Сомнений не было - его едва не грохнул родной внук. Задержись Константиныч в комнате еще хоть на минуту, Нонка бы совсем опомнилась - дала команду "фас!".

Походкой пьяного кавалериста Лев Константинович прошаркал до калитки, выскочил на узенькую, засаженную березками и елками улочку. Упал спиной на дверное полотно.

"Завещание переоформлю без паспорта, - глядя перед собой, упираясь взглядом в глухой соседский забор, равнодушно-отстраненно думал.
– Нотариус - сосед знакомый, приведу еще Сережу в качестве свидетеля... Подпишем. Сейчас на электричку, авось контролеры пожалеют дедушку..., не высадят..."

Едва переставляя ноги, Лев Константинович брел по тропинке. "Как хорошо, что Любушка-голубушка не дожила! Не испила позора!" До станции недалеко, умыться можно в туалете... Запасные ключи от квартиры у соседки Тони есть... Переодеться и к Сереже. Потом - к нотариусу... Ирине-внучке и доченьке Татьяне ничего рассказывать пока не стоит... зачем срывать из-за границы? Пусть работают спокойно...

"Ох! Душно-то как что-то..."

За белыми березовыми стволами уже угадывалась промоина железной ветки, Лев Константинович пошатнулся. Ноги заплелись, сами по себе сошли с тропинки...

Пенек. Как хорошо... Немножко посижу...

Сознание уже мутилось... Перед ослепшими глазами появилось белое одутловатое лицо... Куда-то потащили, куда-то сбросили, ветками слегка присыпали...

Хо-о-о-олодно..., внучо-о-ок...

Завьялов испытал все то, что день назад - еще в четверг, пережил его носитель. Бориса даже начало потряхивать от озноба в теплом салоне такси. Казалось тело и душа насквозь промерзли, пока Лев Константинович лежал в глубокой яме, засыпанный сухими, обманными ветками... Ведь если следовать памяти Льва Константиновича, он сутки пролежал в лесу.

"Гаденыш твой Ромка, Константиныч, - нашелся что сказать Завянь.
– Повезло еще, что на тебя наткнулись..."

"Грибники, наверное", - спокойно буркнул недоубитый, недомороженный внуком дед.

Таксомотор сворачивал к обочине. Разумный старикан заранее предупредил: не стоит ехать к даче на первом же такси, машину надо поменять, дабы запутать сыскарей.

Кеша, бережно держа четвероногую жену, выполз из автомобиля на обочину. Замороженный чужими воспоминаниями Завьялов, сумрачно спросил носителя: "Константиныч, а мы не на пепелище едем? Может - зря?"

"Не, Борька. Рома - жадный. За целый дом возьмешь дороже, цела моя дачка, Боря. Цела".

Довольно быстро на ночной дороге показался радушный частник. Лев Константинович продиктовал Завьялову адрес...

"Ни фига себе!
– мысленно присвистнул Боря.
– Не хилый у тебя поселок, дедушка!"

"А ты, в н у ч о к, как думал?
– усмехнулся старикан.
– Я как никак являюсь генералом".

"Да ну!"

"Да чтоб мне сдохнуть".

Завянь порядком засмущался:

"Вы это..., Лев Константинович..., простите... Я думал..."

"Я знаю, что ты думал, Боря, - оборвал носитель.
– Точнее - слышал. Ты думал - залетел в бомжа, ругался..."

"А вы, мгм..., все мысли мои слышали?"

"Зачем ты спрашиваешь, Боря? Теперь ты знаешь - как о н о бывает".

Действительно. Вопрос пустой.

Пообщавшись с носителем, Борис понял, что прочитать стремительно проносящиеся, пунктирно обозначенные, но понятные самому интеллекту мысли - невозможно. Они недооформлены, проскакивают по верхушкам, не увлекаясь окончательной конкретикой. Как крупные мазки художника импрессиониста, выписывают настроение, не форму.

Общаться можно, лишь отправляя внутрь себя четко сформулированный словесный текст. Хотя рассказ и наполняется густой палитрой личных ощущений, не сформированная до деталей мысль укрыта в эмоциях, как в отвлекающей шелухе.

"И вот что я хочу тебе сказать, дружок... Мне надоело видеть призрак белой березы с намыленной веревкой на суку... Ты эти думы, Боря, брось. Еще - прорвемся, повоюем".

Занятный старикан.

"Лев Константинович, а вы на какой войне бывали?"

"Приму за комплимент, дружок, - хмыкнул генерал-носитель.
– На финской не был, Великую Отечественную отмахал - от края и до края. Закончил в Праге в чине капитана".

"Так сколько же вам лет?!"

"В позапрошлом годе девяносто стукнуло", - в манере шамкающего деда, доложил Лев Константиныч.

"Твою ма-а-а... Простите", - шокированный возрастом носителя, Завьялов даже машинально рот рукой прикрыл!

Несколько часов назад, разглядывая в зеркале дряхлый организм, Завянь решил, что попал в древнейшего столичного бомжа - ребята редко доживают до почтенных лет. А оказалось? Оказалось - залетел в дедка с военной выправкой, генерала отставника, прошедшего, небось, все лучшие военные санатории и клиники.