Архангельский смотрел на сидящего перед ним человека с внешностью классического профессора и чувствовал какую-то неловкость. Уже второй раз ему приходилось надевать наручники на людей, которые того, в общем-то, не заслуживали. Прошлый случай вообще закончился трагически, генерал Романов умер, не выдержав дозу "эпсилона-16", а теперь пришлось арестовать и привезти на базу человека, обвиняемого лишь в том, что он пытался оказать давление на премьера. Конечно, с высоты власти это было достаточно серьезное обвинение, но привыкший мыслить несколько иными категориями, Игнат Корнеевич не видел в задержанном врага. Хоть и распознал в нем безошибочно колдуна, и не из самых слабых. Но все равно он должен был выполнить приказ премьера.

– Что вы хотели от Виктора Викторовича?
– спросил он у Каляева после рутинной процедуры выяснения личности.
– Почему пытались воздействовать на него при помощи гипнотического внушения?

Игнат Корнеевич повторял допросные формулы, разработанные покойным Мангустом. Раньше он произносил их строго и сурово, с чувством собственной правоты, но сейчас ему почему-то было стыдно. Слишком уж задержанный отличался от привычных колдунов, готовых в любой момент показать зубы. После первой и единственной попытки сопротивления, предпринятой в Белом доме, Каляев ни разу не попытался оказать на него никакого воздействия. Но та попытка была неслабой. Если бы не вовремя надетые наручники, приведшие Каляева в шоковое состояние, он вполне мог бы подчинить Архангельского своей воле.

Каляев испытующе смотрел на Архангельского, будто оценивая, стоит ли раскрываться перед ним. Игнат Корнеевич разозлился и, добавив в голос жесткости, сказал:

– Вы можете не отвечать на мои вопросы, но тогда вы долго не выйдете отсюда. Безопасность первых лиц государства важнее декларированных свобод. Тем более что мы оба понимаем, о чем идет речь...

– При чем здесь его безопасность?
– ответил Каляев неожиданно высоким и ломким голосом.
– Если бы я покушался на него, то действовал бы совсем по-другому. Неужели он не поставил вас в известность, с чем я пришел к нему? А вы схватили меня только за то, что я косо на него посмотрел? Если это так, то я буду сильно разочарован в вас, как в представителе лучшей части человечества!

Архангельский впервые услышал такое определение собственной личности, и оно ему понравилось. Но он был слишком опытен для того, чтобы поддаться на лесть и, не сбавив строгости, сказал:

– Попытайтесь убедить меня в ваших добрых намерениях, может быть я вас пойму. А пока я вижу в вас преступника, посягнувшего на жизнь и здоровье премьер-министра.

Сказал, аж самому стало противно.

– Хорошо, - устало произнес Каляев.
– Я расскажу вам все. Но после этого нам придется убеждать его вместе. А это, как я понял, не простая задача. Вы согласны с таким раскладом?

– Попробуйте!
– согласился Архангельский.
– Обещаю, что если вам удастся доказать свою правоту, я помогу вам. Но не думайте, что это будет так легко.

Каляев уложился в полчаса, но, против ожиданий, его лаконичность убедила Архангельского сильнее, чем сделали бы это долгие словоизлияния.

– Так вы говорите, что времени осталось немного?
– спросил он совсем другим тоном.

– Но не так уж и мало, чтобы сложить руки, - ответил Арнольд Ефимович.
– Быстро доставить на Ханданах буровое оборудование у них не получится, понадобится неделя-вторая. Но дальше у них все отработано, скважины проходят моментом. Заложить заряд и рвануть - это зависит от умения, а работают у них профессионалы, можете мне поверить. Так что судите сами, сколько у нас осталось времени.

– У нас?
– позволил себе усмехнуться Игнат Корнеевич.
– Вы так уверены, что мы с вами уже стали союзниками?

– А разве нет?
– казалось, Каляев не сомневался в ответе.
– Или вам не хочется пожить подольше?

– Это естественное желание любого человека, - согласился Архангельский.
– Но я достаточно часто видел, какие формы может оно принять. Так что не ждите, что я так запросто начну помогать вам во всем.

– Вы имеете в виду кровавые жертвоприношения?
– спросил Каляев.
– В свое время это стало для меня страшной неожиданностью, и я до сих пор не понимаю причин этого явления. Но давайте не будем связывать его с предметом нашего разговора. Слишком это разные вещи. Уверяю вас, если бы вы знали то, что знаю я, вы бы не сомневались. Там на самом деле находится что-то такое, что поможет нам с вами прожить если не вечность, то и не жалкие двести лет. Так что, вы готовы помочь мне?

Архангельский молчал, раздумывая над неожиданным предложением, а Каляев напирал:

– Если вы склоните премьера на нашу сторону, то задача существенно упростится. Согласитесь, продление жизни - сильный аргумент! Подумайте!

– Вы преувеличиваете мое влияние на него, - вынырнув из задумчивости, произнес Игнат Корнеевич.
– Все, что я могу, это передать ему ваши предложения. Вам это не удалось, потому что вы с самого начала избрали неверный путь.

– Кто мог знать?
– пожал плечами Каляев.

– Но в любом случае, - продолжал Архангельский, - до решения Виктора Викторовича вы останетесь под арестом.

– Хорошо, - согласился Арнольд Ефимович - Только постарайтесь быстрее...

Выслушав руководителя подразделения "М", Виктор Викторович не сказал ему ни да, ни нет и, отпустив его, приказал помощнику немедленно доставить все материалы по возникшей проблеме. Хоть он и не подал вида, но дело заинтересовало его. Его преследовало смутное чувство, что совсем недавно уже было что-то, связанное с долголетием. Что именно, он никак не мог припомнить, и это злило, потому что у него никогда раньше не было проблем с памятью.