За большие финансовые взносы, сделанные в корпорацию с целью поддержать претендентку материально и обеспечить выплату гонораров юристам, нанимаемым ею, лица, сделавшие взносы, получали определенное количество акций корпорации. В том случае, если и как только будут найдены богатства Романовых, о которых идет речь, обладатели этих акций получат вознаграждение, пропорциональное их вкладу. {42} Для многих данное обстоятельство означало лишь то, что искренние усилия больной молодой женщины в той борьбе, которую она, по мнению многих, вела за то, чтобы восстановить утерянное прошлое, приобрели вид не самой удачной охоты за сокровищами.

И именно это – возможность того, что Боткин и Фоллоуз предпримут попытку продавить решение вопроса через суд общего права – вынудило княгиню Ксению Георгиевну написать отчаянное письмо к Виктории, маркизе Милфорд-Хейвен и сестре императрицы Александры, в котором она просила взять на себя ответственность за финансовое обеспечение претендентки и таким путем прекратить этот недостойный балаган. Однако на это Виктория ответила так: «Я много думала над тем, что вы написали мне по поводу положения дел с А (я так и буду называть ее и далее в этом письме), а также о действиях, которые мне, по вашему мнению, следует предпринять. Я также разговаривала по поводу вашего письма с Ирэной… Я совершенно неспособна относиться к ней так, как если бы она действительно была моей племянницей, и я торжественно клянусь вам, что мне доставило бы огромную радость думать иначе, поскольку я действительно любила детей моей бедной сестры Аликс, которых я почти ежегодно видела перед войной, и последний раз встречалась с ними накануне войны. Мой путь к этому моему решению не был легким, но в нем нет и предубеждений. Вопрос о том, чтобы поддержать А деньгами или каким-то иным способом, для того чтобы спасти нас от множества возможных неприятностей, то есть той опасности, о которой вы предупреждали меня, требует взвешенного подхода. Лично я пришла к заключению, что у меня нет возможности последовать вашему предложению, и мне предстоит быть готовой лицом к лицу столкнуться со всеми печальными последствиями, которые могут стать результатом моего отказа. Можете не сомневаться, что люди, объявляющие себя то одним, то другим членом замученной семьи, будут появляться и далее. Я не могу сама и не стану советовать кому-либо из моих родственников брать на себя груз ответственности за будущую жизнь А и за ее действия» {43}.

Вплоть до осени 1928 года ничего не происходило, и создавалось впечатление, что ни одна из сторон не хочет торопить события в вопросе об установлении личности Андерсон. Но в октябре 1928 года в Копенгагене умерла вдовствующая императрица Мария Феодоровна. В течение двадцати четырех часов те Романовы, которые проживали в Дании, а также бывший великий герцог Эрнст-Людвиг Гессенский в Дармштадте выступили с заявлением, которое, судя по всему, было подготовлено заранее. Ссылаясь на отрицательное мнение великой княгини Ольги Александровны, баронессы Софии Буксгевден, а также Пьера и Александры Жильяр, это заявление решительно отказывало претендентке в каком-либо праве на родственную связь, провозглашая: «По нашему твердому убеждению женщина, которая называет себя госпожой Анастасией Чайковской и которая в настоящее время находится в Соединенных Штатах, не является великой княжной Анастасией Николаевной». Это было, говорится в заявлении, «очень трудно и больно для нас, ближайших родственников царской семьи, примириться с мыслью о том, что не уцелел ни один из членов той семьи. Мы бы охотно поверили, что по крайней мере хотя бы один человек смог спастись в ходе того массового истребления 1918 года. Мы бы одарили уцелевшего всей той любовью, которая все эти годы искала и не могла найти объекта приложения. И в нашей великой любви мы бы утопили нашу великую печаль, что нам не дано было защитить этих чистых сердцем людей, эти примеры доброты и любви от языков их врагов, источающих клевету. Но наше чувство долга требует, чтобы мы заявили, что все, что имеет отношение к данной женщине, вся ее история – это чистый вымысел. Наша память о дорогих нам усопших не должна ставиться под сомнение в силу того, что ширится распространение этой нелепой сказки, и она набирает силу». Вариант этого заявления, который был опубликован в Дании, подписали тринадцать членов семейства Романовых: великая княгиня Ольга Александровна, ее сестра, великая княгиня Ксения Александровна, и ее муж, великий князь Александр Михайлович, а также шесть их сыновей, князья Андрей Александрович, Федор Александрович, Никита Александрович, Дмитрий Александрович, Ростислав Александрович и Василий Александрович, а также их дочь, княгиня Ирина Александровна, и ее муж, князь Феликс Юсупов. Это заявление подписали также великий князь Дмитрий Павлович и его сестра, великая княгиня Мария Павловна – двоюродные брат и сестра императора Николая II. Вариант заявления, который увидел свет в Дармштадте, дополняли подписи Эрнста-Людвига, великого герцога Гессенского и двух его сестер: Виктории, маркизы Милфорд-Хейвен и принцессы Ирэны Прусской {44}. Но из этого перечня только трое – Ольга Александровна, принцесса Ирэна Прусская и князь Феликс Юсупов – встречались с претенденткой.

Глеб Боткин отнесся к этому заявлению как декларации об объявлении войны, он увидел в нем «возмутительный» и «ничем не спровоцированный» жест, который, как он заявил, «вызвал в нем отвращение» {45}. В ответ, явно по собственной инициативе и без консультаций с кем-либо, Глеб нанес ответный удар, широко используя при этом средства массовой информации. Он писал великой княжне Ксении Александровне: «Со смерти вашей матери не прошло и двадцати четырех часов… а вы уже поспешили сделать еще один шаг в заговоре, направленном против вашей собственной племянницы… Крайне неприятное впечатление оставляет тот факт, что даже у смертного одра вашей матери, вашим наибольшим желанием, должно быть, является желание лишить обманным путем свою племянницу имеющихся у нее прав, и это ужасно, что у вас нет элементарного чувства порядочности подождать всего несколько дней, перед тем как возобновить свою позорную борьбу… Избранный вами способ подачи вашего заявления явно рассчитан на то, чтобы ввести в заблуждение общественное мнение…

Заявление сопровождает обычная нелепая ложь, которой характеризуется вся эта кампания подлой клеветы, которую вы ведете против своей несчастной племянницы… Но разрешите мне на какой-то момент оставить без внимания всю эту злобную ерунду и обратиться к фактам, хорошо известным вам. Коротко говоря, эти факты сводятся к тому, что существует весьма большое состояние, как в деньгах, так и в недвижимости, которое принадлежит усопшему императору и его наследникам, включая личные денежные средства Великой княжны Анастасии, и теперь все они по праву должны принадлежать ей. Фактом является и то, что вы не один год с помощью мошеннических приемов пытаетесь завладеть этим состоянием, и то, что большая часть сведений попала к вам только после того, как о них рассказала Великая княжна Анастасия; что в 1925 году ваша сестра Великая княгиня Ольга практически признала Великую княжну Анастасию, получив уверения лечивших ее докторов, что последняя не проживет больше месяца; что как только Великая княжна Анастасия стала выздоравливать, и вы больше не могли рассчитывать на ее скорую смерть, вы и ваша сестра стали обличать ее как самозванку… Я отказываюсь верить, что вы действительно убеждены, что миссис Чайковская не является Великой княжной Анастасией. Вы хорошо знаете, что она помнит даже малейшие детали своего детства, что она обладает всеми физическими признаками, включая родимые пятна, что ее почерк в настоящее время нисколько не отличается от того, какой имела она в юности… Вы также знаете, что ее личность была в полной мере удостоверена большим количеством людей, честность которых не подлежит сомнению, и которые встречались с ней еще во времена ее детства, в том числе и несколькими членами Императорской фамилии России. Далее, вы знаете, что все врачи, которые когда-либо лечили ее, единодушно были согласны с тем, что с научной точки зрения для нее невозможно быть кем-то еще, кроме как той, на чей титул она претендует.