Когда болел, очень переживал, что умрет:

– Доктор, а я буду жить?

Однажды в школе был такой случай. Ребята стреляли из рогаток и попали в окно. В это время зашел учитель в класс, а один мальчик испугался и засунул рогатку Володе в парту, где учитель и обнаружил ее. Вызвали маму к директору. Володю наказали. А дома он маме говорит:

– Это Сашка мне подкинул рогатку, у меня ее и не было!

– А чего же ты у директора молчал? – спросила мама.

– Я что, предатель?

Володя очень любил стихи Пушкина, читал с выражением и с чувством. На уроке литературы, когда он, гордо подняв голову, декламировал, а кто-то из ребят смеялся, он снизу кулак показывал. Дома устраивал вечера поэзии: рассаживал всех и читал любимые стихи. Он очень любил свою маму и сестер. Заботился обо всех…

Он так хотел жить, любил жизнь и был достоин жизни, а она покинула его по чьей-то прихоти… Еще и не жил, только начал понимать жизнь, а она оборвалась… Мне кажется, и Володя, и другие молодые ребята, погибшие на войне, будто навсегда застыли в удивлении: как же так?!

«23 сентября 1943 года.

Здравствуй, дорогая Маня!

За последнее время я получил от тебя 4 письма, а ответить на них не успел. Написал маленькую записку – это примерно 7-го сентября или 6-го, не помню и по сегодняшний день я не имел времени написать более подробное письмо.

Сегодня погода дала мне свободное время, и я решил ответить на все твои письма и через письмо поговорить с тобой. На дворе сильный ветер и осенний дождик, слякоть, вообще осень полностью вступила в свои права.

Как-то, прочтя твои письма, мне пришлось сразу выехать вперед своей части. Ехал верхом на коне ночью, в голове воспроизвел ответ на твои письма. Конечно, мечтая, молча, когда никто не мешал, я хотел написать многое, за 40 км конечно можно многое подумать и передумать. Сегодня все это забылось, ведь прошло времени 2 недели, да плюс за эти две недели сколько мест я переменил и все мое время было занято боевыми делами.

Решил: из сумки вынуть твои последние 5 писем и еще раз прочесть их и потом частично воспроизвести то, о чем я думал 15 дней тому назад, и добавить новые свои впечатления.

В одном письме ты пишешь: „Я тебя благодарю за воспитание детей, я обязана этим тебе…“ и так далее. Вот на эту тему я хочу с тобой поговорить.

Если двое уже встали на ноги (примеч. О.Р.: Вова закончил пехотное училище и уже воевал, Лара работала на военном заводе), так еще, Маня, двое малышей, вот за них чтобы я тебя отблагодарил. Хочу поделиться с тобой моими взглядами на воспитание малышей.

Некоторые родители, особенно матери к воспитанию детей подходят неверно. Жалеют их, и эта жалость в дальнейшем отражается в худшую сторону. Жалеть детей надо, но уметь их пожалеть, чтобы эта жалость не портила их. У одних и тех же родителей бывают разнохарактерные дети, пример: Вова и Лара. В чем дело? Вот сама подумай, почему это у Вовы, собственно уже мужчины характер девочки, а Лара – девочка с твердым характером. Обстановка, дорогая, сложила их характеры. Лара с самых малых лет попала в кошмарную обстановку, вспомни 1932-33 и 34 годы.

Это отразилось на ней и физически и морально, несмотря на то, что ей было всего еще 5–6 лет, она своим детским умом воспринимала окружающую обстановку в доме. А на улице дети, играющие с ней зачастую ей кое-что, видимо, напоминали.

Отсюда, еще тогда некоторая отчужденность ее от своих подруг, ибо обида созданной обстановкой и такими же как она детьми складывалась все труднее, отсюда отличился характер. Она думала, почему у людей так, а у нас не так.

А потом с 1934 года или, скорее всего, с 35 года, когда я появился, пошли другие мнения и разговоры. Разные тетки, которые окружали нас с тобой, ей говорили, что маме теперь не о вас забота. Лара этим разговорам не верила и своим детским нюхом проверяла правильно это или нет, как я отношусь к ним обоим, как ты ведешь себя.

Видимо, все эти разговоры теток – болтушек на нее первоначально производили впечатление, но потом, проверив на фактах, она оставалась довольна тобой и мной. Дальше родилась Нонна, опять эти тетки (даже друзья твои: и Николаевы, и Глуховы) обязательно говорили ей:

– Теперь у папы своя дочь, на вас и смотреть не будет.

Она опять на проверку, видимо результаты были в нашу пользу. Вот таким образом не только эти два-три момента и все моменты жизни детьми воспринимались, и все это в общей сложности создает характер человека. Весьма возможно, что все это и повлияло на ее скрытность и некоторую недоверчивость, о которой ты пишешь. Вот вкратце о Ларе.

Вова. В 1932 году он уже был школьник и ты ему уделяла больше внимания, чем Ларе, ибо он учился, болел, а до этого он у тебя жил как барон, что хотел, то и делал. Отсюда уже к школьному возрасту у него некоторый характер уже был, он видимо был немного баловень.

Резко изменившаяся обстановка его озлобила и все, что его окружало он считал возможным победить. Капризничал. В его школьной жизни никто кроме учителей не помогал ему, ты, безусловно, в этом ему не могла помочь. На него начала влиять улица и первые мои годы совместной жизни мне стоили дорого (конечно, не материально).

Я всем был доволен, но Володя меня бесил, но я держался крепко. Были моменты, когда я думал, что сделал ошибку в жизни, но все это отбрасывалось в сторону при мысли, что я человек и быть свиньей не положено. Неужели не хватит силы привести его в порядок? А потом решил: раз сделанное не возвращать.

Володя часто тяжело болел и до меня и при мне, это конечно отразилось на нем. Ведь, когда он болел, с ним были не только мягки, а помогали ему всем чем могли. Все это сказалось на его характере в сторону мягкости. Вот поэтому по-моему у Вовы и Лары разные характеры. Но учти, они оба тебя любят, только любовь эту выражают каждый по-своему.

Ну, дальше. Вот, чтобы Нонна и Оля не были разнохарактерными и чтобы были они равны, их тебе надо воспитывать ровно, а что значит ровно.

Во-первых, не выказывать перед ними своих настроений, т. е. в „духе ты или нет, относиться надо к ним ровно. Уже сейчас приучать к труду к маленькому, возможному и выполнимому (учти, это Володю выручало и он наверное анализируя прошлое, вспоминает это).

Во-вторых, установить у себя дома порядок и безусловно этот порядок выполнять: вставать в 7 утра – значит в 7 и не раньше и не позже. Ложиться спать в 9 вечера – значит так и делать. Вообще приучать к порядку. Учить их как, что делать, как себя вести, чтобы они чувствовали, что мама про все будет знать и ее надо слушаться, а для этого надо взять себя в руки, держать себя как мать, чтобы никаким своим поведением, ни одним словом не могла уронить свое достоинство перед ними. Не надо бить, кричать и ругаться или, что еще хуже бывает у некоторых, от бессилия начинают плакать. Лучше накажи, но если уж не слушает – примени силу, но без крика и истерик. Всего не напишешь, но я думаю, что ты кое-что уже сама знаешь.

Конечно, Володя характером окрепнет, жизнь его научит еще большему, что он получил в семье и школе. Лариса немного тоже станет откровенней и все это наладится и ты, видимо, годика через 2–3 будешь нянчить внуков.

Рановато ведь, а? Володе еще, на мой взгляд, годиков 7–8 еще надо подождать жениться, ему бы учиться не мешало. С 20 лет принять на шею хомут семейства рано и очень рано.

Лару надо обязательно учить и что бы она на первый случай получила среднее образование, а дальше будет видно. Семейная жизнь не убежит, теперь не те времена, во всяком случае, если к весне вернусь, буду жив и здоров, я ее буду учить, может, год подготовлю на дому для того, чтобы догнать ей пропущенное.

Ты пишешь о материальном положении. Я тебя понимаю. И Володи нет и деньги, посылаемые мной небольшие. Маня, я знаю и еще то, что есть люди, живущие в оккупации или в эвакуации, вот они возвращаются домой и вместо дома одна печная труба торчит и здесь же у своих развалин устраиваются в землянках и шалашах. Все-таки, несмотря на все возвращаются на свою родину. Материально я могу тебе помочь еще тем, что могу выслать рублей 200–300.

Я жив, здоров. Я сейчас дней на десять от своей части оторвался, к концу месяца буду там, примерно 28 сентября. Наверно, там есть опять твои письма, так что дней через пять жди опять письмо.

Крепко целую всех.

Перед пасхой они с сестрой закупали по дешёвке искусственные цветы и продавали около метро уже по другой цене.

Обе пенсионерки: Нюра – по возрасту а Клава – по инвалидности. Пенсия небольшая, и решили немного подзаработать. Так они делали каждый год.

Как-то видит Нюра – из метро поднимается к выходу на улицу пожилая женщина, тяжело дышит и всё время останавливается, чтобы передохнуть. Нюра подошла к ней.

– Что с Вами? Вам помочь? Может быть, проводить до дома?

– Ой, милая. Сейчас отдышусь и дальше пойду. В поликлинике месяц назад медосмотр пожилых проводили. Мне сказали, чтобы я курить бросила. Вот бросила. Теперь совсем не могу ходить. А прежде нормально было.

– Да кто ж Вам сказал, что надо резко бросить курить? Голову оторвать такому врачу! Нельзя резко бросать. Надо каждый день снижать количество выкуренных сигарет на одну штуку, – по-деловому объясняла ей Нюра.

– Да не сигареты, а папиросы «Беломор-канал» я всю жизнь курила. И нормально себя чувствовала.

– А сколько Вам лет?

– Да уже семьдесят пять! И чего я их послушалась Не век же жить! И что мне теперь делать? Хоть снова начинай.

– Раз уж Вы не можете без курева – курите потихоньку лучше сигареты с фильтром.

Шли, беседовали, дошли до её дома. Так Нюра её и проводила, и научила, как жить дальше. Вернулась потом на своё место к Клаве и говорит:

– Знаешь, Клава, ни за что не брошу курить! Вот врачи со своими советами до чего довели человека! Курила всю жизнь «Беломор-канал» и семьдесят пять лет прожила, а они ей – бросай! Легко сказать – бросай. С привычкой нелегко расстаться! Лучше не начинать курить!

Поторговали, чего-то подзаработали, купили по дороге пива, пришли домой, сели на кухне, смачно закурили. Помолчали. Пивка выпили и посмеялись над собой и над всем, что происходит вокруг.

Так и живут две сестрички – не хитро, без глобальных проблем, а дома у них всегда чисто, уютно и душевно.

29.11.07

Звонит соседка Нюра по площадке:

– Оль, зайди, мы приехали.

Нюра и Клава ездили в деревню хоронить брата. Умер в пятьдесят лет. Много пил, и начались глюки. Где-то прилёг и замёрз.

– Ну, как вы съездили? – спрашиваю.

– Да вот съездили, похоронили.

– Маму не забрали? Сколько ей сейчас лет?

– Да маме-то восемьдесят девять лет будет. Не хочет в город ехать. Вы, говорит, девки, сами тут оставайтесь. А чего мы там сейчас будем делать. Вот уж посадка начнётся, поедем. Сейчас здесь дел полно: за два месяца надо рассчитаться за все коммунальные, пенсии получить.

– Девочки, а вы хорошо выглядите, помолодели.

– А на свежем воздухе, чего нам. Никакой тебе косметики, вода чистая. Воздух свежий. А я вот покрасилась, видишь?