– Свой хлеб ем! Коробейник – я. Привёз – увёз…

– Ага! Еле ноги унёс! Сами мы на ярмарку ездим – видели вас без прикрас. Не под руку ты нам и на дворе места нет.

– А я вот хожу-смотрю где дом рубить, чтоб осёдло жить.

– Сейчас придумал или кто надоумил?

– Без земли нет корней, а корней нет, то и плода не будет.

– Вбил кто науку или такой родился? – Егор пригляделся к парню.

– Думал, что сам с усам, а потом стал маменьку с тятенькой вспоминать да слова их на заметку брать.

– Если не врёшь – то правильно идёшь. А нарекли-то они тебя как?

– Егорка. А народе кличут – «Егорка – хлебная корка».

– Удумал сам или так и по книге? А чтой-то так народ покрасил тебя?

– А у меня всегда для голодного много нет, а корочка найдётся. А если ещё что есть – то и поделюсь.

– У зазнайки Егорки похвальбы да отговорки. Ладно бается, да правда всегда узнается.

Так ты понял? Девке за забор – нет пути, а встретишь – блюди зараз родительский наказ. Вижу, умеешь речи вести сладки, а девки на язык падки. Греха не проси – девчачья свобода на длину косы.

…Дни идут.

Кто видел – тот знает, а знает – понимает. То Матрёна в пол смотрит, то передник руками мнёт, то к окну бежит, то у речки сидит. Как ни придави семя камнем – росток проклюнется. А ростку – свет да тепло ему, не то бледно, да чахло будет.

Всё родитель может стерпеть – но на муки дитя сил нет смотреть. Хоть вслед беги – свое дитя навяливай – позор принимай.

Но нет! По осени бухнулся Егорка в ноги Егору и Ольге: – Тятенька и маменька отдавайте за меня Матрёну. Век благодарить буду и добра никогда не забуду.

– А раз мы тятенька и маменька, то не быть нашему сыну в примаках. Посему сначала покаж – куда девку нашу поведёшь. Ей хоромы не в кураж, но жизнь начинать надо со своего устава. Вот мои топор и пила – они сами всё умеют и неумех научат.

Вот и всё приданное Матрёнино. Вон на косогоринке хошь землянку рой, хошь баню ставь. Попросишь – плечо подставлю, но помогают только тем, кто делает. А нет сговору – нет и говору. Вон солнце в пути и тебе идти. Не знаешь куда – дорога от порога покажет.

Смеётся Егорка – Хлебная корка. Взял топор да в лес пошёл. Матрёна, зыркнула очами и за ним, а дорогой и не повернула глаз – а что теперь: мать с отцом не указ.

Оно в сказке быстро, так и в жизни время летит соколом.

Справили баню, потом дом. А где дом там и печка. А где печка – там и лавка. А где лавка там и семеро.

Детня бежит – к деду с бабкой спешит. С речки идут им рыбу несут, из леса гриб толкают, а то и ягоды катают.

А кто даёт тому и дают. Что лес, что речка, что поля – для ребятишек, как родня.

А люди хоть смотрят глазами, а думают головой. Если не говорят – то не значит, что не видят.

Нарекли они место это – «Ёгора». В село ли, в город ли или оттуда народ идёт, на речке у «Югоры» и остановиться можно, и обсушиться, и погреться, для малых молоком разжиться.

А жизнь, как солнце – встаёт и падает. А падает, чтоб встать. А встал – не зарекайся – упасть можешь. А вся жизнь такая – в страхе и радости.

… Как-то поутру пришла Матрёна к родителям, посмотреть да подсобить – отца с мамкой навестить.

Глядь, а у забора солдат с молодкой. Молодка бела, светла, и коса в цвет льну отбеленному ниже пояса.

– Красна-девица, а жив ли Егор с женой Ольгой? – солдат спрашивает, а сам ответа боится.

– Тятенька, – Матрёна в голос, – выйди, никак брат мой вернулся.

А и есть так. Младшой. Последним ушёл – первым пришёл.

Рассказать про радость – да где слова такие взять? Где и кто их придумал?

Вот так день начался.

– А кто с тобой? Вроде как не из наших. Не полонянка ли? Уж не силой ли брал?– Олька допрос ведёт.

– Это я, матушка, в плену у неё. Двадцать лет до Белого моря шёл, а потом и дальше, чтоб в полон попасть, да три года обратно под стражей, – младшой-то, смеясь, отвечает.

– Ну и хорошо! Мужикам узда всегда в пользу. Раз довела – то и спасибо ей.

Пир во весь мир! И идущий и едущий мимо весть несут, за Егора радость держат.

День в разгаре – а праздник шумит – сидеть не велит.

Вдруг прохожий в дом идёт, да девицу за руку ведёт.

Девица статна. Волос, как огонь.