– Письмо не могло быть адресовано ему, так как это он Вам его передал.

– Дата отправления, как Вы сами сказали - 18 марта 1314 г. – этому я должен поверить? Чему? Что мой отчим умер в 1314 году? Что сейчас 1314 год? – Я вдруг подумал, что идти в полицию с такой информацией как раз и будет сумасшествием, но уже с моей стороны.

– Не нервничайте так сильно. Кстати, по поводу полиции: вас нет ни в одном компьютере, кроме банковского и это может сильно осложнить Вашу дальнейшую жизнь. Тем более, что в банковском компьютере Вы известны, как человек, который только снимал деньги, но никогда не клал и не платил никаких налогов. Полиции это точно не понравится – они не любят тайн, если только не сами их создают. Ваши документы подделка и Вас нет среди живых…. Понимаю, что Вам это покажется странным, но Вас просто нет. И сейчас не 1314 – сейчас, увы, уже 1315. Письмо, к сожалению, слишком долго шло.

1315?

Гл. 6

Не замечали, что время в самолете длится дольше, чем на земле, но при этом расстояние от пункта А до пункта В становится короче? А все потому, что, находясь на месте, вы преодолеваете не расстояние, а время, возвращаясь назад или совершенно напрасно забегая вперед.

Один человек однажды вылетел навстречу времени и через сутки полета опоздал на свой день рождения ровно на сутки. Навстречу ему вылетел в установленное время другой человек и прилетел ровно на сутки раньше того дня, в который вылетел. И они встретились там. Ничего хорошего из этого не получилось – их часы остановились в одно и то же время. Вопрос ведь не в том, какое сегодня число – вопрос в том, кончается ли на этом счет?

А в голове вертелись, не переставая слова Жюля, сказанные в последние минуты, когда он провожал (если можно это так назвать) меня на посадку. Он, словно, съежился и совершенно перестал командовать. Может быть, отсутствие его приятеля так сказывалось – может сам он был слегка смущен некими обстоятельствами. Не знаю. Только вот стал он суетиться и на глазах опять превращался в винодела, которого я знал несколько лет. «Вы только ничего не бойтесь, пожалуйста!» Он уже почти просил. «Ничего не бойтесь и ничему не удивляйтесь» - шептал он мне на ухо у регистрационной стойки. Речь его вдруг превратилась в поток полубессмысленный, невнятный, с какими-то всхлипываниями и резкими сменами тем: «И не обижайтесь, пожалуйста, на Жака. Он хороший человек. Но ему так досталось в свое время, так досталось, что совершенно непонятно, как он вообще смог…. Но Вы только там не смущайтесь, когда доедете. Все образуется, если, конечно, Жак чего не напутал в смысле Вас, конечно…. Встаньте с утра, примите душ, и на пляж. А там уж и до дела недалеко. А они, конечно, все объяснят…. А Вы уж не подведите, когда придет время. И обязательно возвращайтесь, если сможете. А вот и девушка, а вот и паспорт наш и хорошо, и хорошо, и пусть все будет, как будет. И не обижайте старика». Все это уже совершенно выбило меня из колеи. Старик? Да ему не больше чем мне лет. Хотя, если сейчас 1315 год, то он слегка староват, конечно. Я даже был рад, когда оказался в самолете и закрыл глаза.

«Какого черта он наплел? Куда я лечу, и что происходит?» Капитан сказал, что полет будет приятным, что погода в Иерусалиме хорошая, что скоро подадут легкий завтрак.… В Иерусалиме???

Гл. 7

Выйдя из аэропорта, Жюль не подошел к своей машине, которая стояла на автостоянке, а коротким жестом подозвал такси. В такси он достал телефон из кармана куртки и нажал кнопку быстрого вызова абонента. Когда абонент ответил, Жюль постарался быть кратким: «Он вылетел. Да. Все в порядке. Он знает. Жак просил быть к нему снисходительным, ибо он слеп, но не глух». Не более чем через полчаса, Жюль быстро поднимался по лестнице в библиотеку.

Жак сидел в кресле, прикрыв глаза. По периметру комнаты горели свечи в тяжелых бронзовых канделябрах. Не было в этой библиотеке ничего ценного – только тяжелый спертый воздух комнаты и запах старых книг. Не было ничего интересного, как не было и самой библиотеки – и был это просто большой муляж. Все было только для того, чтобы комната выглядела библиотекой и не более. И дом был муляжом – его современные стены скрывали другие, более старые. Если бы кто-нибудь мог догадаться и сломать стену – он был бы несказанно удивлен – между двойными стенами был проход вокруг всего дома, а стены прохода справа и слева были украшены резьбой в строгом соответствие повторяющей узоры, которыми когда-то были покрыты стены исчезнувшего Иерусалимского Храма. Снаружи дом был огромный и безобразный: создавалось впечатление, что хозяева не задумывались над его внешним видом, когда его строили. Как выглядело строение раньше: что это было? Небольшая крепость? Церковь или какое-нибудь другое строение? В любом случае, когда Люсьен первый раз приехал в этот дом, он показался ему тюрьмой: высокие каменные стены, огромный зал на первом этаже и посередине широкая лестница, которая уходила на второй этаж, где находились библиотека и спальня хозяина. Был еще подвал, в который вела тяжелая дверь. Конечно, Люсьен первым делом постарался попасть в подвал – где, как не в подвалах находятся все тайны? Но, открытий не случилось – и дверь была не заперта, и подвал был просто огромным пустым подвалом, в котором ничего не было вообще. Разочарование, что ж тут поделаешь? Раздражали огромные размеры первого этажа и, не поверите, ни картин, ни каких-нибудь других украшений или архитектурных изысков, просто не было. Около пятисот квадратных метров пустого пространства, устланного старыми выцветшими коврами в восточном стиле и слишком большое количество старых деревянных скамеек вдоль стен…. Церковь или зал собраний?

Но Люсьен быстро успокоился, потому что совершенно не бывал на первом этаже: идеи по поводу тренажерного зала в подвале быстро забылись, а кухня была не нужна – холодильник был и на втором этаже. Бог с ней, с архитектурой – была другая странность, которая не могла не радовать нового хозяина виллы «Звезда» - за несколько лет не пришло ни одного счета, ни за электричество, ни за воду, ни за газ. И если есть на свете чудеса – это и было чудо.

После почтальонов, самыми неприятными личностями во Франции (как и во всей Европе) являются «счетчики» - люди, которые в любое им удобное время заходят на территорию твоего дома и с невероятным наслаждением снимают показания счетчиков за коммунальные услуги. Результатом их визитов являются ежемесячные приговоры на красивых бумажках с обязательной угрозой об отключении чего-нибудь, в отсутствие отплаты в срок. Угрозы действуют, потому что отключенное включить в десятки раз тяжелее, чем, скрипя зубами, дойти до банка. Но…не было, ни одного счета! И ни разу ничего никто не отключал. Сказать, что у граждан есть совесть все равно, что рассказать смешной анекдот: чем платить за воду – проще ночью воровать ее у соседей. Конечно, Люсьен и не думал ходить в мэрию городка – он тихо ждал – а вдруг о нем забыли. Но будем разумными – могут забыть о тебе и твоем существовании, но забыть о счетах за электричество и воду? Не смешно. Счета приходят часто и после смерти владельца – и пойди не заплати! Пойди докажи, что это сволочь умерла, совершенно не зная о счете за воду и электричество или за газ. Натуральная сволочь – спокойненько себе умер, а кто платить будет? Поэтому оплачивать придется кому-то другому: смерть не повод, чтобы не оплачивать счета. Вот и у Люсьена так - кто-то исправно оплачивал его ежемесячные счета. Кто? Любопытно, конечно, но несущественно, если этот кто-то все оплачивает в срок. К хорошему быстро привыкаешь, поэтому и этот вопрос исчез в запахах козьего сыра и импортного колумбийского кофе.

Да! Еще название виллы – «Звезда». Люсьен предпринял попытку его изменить. Просто так, чтобы хоть что-нибудь изменить. Он поехал с соседом в деревню, где его принял мэр, который, услышав о его желании, сослался на завещание мсье Пико, в котором отдельным пунктом было записано, что мсье Пико в категорической форме запрещает «в какой-либо форме изменять название виллы, производить какие-либо строительные работы на территории виллы - строить, перестраивать, изменять архитектурный облик или цвет внутри и снаружи, добавлять или изменять в какой-либо форме что-либо снаружи и/или внутри, включая детали интерьера, мебели…» и т.д. и т.д. и т.д. Люсьен спросил мэра в шутку, может ли он сменить собственное имя? «Можете, ибо ничего в завещании по этому поводу не сказано», - мэру было не до шуток – мэр давно подозревал нелюдимого мсье Пико в странностях и лишний раз опять себе напомнил, что от этого дома надо держаться в стороне. «Если уж сам наследник этой несуразной крепости не знает что ему можно, а чего нет, значит, тут уж точно есть какая-нибудь тайна. А тайны в наше время штука пренеприятная. Стоит все-таки еще раз поговорить с Клодом насчет этого дома – если он начальник полиции – должен же он, хоть что-нибудь знать». И мэр, проводив Люсьена, сделал на следующую неделю запись в календаре…

Жак открыл глаза, посмотрел на вошедшего, не задал никакого вопроса и встал. Вообще, со стороны показалось бы, что они просто механически выполняют какое-то давно отлаженное действо: Жюль по очереди проверил ставни на окнах, подошел к каждому светильнику, состоявшему из шести свечей, и погасил пальцами две центральные. Кивнул утвердительно, встретив вопросительный взгляд Жака, и подошел к лестнице, намериваясь спуститься вниз, но на секунду задержался и еще раз оглянулся.

– Что-нибудь не так, Наставник? – Вопрос Жака прозвучал тревожно.