— В искусстве все должно быть просто, искренне и глубоко, — говорила она, — никакой фальши, никакого наигрыша. Читайте Пушкина: стихи, поэмы, прозу… Вот у кого нужно учиться, учиться вдумчиво, терпеливо, упорно, именно так, как он сам, не переставая, учился всю жизнь до последнего дня, совершенствуя свое гениальное мастерство.

— Но ведь не один же Пушкин создал искусство, — возразил кто-то из слушателей, — а современные течения, ну хоть бы Бальмонт, Игорь Северянин…

Ольга Владимировна взглянула на говорящего.

— Не все золото, что блестит, — чуть-чуть улыбнувшись, ответила она. — Конечно, все это тонко, красиво, но все-таки нужно уметь отличать от внешней красивости настоящую, подлинную красоту. У Бальмонта, у Северянина, в основном, все внешнее, искание новой формы, каких-то звучаний… В общем, когда я читаю Пушкина, я чувствую огромное душевное удовлетворение. Ну, а Северянин… это уж на чей вкус. Впрочем, вероятно, и это хорошо, — поспешила добавить она, видимо не желая обидеть своего собеседника.

Потом разговор перешел на то, как у нас оформлен спектакль, на декорации, бутафорию… Ольга Владимировна все очень хвалила. А когда узнала, что все это сделано собственными руками, вернее, руками одного человека — Сергея Леонидовича, она просто пришла в восторг.

— Да мы с вами здесь чудеса можем сделать! — говорила она, вся разрумянившись от волнения. — Я ехала в какую-то глушь, думала, с тоски умру, а попала прямо в сказку!

— А вы весь наш нардом видели? — с гордостью спросил кто-то. — Видели наше фойе?

— Видела, видела, — вдруг каким-то уже совсем не таким восторженным голосом ответила Ольга Владимировна.

— И вам оно не понравилось?

— Нет, что вы, очень понравилось, — поспешно ответила Ольга Владимировна. — Я, признаться, даже в Москве ничего подобного не видела. Такое сочетание роскоши и вместе с тем простоты, изящества… Это же не фойе — это музей! Можно часами любоваться и картинами, и скульптурой! Да и вся обстановка: эти зеркала, кресла, диваны — просто поразительно! В первый момент мне было даже страшно сесть в такое кресло. Хочется любоваться, а не пользоваться всем этим великолепием. Оно так и просится в какую-то старинную гостиную, во дворец…

— Оно и понятно, домой запросилось, — тихонько, чтобы Ольга Владимировна не услышала, произнес Миша Благовещенский.

Но у Ольги Владимировны оказался поразительно тонкий слух. Она услышала Мишины слова, хотя, конечно, и не поняла их истинный смысл — насчет дворца княгини Имеретинской, откуда мы перевезли эти вещи к нам в нардом.

— Вы тоже со мной согласны? — обратилась она прямо к Мише. — Ну домой, во дворец, вероятно, их не стоит отвозить, а вот в музей очень бы стоило. Я, конечно, не хочу вам советовать: это ведь ваше имущество, вы можете с ним как хотите поступать. Всем этим должен пользоваться народ, вопрос только — как? — Она улыбнулась и продолжала: — Перед спектаклем один очень милый мальчик вскочил в грязных сапогах прямо на кресло и что-то начал ораторствовать перед своими приятелями. Я понимаю: это шутка, маленькое озорство. Только кресло-то вряд ли так долго выдержит. И еще вот: кто-то, конечно тоже в шутку, Венере, что в углу стоит, чернильным карандашом усики подрисовал. Очень забавно получилось… Я бы, право, в музей все это отдала.

Она секунду помолчала и опять заговорила:

— Я думаю, многие из вас были в Художественном театре. Вспомните, как все там строго и скромно. Там все настраивает зрителя на то, чтобы он без всяких помех мог воспринять жизнь, которая перед ним раскроется со сцены. В театре — в фойе, в зрительном зале — нигде не должно быть ничего лишнего, ничего такого, что бы рассеивало, отвлекало внимание зрителя, все должно быть просто и строго.

Поздно, очень поздно разошлись мы в тот вечер из нардома, но уходили совсем не усталые, а, наоборот, в каком-то особенно приподнятом настроении. Все чувствовали, что с этого дня в нашу жизнь влилось что-то новое и по-настоящему значительное.

В 1961 году Всероссийское театральное общество выпустило сборник статей о творчестве крупного актера Ивана Николаевича Берсенева. В этом сборнике на девятнадцатой странице есть такие строки: «…Марджанов, понимая, что молодой Берсенев нуждается в серьезной профессиональной школе мастерства, поручил его заботам режиссера Ольги Владимировны Рахмановой, с которой Берсенев увлеченно занимался. Судя по его рассказам, она отлично преподавала мастерство актера». К этой справедливой оценке, вероятно, могло бы присоединиться немало тех, кого Ольга Владимировна сделала настоящими актерами.

Вот какого педагога послала нам судьба в самую горячую пору нашей юности, нашего увлечения театром!

Ольга Владимировна предложила нам подготовить к постановке пьесу Островского «Бедность не порок»

Со следующего дня, вернее, с той самой минуты, когда Ольга Владимировна не как случайный гость, а как наш старший друг и наставник переступила порог чернского нардома, все в нем пошло по-новому.

Ольга Владимировна предложила нам подготовить к постановке пьесу Островского «Бедность не порок».