— Вот когда папин верстак-то пригодится, — закончил Сережа. — А еще говорят, — немного помолчав, продолжал он, — вечер какой-то устраивать будем. Не помню, в честь чего, только и хор будет, и стихи читать, и сценки какие-то. Меня уж спрашивали, что я умею: петь, стихи читать или на сцене представлять?

— Ну, а ты что ответил?

— Сказал, что умею все, а лучше всего — за девушками ухаживать.

Слушая его беззаботный ответ, я сразу вспомнил Колю Кускова. Вообще Сережа чуть-чуть походил на него, конечно, не бездельем, а своей удалью и каким-то особенным уменьем сразу везде быть в курсе дела, быть своим человеком.

Как я завидовал этой способности! Завидовал, но не только не умел ей подражать, даже понять не мог, как это делается. Мне всегда было трудновато сходиться с товарищами, поэтому я частенько оказывался от других в стороне. А вот Сережа сразу со всеми познакомился, подружился, все узнал. Его уже куда-то приглашают. Молодец Сережа!

На следующее утро мы отправились под руководством Николая Николаевича в Богатый лог заготовлять дрова.

Работа сразу закипела. Мы валили старый осинник, тут же гурьбой накидывались на поваленное дерево, обрубали сучья, а ствол распиливали на короткие кругляши. Их мы складывали в аккуратные поленницы. Трудились до самого вечера. Только в полдень сделали небольшой перерыв, разожгли костер и испекли картошку, которую нам дали какие-то женщины, копавшие картофель в поле у самой лесной опушки. Мы поели, отдохнули и вновь принялись за дело.

Славно поработали! Обратно в город возвращались изрядно усталые, но очень довольные. Много дров для своей школы заготовили. Хоть они и сырые, и осиновые, а все-таки дрова. Будет чем зимою печку топить! Мы шли гордые, шагая в ногу по сухой, пыльной дороге. И, наверное, каждый думал в эту минуту, что он возвращается не из леса после заготовки дров, а после победоносно закончившейся схватки с коварным врагом.

Так и вошли мы в наш тихий, пахнущий яблоками городочек, шагая мимо перепуганных старух, которые выглядывали из калиток.

— Это что ж, новобранцы, что ли? — слышались позади взволнованные голоса. — На войну гонят ай с войны вертаются?

— Да чтой-то мелки уж больно. Теперь, видать, и до ребят добрались. Ох горюшко! Спаси, царица небесная!

Перед школой устроили короткое совещание. Тут же договорились сбегать по домам, умыться, пообедать и, кто хочет, опять возвращаться в школу: потолковать насчет предстоящего вечера-концерта или спектакля, которым мы решили отпраздновать начало учебного года.

— Да куда же вы так торопитесь? — удивилась мама, видя, что мы с Сережей сидим за столом как на иголках.

Мы объяснили, в чем дело.

— Ах, вон оно что… — улыбнулась мама. — А я-то уж думала, что на занятия так спешите.

— Какие там еще занятия!.. — махнул я рукой.

— То есть как это — какие? — удивилась мама. — Да ведь школа на то и существует, чтобы в ней учиться, а не дрова пилить и не спектакли ставить.

— То старая школа, а то новая, революционная, — пояснил Сережа. — Это дело совсем другое.

— Так что же, в этой новой школе и учиться, значит, не надо?

— Надо, только по-новому, ближе к жизни, — вмешался я. — Вот мы сегодня дрова заготовляли, а другие ребята полы мыли, стенки вытирали.

— Но ведь для этого уборщицу можно позвать, чтобы пол вымыть, — не сдавалась мама. — Какое же это ученье?

— Это приучение к труду, — пояснил я. — А вот сейчас мы идем на собрание, будем обсуждать, какой вечер или спектакль устроить в честь начала учебного года. Потом готовиться к нему будем, роли разучивать, кто петь, кто танцевать…

— Позвольте, а учиться-то вы собираетесь или совсем нет? — забеспокоилась мама. — Может, лучше все-таки я к Елизавете Александровне схожу, попрошу, чтобы она вас еще годок поучила?

— Что ж, ты хочешь, чтобы на нас пальцем показывали? — возмутился я. — Все ребята будут в революционную школу ходить, по-новому обучаться, а мы одни, как глупенькие, у бабки Лизихи.

— Уж я сама не знаю, что лучше, — покачала мама головой. — Ничего не пойму: то дрова пилят, то спектакль готовят… Какое же тут ученье?

Мы с Сережей решили больше не поддерживать этот весьма невыгодный для нас разговор. Поскорее поели и побежали в училище.

— Ты с матерью-то язык не распускай, — сказал по дороге Сережа. — Сам видишь: школа что надо, не прежняя гимназия — свобода! А родители разве поймут это! Им все чтобы по старинке: закон божий да таблицу умножения…

Я был с этим вполне согласен и твердо решил впредь быть в разговорах с мамой и Михалычем поосторожнее. А то и вправду, чего доброго, еще запрячут опять к бабке Лизихе…