Вы знаете, что этого делать нельзя, но все же бросаете быстрый взгляд на последний параграф:

Вы несколько озадачены. Снова открываете книгу, теперь уже на первой странице, и изучаете генеалогическое древо, с которого начинается семейная хроника. Давшая имя роману Ада выходит замуж за некоего Андрея Виноземцева, скотовода. Вы чешете в затылке и снова обращаетесь к финалу. «Прекрасная, как сон», – вам нравится это выражение; вы даже решаете использовать его где-нибудь, незаметно подсунув в текст как самостоятельно придуманное. На самом деле вам нравится все предложение – какой-то маслянистостью слитых воедино слов. Вам кажется, они проходят сквозь вас, как каравеллы проходят по ультрамариновой воде. Но, задумавшись о том, что значат эти слова, вы перестаете что-либо понимать: «ибо не схожи ли воспоминания нашего детства с каравеллами виноземцев, над которыми праздно кружат белые птицы?» Вы злитесь на себя и на этот текст, но любопытство только растет. «Схожи» – от слова «сходный» (сходить, сходиться, – шепчет вам в ухо ореада, нимфа гор). «Каравелла» сразу вызывает в памяти, при посредстве учебника истории для начальной школы, рисунок, изображающий красивый кораблик – паруса да мачты, – на котором Колумб добрался до Нового Света. А что касается «виноземцев» – видимо, жителей некой страны Виноземии, – то вы подозреваете, что они живут в краях, где много вина. Ах, если бы сейчас оказался под рукой оксфордский словарь, как бы он пригодился… Вы оглядывается вокруг, лелея смутную надежду обнаружить его где-то поблизости в сорной траве. Ну пусть не словарь, пусть хотя бы какое-нибудь руководство по толкованию непонятных предложений. Но тут вам на какую-то долю секунды кажется – да нет, вы готовы поклясться, что так оно и есть! – будто на вас смотрит крошечное демоническое существо, прячущееся за колючим кустом: некто зеленоглазый, с рыжей, как у лисы, шерстью. Прежде чем вы успеваете перевести дыхание, существо, хихикнув, исчезает в воздухе, как русалка в воде, и вы успеваете заметить только промельк невесомой юбки. А через мгновение вы обнаруживаете новенький «Оксфордский словарь английского языка», аккуратно положенный возле куста (его точно не было там раньше!). На обложке массивного тома лежит бумажка с аккуратно выписанными заглавными буквами: «ПРОЧИТАЙ МЕНЯ». Вы несколько ошеломлены, но все же осторожно протягиваете руку, листаете словарь – и находите статью «Виноземия, она же Винландия (см.) – земля, особо пригодная для выращивания винограда». А что же тогда такое «каравеллы виноземцев»? Каравеллы, перевозящие виноград? Или каравеллы, сделанные из виноградных лоз? Вы нерешительно открываете слово «каравелла» – « сущ., морск. Любой из нескольких типов маленьких, легких парусных судов, особенно двух– или трехмачтовых, с латинскими парусами, на которых плавали испанцы и португальцы в XV–XVI вв.». Вы остаетесь верны себе: слово «латинский» раздражает, и вы находите его значение: «треугольный продольный парус, обычно использовавшийся в Средиземноморье».

Теперь перед вашим внутренним взором проходят морские картины, вы прохаживаетесь туда-сюда и вдруг снова различаете крошечный силуэт, юркнувший в лесную чащу. Тут вас осеняет. Может быть, «каравеллы виноземцев» и следуют в эту самую Виноземию, она же Винландия? Но какие же детские воспоминания движутся по направлению к Винландии, подобно окруженным птицами каравеллам? Вы снова заглядываете в словарь и останавливаетесь на пометке (см.). Затем быстро отыскиваете «Винландию» («см. Виноземия»), а рядом с ней замечаете еще одну словарную статью: «Винланд (с прописной буквы) – город на юге штата Нью-Джерси». А может, наша испанская каравелла старательно курсирует между Испанией и штатом Нью-Джерси? Слава богу, в объемистый словарь вложена карта дорог США (в другой, обычный день это бы вас озадачило, но только не сегодня). Вы разворачиваете ее и принимаетесь пристально изучать, благо еще не стемнело и солнечные лучи освещают желтые и красные дорожные изгибы. Ага, вот он. Город Винланд находится на расстоянии примерно тридцати или пятидесяти миль от побережья Нью-Джерси. Некоторое время вы безнадежно, но старательно размышляете, не был ли Винланд знаменит своими пакгаузами, в которых хранились каравеллы, но затем оставляете эту мысль, убедившись (не без злости), что зашли в тупик. Предприняв последнее усилие, вы вытаскиваете из кармана пижамы потрепанный «Путеводитель для организации экскурсий по Северной Америке» и начинаете просматривать указатель названий. Вверх… вниз… вверх… вниз… Виноградники Калифорнии, Виста-палас, Винланд (КАНАДА!). Вы пролистываете страницы назад и радостно выдыхаете: «АГА!» – эхо этого возгласа зловеще отдается в зазубринах скал. «Легенда гласит, что тысячу лет назад древний викинг Лейф Счастливый открыл приятную, теплую и плодородную землю к западу от Гренландии. Он назвал ее Винландией. Сохраняя дух приключений и открытий, присущий землям викингов, современная Винландия готова приветствовать вас спокойствием величественной природы и приморским гостеприимством». Винланд, Винландия, Виноземия, виноземцы… А также скотовод Виноземцев, « легендарный предок которого открыл нашу страну »! Вы вскакиваете и принимаетесь прыгать вокруг большого камня, « ибо не схожи ли воспоминания нашего детства с… » белыми латинскими парусами, быстро движущимися по направлению к Новому Свету, подобно свойственным юности мечтам о будущем?

Собравшись с духом, вы направляетесь к пурпурной вершине, которая ясно видна впереди в свете заката. Солнце клонится к подножиям холмов и набрасывает темно-красную вуаль на отдаленные долины. Вы останавливаетесь, чтобы перевести дыхание. Но не успеваете вы отдышаться и мирно освоиться с новым окружением, как книга, которую вы подняли с большого камня, выскальзывает у вас из рук и открывается на той же самой «прекрасной, как сон», странице, что и раньше (видимо, в первый раз, открывая книгу, вы ее перегнули). Вы приближаете книгу к глазам и при гаснущем свете читаете: «Не успеваем мы отдышаться и мирно освоиться с новым окружением, в которое нас, так сказать, забрасывает волшебный ковер автора…» Вы не удивлены. Вы ждали, что нечто подобное случится. Или, по крайней мере, надеялись, что случится. Оказывается, эта дерзкая книга просто видела вас во сне. И вы открываете ее на самой первой странице.

Есть слова, которые ослепляют и радуют, искрятся и сверкают, как звезды на ясном небе – сияющие источники свечения, соблазняющие зрение попытаться разглядеть остававшиеся до сих пор незримыми пламенные сферы. Вот несколько отблесков, которые светят мне, подобно золотой пыли на старинных, богато украшенных миниатюрами манускриптах. Для кого-то эти образы по-прежнему погружены в сон – просто буквы, которые ленятся даже посмотреть друг на друга. Но возможно, когда вы засыпаете, и они протягивают друг другу руки и вспыхивают над тьмой ваших сомкнутых век. И возможно, сочетания иных букв, которых мне не удалось постичь, будут кувыркаться у вас перед глазами и дразнить вас своими мелодиями. Вот что возбуждает мое любопытство. Хруст сладкой литературной радости.

Лазоревая полоса

«Вспоминаю некоторые такие минуты – назовем их айсбергами в раю, – когда, насытившись ею, ослабев от баснословных, безумных трудов, безвольно лежа под лазоревой полосой, идущей поперек тела, я, бывало, заключал ее в свои объятья с приглушенным стоном человеческой (наконец!) нежности…» («Лолита»).

Гаерские ленты голубой дымки, парящие над мозжечком.

Радость

«Я понял, что мир вовсе не борьба, не череда хищных случайностей, а мерцающая радость, благостное волнение, подарок, не оцененный нами» («Благость»).

Ряд светлых образов, скользящих над свистящими и шипящими звуками. А еще – трепет, охватывающий того, кто видит темные туманности, медленно превращающиеся в ослепительные сферы.

Раковина улитки

«Несколько времени он пролежал на черном диване, но страстное наваждение едва ли не стало от этого лишь неотвязней. Он надумал вернуться на верхний этаж по улиточной лестнице…» («Ада»).

Сказочная лестница, внезапно обрывающаяся прямо в двенадцатую главу этой книги.

Одноокрашенный

«Я впервые увидел Тамару – выбираю ей псевдоним, окрашенный в цветочные тона ее настоящего имени [14] , – когда ей было пятнадцать, а мне на год больше. Мы повстречались в сильно пересеченной, но милой местности (черные ели, белые березы, болота, покосы, пустоши), лежащей к югу от Петербурга» («Память, говори»).

Одноокрашенное бинациональное латинское прилагательное. «Tamara et Lyussya puellae concolarae erant. Catamounti, cougari, pantheri et pumae felini concolori sunt» [15] .