— План у тебя неплохой, Вячеслав Иванович. Можно принять. Только смотри, — Бугров вперил тяжелый взгляд исподлобья в комитетчика, — смотри, чтобы больше никаких сбоев. Военных я предупрежу, пусть ускорят работы на новой границе. Сейчас уже можно не маскироваться. Павел Николаевич, мы можем найти деньги для переселенцев? Срочно найти. Я понимаю…

— Ничего ты не понимаешь! У меня бюджет уже с дефицитом. Дыру в восемь миллиардов задницей затыкать будешь?! — буквально взорвался премьер. Орал он так, что окна дребезжали. — Всем нужны деньги, деньги, деньги! А где их найти, кто-нибудь думает?! Достали, мать вашу! — Шумилов ударил кулаком по подлокотнику. Он прекрасно знал, чем кончится разговор, но просто так сдаваться не собирался, пусть Бугров хоть изредка припоминает, кто в Союзе занимается производством и финансами.

— Ну, Пал Николаич, я же в экономике слабо разбираюсь. Придумай что-нибудь, — примиряющим тоном пробасил Бугров. Казалось, что вспышка ярости премьера не произвела на него никакого впечатления.

— Что я тебе придумаю? — не унимался Шумилов. — У меня четвертый квартал будет со спадом в девять процентов. У меня все ресурсы сожраны «Демиургом» и карантином, вы это понимаете? Вы что-нибудь, кроме своих шпионских игр, понимаете? — На самом деле прогнозы были несколько оптимистичнее, премьер намеренно сгущал краски.

— Жандармы и душители свободы! Меднолобые тюремщики, губители народных прав! — неожиданно с пафосом произнес Трубачев.

После этой эскапады шум стих. Шумилов с независимым видом отвернулся к окну. Бугров, разинув рот, уставился на Трубачева, не зная, что и сказать в ответ на такую выходку.

— Ну, ты даешь! Прям как Сергей Ковалевский в молодости, — наконец к Верховному вернулся дар речи.

— Стараемся, — сдержанно улыбнулся председатель КГБ, — иногда полезно почитывать поток сочинений наших внештатных сотрудников из заграничных отделов.

— Жандармы и душители свободы! — с выражением продекламировал Бугров. — Пал Николаич, ну не обижайся ты на нас. Никто, кроме тебя, в экономике ни фига не смыслит. Я понимаю: финансы поют романсы. Но и людей вывозить надо.

— А на улице солнце светит, — пробормотал Шумилов и, повернувшись к коллегам, решительно заявил: — Ладно, будем думать, где деньги взять. Сколько хоть нужно?

— Да все в рамках первоначального плана, но на месяц раньше.

— Значит 15–18 миллиардов на три месяца с окупаемостью в пять лет. Говорю же — у нас кризис.

— В 92-м тоже был кризис. Но справились же.

— Тогда совсем плохо было. Помню, даже картины продавали за хлеб.

— Было дело, — хохотнул Арсений Степанович, — мы тогда почти всю абстракционистскую мазню распродали и неплохо на этом заработали. Твое ведомство занималось, Вячеслав Иванович.

— Я тогда Управление внешней разведки возглавлял, но часть высокохудожественного изврата и через нас проходила. Сколько мы тогда продали?

— Почти пятьсот процентов русского авангарда, — с мечтательным выражением лица произнес Шумилов. — За год больше семи миллиардов долларов чистой прибыли. Правда, потом цены упали.

— Ну, еще бы им не упасть. Мы сначала взвинтили их, а потом весь рынок затоварили. Одних только «Черных квадратов» восемь штук по частным коллекциям разошлось, и все подлинные. Беднягу Кандинского с его учениками центнерами вывозили, — ударился в воспоминания Верховный. — Прекрасно помню: десятки художников штамповали «чудесно найденные» полотна авангардистов, хранившиеся в частных коллекциях, «мрачных подземельях НКВД» и прочих интересных местах.

— Тем более что подделывать эту мазню большого труда не требовало, — поддержал разговор Шумилов. Настроение у него постепенно улучшалось. Спасибо Арсению, вовремя переключил разговор на воспоминания об одной из самых удачных операций голодного 92-го года. Тогда вырученные за авангард деньги очень помогли стране.

— Допустим, подписи ставили и за соответствием стилю следили лучшие искусствоведы и специалисты Комитета, — добавил Трубачев, с интересом слушавший воспоминания Бугрова. — Говорят, тогда даже целого художника открыли.

— Точно! Необычайно талантливый мастер, оказывается, в Союзе жил. Самуил Хеерман. Целых 400 картин и центнер эскизов намалевал. Его полотна сейчас в Лувре и Библиотеке Конгресса США выставляются.

— Американцы понятно, но Лувр-то как лопухнулся? — рассмеялся Шумилов.

— Во Франции тоже немало «ценителей» водится.

— Уф, пошутили, и хватит, — провел ладонью по лбу, вытирая испарину, Павел Николаевич. — Давайте к нашим делам возвращаться.

— Центробанк, как я понимаю, не поможет?

— Нет, заначки у Герасимова на исходе. Зарубежные фонды я уже обезжирил. Кредиты брать опасно, да и не у кого.

— А внутренний заём?

— Навскидку, больше десяти миллиардов за месяц не соберем, даже с учетом банков. А процент придется платить выше, чем иностранцам.