— Я надеюсь на вашу интуицию, мисс Грей. Вы сможете почувствовать, когда опасность нависнет над Евой. Если это произойдет, немедленно свяжитесь со мной по электронной почте! Обещайте мне, дорогая Энни, что выполните мою просьбу, — глаза профессора горели тревожным огнем, он говорил взволнованным и умоляющим тоном.

— Да, профессор, обещаю, что выполню все в точности, сэр.

***

Они уехали. Потянулись дни. Я привыкла часто видеть Марка и теперь страдала от разлуки. Мне приходилось читать и слышать о том, что влюбленные тяжело переносят расставание. Сейчас я в полной мере убедилась в правдивости таких историй. Это мучительно — быть вдалеке от любимого. По пять раз на день я проверяла электронную почту, ожидая письма от Марка, но писем не было. Молчал и телефон. Через день, не выдержав, я позвонила моему парню сама, но механический голос сообщил, что в данный момент невозможно связаться с набранным номером.

В день отъезда агирусов, то есть в понедельник, я пошла на похороны Джеймса Фостера. Там собралась чуть ли не вся деревня. Ева держалась, как могла, но было заметно, что она страдает. Соня не отходила от матери. Многочисленные родственники из Польши, а также некоторые соседи, помогали на поминках, которые семья Евы устроила в соответствии с польской традицией — намного более пышными, чем это принято в нашей деревне.

Поминки проходили на ферме, куда приехали многие жители Белдорфа, присутствовавшие на похоронах. Родственники Евы приготовили настоящий хороший обед с несколькими переменами блюд. Чтобы все могли разместиться, столы были расставлены во дворе жилого дома фермы под навесом из полупрозрачного пластика.

Едва мы сели за стол, как поднялся брат Евы по имени Янек и, взяв в руку бокал вина, начал свою речь:

— Я бы хотел сказать несколько слов в память о муже моей сестры. Джеймс сделал Еву счастливой и мне невыносимо жаль, что это счастье оказалось коротким. Я горжусь, что мне довелось познакомиться с этим человеком. Надеюсь, что он теперь в хорошем месте. Давайте помянем Джеймса.

Янек отпил немного вина из бокала и сел на место. Все последовали его призыву, выпив вина или колы, или сока. Как это принято во время поминок в Польше, двери дома были распахнуты настежь. С того места, где сидела я, через дверной проем была хорошо видна прихожая и часть гостиной. Я рассеянно смотрела в ту сторону, как вдруг увидела, что прихожую пересекла Эллинор и исчезла в той части помещения, где находилась кладовая.

— «Может быть Эллинор направилась в кладовую, чтобы принести гостям еще какую-то еду или вино?», — подумала я, но все же любопытство заставило меня встать и пойти в дом. Приблизившись ко входу в кладовую, я заглянула внутрь и, никого не увидев, сказала:

— Эй!

Послышался шум — будто что-то упало на пол. Я вошла в кладовую и лишь тогда увидела Эллинор — она стояла слева от входа, испуганно глядя на меня. У ее ног лежала какая-то банка.

— Как ты меня напугала, Энни!, — обиженно проговорила норвежка, — ну разве можно так подкрадываться к людям?

— Прости, Эллинор, я и не думала подкрадываться. Просто на мне сегодня бесшумные кеды. А что ты здесь делаешь?

— Ничего особенного, — Эллинор захлопала ресницами, напустив на себя вид детской невинности.

Я усмехнулась, сказав мысленно:

— «Можешь не стараться, дорогая. Этот твой приемчик, возможно, срабатывает в отношении некоторых мужчин, но со мной такой номер не пройдет и тебе придется ответить на вопрос по существу!», — и я продолжала ждать, придав своему лицу вопросительное выражение. Сама не знаю почему, но Эллинор мне не нравилась, она казалась мне фальшивой.

— Я пришла сюда за пивом, — наконец ответила Эллинор и стянула с полки коробку с дюжиной бутылок темного пива.

Я наклонилась и подняла упавшую банку. Она выглядела очень старой, словно была выпущена пару десятилетий назад. Надписи были сделаны на польском языке и я не могла прочесть их, однако стандартные изображения указывали на то, что в банке находится яд — крысиный яд, о чем также красноречиво поведала жестокая картинка с видом мертвой крысы, лежащей на спине с задранными кверху лапками.

— Почему здесь находится крысиный яд?, — спросила я у Эллинор.

— А где же ему еще быть, как не в кладовой?, — резонно ответила девушка, взяла из моих рук банку и водрузила ее на место, где раньше стояло пиво.

***

В среду перед обедом я пошла в деревню, чтобы купить мыло и шампунь. По дороге домой, почти на окраине деревни, я встретила Соню Складовски. Мы остановились поболтать посреди тротуара, но в эту минуту послышались крики со стороны новой Лесной улицы — кричали сразу несколько человек. Мы с подругой побежали туда.

В районе строительства, возле одного из новых домов — у коттеджа номер пять по улице Лесной, образовалась толпа и царила суматоха. Мы подбежали и с удивлением увидели среди людей, в основном работников со стройки, норвежку Эллинор. Она плакала навзрыд.

— Здравствуй, Эллинор, что случилось?, — наперебой выкрикнули я и Соня.

Девушка подняла глаза и увидела нас.

— Привет, девочки, — сказала она, продолжая всхлипывать, — тут такой ужас, даже говорить не могу... ооой..., — и Эллинор снова разревелась.