Приходило зябкое ощущение, что он вляпался по самые уши в какую-то темную историю, и неизвестно еще, удастся ли из нее выбраться. Федор вскакивал с койки, готовый бежать, куда глаза глядят, но немедленно спохватывался. Далеко ли уйдешь по пятидесятиградусному морозу, если до ближайшего населенного пункта почти сто километров? Можно, конечно, уехать на одной из машин, привозящих по зимнику на шахту топливо и оборудование, но без разрешения Питера водители никого не брали, а идти к нему, как обреченно понимал Шестопалов, было бесполезно.

Даже сказавшись больным, не было никакого шанса выбраться из поселка. Здесь имелся великолепно оборудованный медпункт, где заправлял молодой белобрысый врач, канадец Дэвид, которого шахтеры звали Додиком. Дэвид вполне понятно изъяснялся на смеси русского и украинского языков с чудовищным английским акцентом, и был настоящим виртуозом в своем деле. Шахтеров, скрюченных радикулитом, он ставил на ноги несколькими сеансами мануальной терапии. Даже когда у Гришки Баранова прихватило живот, Дэвид не стал отправлять его в районную больницу, а сам удалил воспалившийся аппендикс, да так ловко, что Гришка через две недели запросился на работу.

Покружив по комнате, Федор бессильно вздыхал и снова ложился в койку. А наутро вставал, как ни в чем не бывало, и шел в шахту, забывая и думать о вчерашних дурацких сомнениях. И его не удивляло странное поведение мужиков, которые даже в минуты перекура вместо обычного трепа угрюмо и сосредоточенно смотрели куда-то перед собой, жевали бесконечную жвачку, целый ящик которой стоял в столовой - бери, сколько хочешь, и на любой вопрос механически отвечали только "да" или "нет".

Два раза в поселок приезжали проверяющие - как без них? Сначала появилась комиссия из районной горнотехнической инспекции. Федор, как старший горный мастер, провел инспекторов, восхищенных чудо-поселком, по шахте. Обойдя штреки, они с важным видом дали несколько указаний, которые Шестопалов привычно пропустил мимо ушей, но почему-то не заметили зияющего посреди руддвора дополнительного ствола, хотя прошли совсем рядом с ним. После осмотра они ознакомились с документацией, которую показал им Питер, отобедали, как водится, и уехали восвояси сытые и хмельные, оставив ничего не значащее предписание.

Через две недели после них приехал инспектор по труду. Этот даже не стал спускаться в шахту, ограничившись проверкой бытовых условий работников. Зато "обедал" он долго и со вкусом, никак не желая прощаться с гостеприимными хозяевами, и посадили его в машину уже поздно вечером, нетвердо держащегося на ногах, да еще загрузили туда же большой пакет с продуктами "на дорогу". Поразительно, но он тоже умудрился оставить предписание, где сделал несколько замечаний по условиям быта шахтеров, будто видел такие поселки каждый день и хорошо знал, что можно сделать, чтобы они стали еще лучше.

А вот третий визит посторонних на Ханданах, за несколько дней до Нового Года, обернулся совсем иначе. Дневная смена шахтеров завтракала в столовой. До начала рабочего дня оставалось еще почти полчаса, но неожиданно там появился чем-то встревоженный Питер и стал поторапливать рабочих, чтобы быстрее заканчивали с трапезой и спускались в шахту. Мужики послушно дожевали свои котлеты и, взяв в ламповой шахтерские фонари, потянулись к своим забоям. Федор пошел вместе со всеми, но, подойдя к стволу, вспомнил, что оставил в своей комнате план шахты, в котором было отмечено задание на сегодня, и с которым постоянно сверялся в работе, и повернул назад. Неожиданно рядом с ним появился охранник и на ломаном русском приказал ему возвращаться в шахту. Федору едва удалось убедить его, что без плана смена не сможет приступить к работе, и охранник позволил ему сбегать в свой вагончик, дав на это пять минут.

Конечно, Шестопалов слукавил. План был не очень-то и нужен ему, потому что он полностью держал его в голове, а всю шахту мог пройти с выключенным фонарем, ни разу ни за что не зацепившись. Просто он понял, что в поселке ожидаются какие-то не предназначенные для посторонних глаз события. Возможно, Питер ожидал чьего-то приезда. А так как окно комнаты Федора выходило прямо на дорогу, он рассчитывал увидеть посетителей. Для чего ему это было нужно, он и сам не понимал, но любопытство пересиливало даже страх перед выговором, который он неизбежно получит от Питера, если попадется ему на глаза.

Долго ждать не пришлось. Через несколько минут со стороны Индигирки появился УАЗ-469 и остановился около административного вагончика, на крыльце которого уже стоял Питер с тремя охранниками. Было еще темно, но площадка в центре поселка была освещена прожекторами, и Федору было хорошо видно, как из машины вышел человек в унтах и меховой куртке с широким воротником и подошел к Питеру. Они коротко о чем-то переговорили и, оставив охранников на крыльце, вошли в вагончик. Разговора Федор не слышал, потому что тройные стеклопакеты в окнах почти не пропускали звуков.

Потом из машины появился водитель, молодой парень, одетый так же, как и его пассажир, и подошел к охранникам. Сказал им что-то, но все трое только развели руками - мол, ничего не понимаем. По крайней мере, один из них соврал, Федор хорошо знал, что тот сносно изъясняется по-русски. Водитель пожал плечами, попинал колеса, поднял капот и принялся что-то там подкручивать. Шестопалов понял, что вряд ли дождется чего-нибудь интересного, взял планшетку с планом шахты и направился к выходу. Он взялся уже за ручку двери, открывающейся из тамбура на улицу, когда услышал снаружи крики. Решив не высовываться, чтобы не быть замеченным, Федор вернулся в свою комнату и выглянул в окно.