— Это очень ценная книга и Мэри в последнее время работала именно с ней. Представляешь, Энни, моей сестре удалось купить ее в соседней деревне на распродаже старых вещей. В той деревне очень долго продавалась одна запущенная усадьба, наконец, нашелся покупатель, который выгреб все старое имущество из дома, чердака и подвалов, а потом прямо во дворе устроил распродажу этого хлама.

Фолиант был грязным и запыленным, но Мэри с моей помощью привела его в порядок. Это рукописная книга и в ней изложены события, происходившие в наших краях в прошлом. Ее автором был какой-то местный приходской священник. Прошу тебя, Энни, обращайся с книгой осторожно и верни мне ее, когда закончишь работу, — попросила Ребекка, протягивая увесистый том.

— О да, конечно, мэм, — ответила я, принимая книгу, а сама, тем временем, лихорадочно вспоминала свой первый кошмар, в котором мертвая Мэри Тэтчер, требуя разобраться в тайне ее убийства, хлопнула рукой по старой книге в кожаном переплете, странным образом похожей на фолиант, оказавшийся в моих руках. Что это — знак? Я почувствовала озноб в руках и ногах, и этот холод стремился разлиться по всему телу, подбираясь к сердцу, чтобы сковать его морозом суеверного ужаса.

Усилием воли я взяла себя в руки, стараясь перевести ход мыслей в рациональное русло. Ничего странного нет в том, что Мэри Тэтчер приснилась мне со старинной книгой — это было логично, так как всем в деревне известно про ее увлечение историей и старыми документами. По этой же причине вполне логичным было и то, что похожая книга, действительно, оказалась среди исторических материалов, собранных мисс Тэтчер, — таким вот образом, уже в который раз за эти сумасшедшие дни, мне доводилось призывать на помощь здравый смысл, чтобы не погрязнуть в первобытном, невежественном страхе.

Погрузив на заднее сидение материалы, Марк завел машину, а я села рядом с ним, не выпуская из рук старинную книгу. Любопытство переполняло меня и я, расцепив замочек, открыла фолиант. По салону автомобиля разнесся аромат, какой бывает в архивах со старыми книгами и рукописями. Я вдыхала этот необычный и тревожащий душу запах, пришедший ко мне из неизвестного, скрытого от меня времени. Марк с интересом поглядывал на книгу, отрывая на мгновение взгляд от дороги. Мы проехали деревню и двигались по живописной лесистой местности. Мои пальцы бережно переворачивали пожелтевшие листы, как вдруг между страницами что-то мелькнуло и упало мне на колени.

Это оказался переложенный с обеих сторон какой-то полупрозрачной и тонкой тканью, листок, размером чуть меньше листа обычной писчей бумаги. Марк очень заинтересовался, остановил машину на обочине дороги и мы склонились над листком.

Бумага, а это был именно лист старой бумаги, пожелтела на полях, кое-где, опять же на полях, виднелись коричневатые пятна и разводы. Края обтрепались и выглядели темнее. А вот изображение было в хорошем состоянии. Оно занимало почти весь лист, исключая по одному дюйму полей с каждого края. Наверное краски были очень качественные и сохранились как сами по себе, так и сберегли бумагу, которую покрывали.

Это был портрет красивого молодого мужчины, с очень знакомыми чертами благородного лица. Он был изображен на фоне замка, в рыцарских доспехах, но с непокрытой головой. Длинные и густые светлые волосы парика, собраны в пучок на затылке и слегка развеваются на ветру. Высокий, чистый лоб открыт. Неведомый прекрасный рыцарь на портрете изображен вполоборота, голова и взгляд обращены к смотрящему на портрет. Казалось, что он смотрит прямо на меня!

На меня же смотрело и другое, но совершенно идентичное лицо — Марк не сводил с меня встревоженного взгляда.

Рыцарь, изображенный на портрете из старинной рукописи был копией моего парня, если не брать во внимание прическу и доспехи! Онемев от изумления, я взирала на своего спутника.

— Ну вот и пришло время поговорить откровенно обо всем, да я, собственно, и так уже был готов к этому. Чему быть — того не миновать, — вздохнул Марк.

Он съехал с обочины, свернул на дорожку, ведущую вглубь леса, проехал ярдов сто, остановил машину и вышел из нее. Я вложила рисунок в книгу, а книгу спрятала под сидение и последовала за ним — мы углубились в тенистую дубраву. Где-то совсем рядом был слышен неутомимый дятел и звук его дроби, словно ксилофон, играющий на одной ноте, разносился по лесу.

— Я не знаю, как ты воспримешь то, что вскоре услышишь. Позволь мне поцеловать тебя сейчас — это придаст мне уверенности.

Я не произнесла ни слова, но мои глаза ответили Марку, что я совсем не возражаю.

Парень поцеловал меня страстно, жарко. Он шептал ласковые слова обнимая и прижимая меня к себе, но потом выпустил из объятий и отступив на два шага, неожиданно спросил:

— Как ты думаешь, Энни, сколько мне лет?

— Тебе примерно двадцать пять лет...

— Нет, больше!, — Марк хмыкнул.

— Двадцать шесть?, — предположила я.

— Больше!!, — на лице не было ни тени улыбки, мне даже показалось, что он скрипнул зубами.

— Тебе двадцать восемь лет, — я продолжала упрямо отгадывать.

Нет, мне не показалось.

Марк снова скрипнул зубами и на его прекрасном и обычно сдержанном лице отразилась настоящая мука! Я не осмелилась продолжать свои догадки, видя, что мой парень испытывает сильнейшее душевное волнение. Никогда не видела Марка таким встревоженным, расстроенным и колеблющимся одновременно. Как будто он принимал важное и болезненное решение.