Когда я вошел в библиотеку, они стояли спиной к двери и о чем-то говорили. Они давно знали друг друга?

– Постойте, мсье.
– Мне надо было окончательно все разъяснить. – Кто вы такие? Почему вы в моем доме? Что вообще происходит?

Незнакомец, которого, как оказалось, звали Жак, повернулся ко мне первым.

– Все что Вы должны знать, Вам уже рассказано. Жюль отвезет Вас в аэропорт. Вы улетаете через пять часов. И, кстати, дом этот не Ваш – Вы просто некоторое время в нем жили. – Он опять попытался улыбнуться – лучше бы его физиономия этого не делала – у нее это опять не очень получилось.

– Но, куда? – Я пропустил важное замечание про дом. Хотя должен был услышать: не каждый день у вас забирают дом, и отправляют вас черт знает куда.

– Жюль Вам расскажет остальное по дороге. Уходите – здесь опасно для Вас.

– А Вы?

– Мне надо навести порядок.

– Я имею право на один вопрос! – А что мне было делать? Язык сам говорил ерунду.

– На один? Давайте. Но только один.

– Книга. Я ничего не понял. Что за Книга и кто вы?

– Хорошо. Коротко, только потому, что Вы уезжаете. Вы верующий?

– Слегка. – Я усмехнулся.

– Конечно. Так часто случается. Так вот: есть люди, которые верят по-настоящему и есть те, кто верит слегка и только тогда, когда это им удобно. Если Вера часть сути жизни сама жизнь имеет для Вас смысл, как чудо и таинство. Если Вера только инструмент и средство проживания, как банковский счет, то Ваше отношение к самой жизни совершенно иное, так? Есть история, которую Вы читаете, и которую Вам рассказывают, и есть история, которая в действительности произошла. Это две разные истории, верно? Но, ни одна из них не лжива. Конечно, я говорю не о версиях или мнениях людей: я говорю об изначальных Книгах, созданных для разных людей. Для тех, кому надо знать и для тех, кому надо только верить. Просто есть тайна, которую не стоит открывать, как эти ставни в этой библиотеке. (Откуда он узнал про ставни?) Есть много Книг, как отражение одна другой. И они созданы только для того, чтобы каждый получал свое: Богу Богово, а кесарю кесарево. Вы же понимаете, что не стоит всем знать истину? Знание не всегда идет на пользу – чаще оно используется во вред. Уже были случаи, когда некоторые люди пытались уничтожить одну Книгу за счет другой, мотивируя это открытием Истины. Но, ничто в этом мире не создано в единственном числе и всегда есть зеркало, отражающее поступки и явления с другой стороны. Вы же не любите зеркала, Люсьен?

– Не люблю, но откуда…?

– Не важно. Так вот: никто не любит зеркала, кроме совершенно глупых людей, которые полностью довольны собой. Кому какая разница, что Рождество празднуют в декабре, когда на самом деле это стоило бы делать в марте. Если, конечно, Вы внимательно читали Библию. Не все имеет смысл открывать – многое лучше скрывать. Просто люди подозрительны и во всем видят не таинство, а тайну. Тайна притягательна и предлагает шанс обрести что-то, что принесет выгоду, а таинство требует самоотречения.

– Как же насчет «Возлюби самого себя»? – Мне бы помолчать немного.

– Любить себя и нравиться себе – это не одно и тоже, Люсьен. Теперь совсем коротко, потому что у Вас совершенно не осталось времени. У Вас есть шанс спасти мир.

– Мир спасают американцы.

– Смешно. Но у Вас действительно есть шанс остановить катастрофу. Мы бы не трогали Вас, если бы в нескольких частях света не произошли события, которые могут повлиять на большую часть живущих. Проблема в том, что никто не знает, чем все закончиться. Будет ли лучше, или произойдет непоправимое. Это не в наших руках – в Ваших. А теперь Вам совершенно пора. Все остальное Вы узнаете потом от других, кто Вас найдет. У нас нет прав на большее.

Дальше все было опять очень быстро и просто: я и Жюль через десять минут уже ехали по дороге в его машине. Мне не пришлось брать с собой никаких вещей – рюкзак, который лежал в машине и был моими новыми вещами.

Долго мне молчать не удалось: два незнакомых мне человека проявляются на пороге моего дома сегодня утром. Один, которого зовут Жак, говорит мне, что я должен куда-то ехать, второй, которого я себе представлял, как своего соседа, приезжает и увозит меня в аэропорт. Нормально? Это нормально? И я не сопротивляюсь. Да – еще письмо. И это было самое странное – письмо было адресовано мне (так они сказали). Кем? Пока рано говорить – и они не сказали. Они показали дату отправления письма. Этого хватило, чтобы я окончательно решил во всем с ними соглашаться, ни с чем не спорить, ни о чем не спрашивать, соглашаться, подчиняться с одним желанием: поскорее выбраться, остаться одному и благополучно добраться до ближайшего полицейского участка. Парочка сумасшедших (может быть сектантов, может и хуже того), выбрала меня своей жертвой. Так бывает – не я первый.

Но человеческий мозг – странная штука: почему я думаю только о закрытых девяти окнах? Почему мне не дают покоя эти ставни? Не о чем мне больше думать? Ведь я спросил Жака об этом и он ответил: «Их откроют, но это будете не Вы». И весь ответ…

– Очнитесь, Люсьен. – Голос Жюля прозвучал слишком громко, чтобы не напугать.

– Что Вы говорите?

– Я говорю, что мы приехали. Ваш рейс 354. Посадка через десять минут. Когда прилетите, Вас встретят и проводят туда, где Вы будете пока жить. – Невозмутим и загадочен. Но по дороге к стойке вылета есть пара полицейских – об этом «винодел», кажется, не подумал. – Кстати, о полиции. Не надо пытаться вмешивать в это дело полицию. Вы же не хотите в психушку? – Нет, он об этом подумал. Мне это не понравилось – сумасшедшие не могут быть так рассудительны. Следовательно, что-то совсем неприятное получается – они не психи – и это, к сожалению, очень плохо.

– Я могу спросить, кто вы? – Была маленькая надежда, что он хоть что-нибудь скажет, что мне может помочь.

– Можете, но какой в этом смысл? Все, что я Вам могу сказать, Вам уже сказали. Но, кажется, Вы не поняли, потому что не поверили.

– А в это можно поверить?

– В это надо поверить, потому что Вы тот, кому адресовано письмо.

– Но письмо могло быть адресовано мсье Пико? – Я все еще надеялся, что письмо, таинственный Жак, прикидывающийся виноделом Жюль (или как там их на самом деле) просто опоздали – мсье Пико умер чуть раньше.