«Что же делать, если он мне откажет? — размышлял Андреас. — Сжать зубы, проглотить комок в горле и продолжать службу дальше? Совместно проведенные дни и недели до женитьбы и после нее убедили его, да и Дорис, что их мечты и желания, их взгляды на многие вещи и явления и их оценка зачастую резко расходятся. Даже самая пылкая любовь не может устранить часов, в которые муж и жена становятся как бы чужими друг другу. В таких случаях дети часто являются тем мостиком, по которому они вновь находят дорогу друг к другу. Поэтому я не могу допустить, чтобы наш ребенок умер, еще не появившись на свет, — решил Андреас. — Мне безразлично, является ли предотвращение аборта особым случаем для командира роты, „Спасской башни“, или самого министра обороны. Дорис должна родить ребенка. Когда наконец малышка появится на свет, мы будем ее любить, она и я. Это свяжет нас сильнее, чем свидетельство о браке или два золотых кольца. Они должны дать мне увольнительную. Они просто-напросто обязаны!»

Солдаты третьего отделения, которые преодолели реку последними, поспешно сворачивали плащ-палатки, опоясывались ремнями и помогали друг другу повесить как положено саперные лопатки, фляги и патронташи.

«Двадцать одна минута», — отметил обер-лейтенант, посмотрев на часы. Никто не видел, как он качает головой.

— Второй взвод, выходи строиться на дорогу! — несся по полю зычный голос командира взвода. Серая волна выплеснулась из зарослей. Раздавались кряхтенья и стопы, стук и бряцание. — Пошевеливайся, пошевеливайся, пока еще не стемнело!

Лейтенант Винтер ждал уже наверху, на проезжей части дороги. Рядом с ним стоял командир роты с секундомером в руках. Пыхтя и сопя, солдаты взбирались по насыпи. В спешке отделения перепутались. Некоторые солдаты отстали на несколько шагов. В их числе был и Михаэль Кошенц, который теперь сам нес свое оружие и снаряжение. Он передвигался, ставя негнущиеся ноги циркулем. Бруно Преллер помог солдату с бледным лицом из третьего отделения выбраться из корней деревьев. Из-за этого оба отстали на несколько метров. Бруно Преллер, поднимаясь по склону вверх, оказался предпоследним во взводе. Несмотря на спешку, он увидел белый, сложенный вдвое лист бумаги, лежавший в траве, и поднял его. Письмо. Без конверта. Видимо, его потерял один из товарищей, уже становившихся в строй на дороге. На бегу Бруно сунул листок в правый нарукавный карман. Следом за ним пыхтел Кошенц.

— Двое из первого отделения, — обратился к ним лейтенант Винтер, — соберитесь с силами! Это вам еще в жизни пригодится, солдат Кошенц!

Гигант проглотил возражение. Он слишком устал, чтобы волноваться еще из-за этого.

Спускающийся лифт остановился на втором этаже. Это Дорис Юнгман нажала на кнопку. Ее коллеги посмотрели на нее непонимающим взглядом. Уже конец работы, а выход на первом этаже.

— Привет, — сказала она. — Мне нужно заглянуть еще в центральную.

Дощечка на двери гласила, что посторонним вход воспрещен. Телефонистка как раз собиралась уходить. Она у зеркала подкрашивала губы помадой перламутрового цвета. Нет, Дорис никто не звонил. В течение всего дня. Ошибка исключена.

— Ждешь важного звонка? — спросила она и, послюнявив палец, слегка пригладила свои черные, выщипанные до тонкой полоски брови. — А сама не можешь позвонить? У меня есть еще несколько минут времени.

— Благодарю, — ответила Дорис. — Это не срочно.

Прошло уже двадцать минут после закрытия магазина. Перед универмагом полно народа. Железная змея из автомашин на проезжей части дороги выпускала целые облака вонючего отработанного газа. Тротуары превратились в тесные рукава. Люди задевали друг друга сумками, сетками, пакетами. «Да не стойте же на дороге!» — «Не могли бы вы мне сказать, где…» — «К сожалению, у меня нет времени, я спешу домой…» Домой… Домой…

«Может быть, коллега из центральной действительно нашла бы возможность позвонить в казарму», — размышляла Дорис. Она двигалась вместе с толпой в привычном направлении. Продавщица, с которой она обычно шла часть пути вместе, уже ушла. Одна она двигалась значительно медленнее. Она не заметила одобрительного взгляда, которым проводил ее молодой полицейский. Она все думала о предложении телефонистки. Не было ли ошибкой с ее стороны, что она отклонила предложение? Нет, об этом сожалеть нечего. Дорис знала, что каждое слово, сказанное в частном телефонном разговоре, очень быстро обходит весь универмаг. И тем не менее предложение было сделано от души, очень хорошее предложение. Вполне возможно, что Андреас пытался дозвониться ей, но в рабочее время дальняя связь осуществляется подчас лишь после многих усилий.

И тут новая мысль заставила Дорис заторопиться домой. Мать на кухне консервировала клубнику. Нет никакой телеграммы. Нет и срочного письма. Вообще ничего нового.

Дорис вышла на улицу, из автомата позвонила подруге. Кристель Кениг занималась художественным промыслом. Она делала веселые куклы для детей и взрослых, вязала оригинальные настенные коврики и гнула из серебряной проволоки модные кольца, цепи и браслеты. Она была самостоятельна, у нее всегда имелись новые идеи и к тому же удивительные связи. До самого окончания школы они были неразлучными, твердо решив, что между ними так должно остаться навсегда. Но уже в период профессионального обучения их встречи становились с каждым месяцем реже. Из профессиональной школы Кристель возвратилась с дипломом и ребенком. Об отце она ничего не говорила. Ее маленькая Ирис была с темно-коричневой кожей и черными как агат глазами. Подруга жила в новом микрорайоне и являлась обладательницей автомашины «фольксваген» выпуска 1956 года. Борясь с собственными привычками к легкой жизни и широкому гостеприимству, она копила деньги на «трабант».

— Приходи, — сказала она Дорис по телефону, — а я пока приготовлю для нас чай.

Все автобусы в это время забиты до отказа. Дорис Юнгман повезло: ей удалось поймать такси. Поездка заняла всего несколько минут. На травянистых лужайках между пятиэтажными блочными домами с голубыми и красными балконными решетками ребятишки играли в футбол. Еще два года назад здесь была строительная площадка. Тогда Андреас работал на кране, с помощью которого здесь установлена каждая стена. Дорис приходила сюда несколько раз, чтобы встретить его с работы, перепрыгивала вместе с ним через канализационные канавы, ходила по щиколотку в грязи и взбиралась на высокие холмы из темного грунта. Он показывал ей, где будет новая школа, где магазин, где детский сад и теплоцентраль. Тогда здесь были лишь ямы на перекопанном поле, подъездные пути с желтыми глинистыми лужами, вагончики рабочих и склады, но Андреас рассказывал о новостройках, да так, как будто уже слышал голоса малышей на площадках перед детскими садами и видел входящих и выходящих из магазина людей и его неоновое освещение. Она еще и сейчас помнит, как разозлилась, что он в пылу своих рассказов о будущем не обратил никакого внимания на ее слова, которые казались ей значительно важнее тех домов, у которых еще не было даже фундаментов.