Шрифт:
– Ром, в верхнем ящике смотри, - командовала Нонна.
– Он с ними каждое утро работает, далеко не убирает.
– Да я искал уже!
– рассерженно шепчет внук.
– Погляди на полках. Две синих папки!
Слыша, как в комнате шуршат бумаги, позвякивают падающие карандаши, Завьялов-Лёва обмер.
В нескольких метрах от него твориться гадость! Обыск. Роман и Нонна обшаривают стол и полки шкафа, разыскивают мемуары.
Несколько лет назад, когда опомнился после смерти жены Любушки, Лев Константинович засел за мемуары. Каждое утро спускался из спальни на втором этаже в кабинет, разбирал старые тетрадки дневников, делал выписки и правки, собирал листочки по двум синим папкам - "нужное", "необязательное". Делал это - для себя. К издателям не торопился. Пошутил, правда, на последнем слете ветеранов, что собирается прославиться...
– Ром, да нет негде!
– хриплый голос Нонны, прошелся по нервам тупой пилой.
– Ищи, Нонка, ищи!
– сипел внучок.
– За рукопись вместе с дневниками заплатят больше!
– Да пошла она к черту, эта рукопись! Запалим халабуду со всем барахлом! Знаешь, сколько Ничкин за участок прелагал?!
В груди у Бори-Левы помертвело. Сосед нувориш Захар Ничкин уже дорожку к дыре в заборе протоптал, уговаривая Константиныча участок уступить...
– Нонна!
– Я двадцать восемь лет Нонна! Вот зажигалка.
– А если дед наверху спит?!
– испуганно прошептал Роман.
– И черт с ним! Хватит старому маразмату небо коптить! Сваливай бумаги на пол...
Константиныч медленно повернулся, скребя плечом о стену, пошел к крыльцу...
"Дождался благодарности от внука, - сверлила сердце мысль, - дождался... Спалить меня решили... Вместе с фотографиями Любушки..., вместе с памятью".
Пошатываясь, взошел на крыльцо, попробовал утихомирить громыхавшее о ребра сердце...
Старинный шелковый ковер кабинета засыпали бумаги, вытряхнутые из ящиков стола. Два молодых вандала громили ПАМЯТЬ, Нонна поджигала свернутую в рулон бумажку...
– Что делаешь, шалава?
Тихий голос Константиныча прозвучал как выстрел.
Нонна дернулась, суматошно затрясла, чуть занявшейся бумажкой... Внук испуганно отскочил, создавая между собой и дедом преграду из стола...
– Спалить меня решили?
– Дедушка ты все неправильно понял!!
Идиот. Всегда был идиотом и бесхребетной сволочью, лентяем и слюнтяем. С самого малолетства в и с т о р и и влипал.
Да только дед надеялся, что поумнеет, повзрослеет - выправится. Не сам, так умная жена направит.
Напрасно. Напрасно возлагал на Нонну. Ей деньги глаза застят. Соседи по городской квартире намекали - наркоманка Нонка. Как только Константиныч всесезонно на дачу перебрался, квартиру превратила в сущий притон.
Сухая, тощая, с провалившимися под густые брови глазами внучатая невестка смотрела на деда загнанной в угол пантерой. Облизывала губы и молчала - поумней внучка была.
– Пошли отсюда вон, - стискивая кулаки, прошептал Лев Константинович.
– Сегодня же поеду к нотариусу, переоформлю дачу на Ирину.
– А ей не жирно будет?
– сипло усмехнулась Нонна.
– Хату - ей, дачу - тоже ей...
– Заткнись, дешевка! Вон отсюда! Вон!
– старик затопал ногами.
Внучатая невестка мрачно и многозначительно поглядела на мужа и с места не сошла. Если бы Роман не стоял возле железного оружейного ящика, Лев Константинович достал бы оттуда наградной ТТ и выгнал обнаглевших мерзавцев под пистолетным дулом!
Но Роман не двигался. По изжелта бледному, одутловатому лицу внука стекали крупные капли пота, посеревшие губы поджались в неприятную упрямую щель...
– Ах ты кры-ы-ыса..., - пораженный страшной догадкой, прошептал Лев Константиныч.
– Чего удумал...
Крысиная порода атакует стаей. По приказу вожака. Когда почует кровь - уже не остановишь.
Нонна чуть двинулась... Лев скосил глаза - мягкий сапожок невестки прижал к ковру его валяющийся паспорт.
– Стоять, шалава!! Дернешься - порву кадык руками!!
Невестка замерла. Про деда знала много.
Не поворачиваясь к двум родственникам спиной, бдительно приглядывая за малейшим жестом, мимикой, Лев Константинович допятился до крыльца, и только там перевел дух.