Шрифт:
– Хочешь остаться в этом городе и подождать?
– меня устраивал и такой вариант.
– Не-а. Тут можно застрять до глубокой старости...Буду думать...А делать это лучше всего на полный желудок.
Бести огляделась. Неподалеку от того места, где мы остановились, как раз находился трактир с покореженной, потемневшей от времени и влаги, деревянной вывеской. Судя по доносившемуся с его стороны гомону людских голосов, это заведение пользовалось популярностью у местных жителей.
– Нам туда, - спутница потянула меня в сторону трактира, - Ой, мы же про камень забыли! А, ладно...Накрайняк, им с трактирщиком и расплатимся.
Трактир "Между двух ворот" был заполнен разношерстной публикой: здесь были торговцы и ремесленники, зажиточные горожане и даже возвращающиеся с торга селяне. Свободный стол для нас нашелся в уголке. Заказали мясное жаркое. Улыбчивая служанка с веселыми глазами посоветовала попробовать пирожков, мы согласились. Из напитков для себя я выбрал эль, и мне не понравилось, что Бести попросила принести эль и ей.
– Бести, может, передумаешь? В этих краях делают неплохое яблочное вино...
– Блум, не пьянства ради... душа просит, - непонятно ответила мне Бести.
Напитки и горячие, аппетитно пахнущие пирожки нам принесли очень скоро. Откусив пирожок, я одобрительно кивнул служанке - мол, очень вкусно. Бести же даже не прикоснулась к выпечке. Взяв свою кружку, она сделала большой глоток. И даже не поморщилась. Затем еще.
– Бести, попробуй пирожки, - предложил я, пододвигая к ней тарелку, - Давно такие вкусные не ел!
– Угу...
Пирожки остались лежать на блюде. Эль в кружке между тем убывал. Я к своему напитку даже не притронулся, с тревогой наблюдая за девушкой.
– Что такое "не везет"?
– вполголоса спросила Бести, - Как с этим бороться я уже не спрашиваю...
Я не сумел найти подходящего ответа. Да, похоже, Бести он и не требовался - она задумчиво разглядывала содержимое кружки, отрешившись от окружающего. Глаза ее подозрительно заблестели, словно от навернувшихся слез...
– Бести, ты расстроена?
– наконец-то понял я ситуацию, - Не надо. Найдем мы караван. Не могут же все жители Дунвала сидеть в городе безвылазно. Кому-нибудь да понадобится в столицу.
– Ага... когда рак на горе свистнет... Или после дождика в четверг...
Почему купцы должны приурочивать свой отъезд к чьему-то свисту или погоде в определенный день недели, я не понял. Но уточнять у расстроенной девушки не стал.
– Ну, хочешь, я поспрашиваю тех купцов, которые здесь сидят?
– Сиди уж... Что у меня, своего языка нет?
– Бести отодвинула кружку, но с места не встала, - Блум, не обращай на меня внимания. Тошно мне, понимаешь?
И вдруг запела. Вполголоса, не обращая ни на кого внимания.
"Ваше благородие, госпожа разлука
Мы с тобой друзья давно, вот какая штука.
Письмецо в конверте погоди, не рви
Не везет мне в смерти - повезет в любви".
Незнакомая песня была протяжной, более привычной. Хотя явно не требовала музыкального сопровождения. И это была мужская песня, даже воинская. Хотя в исполнении Бести, с ее глуховато - тягучим голосом, звучало тоже не плохо. За соседними столиками затихли, прислушиваясь. Постепенно шум в трактире начал затихать. К концу песни даже служанки застыли, не смея пробегать между столиками.
– Душевно поешь, девка!
– крикнул крепкий старик, поднимаясь из-за своего столика и направляясь к нам, - Еще что-нибудь давай!
Бести, во время пения не поднимавшая взгляда от стола, словно видела не грязное растрескавшееся дерево, а что-то далекое, встрепенулась и долго не могла понять, что от нее хотят. Я поспешил на выручку, освобождая инструмент, который никогда нигде не оставлял. Зазвучали первые аккорды, подобранные мной под песню про стаканы. Но Бести меня остановила, начав другую песню, на этот раз женскую:
"Что стоишь, качаясь,
Тонкая рябина
Головой склоняясь
До самого тына..."
Бести действительно похожа на молодое деревце - такая же стройная... тонкая... беззащитная.
И хотя исполнение Бести было совсем непрофессионально (я-то слышал и подмечал и короткое дыхание, и ненужные паузы), но простая символика, понятная всем посетителям, понравилась людям.
– Да...баба без мужика, почитай, сирота горемычная, - произнес кто-то после того, как девушка замолкла.