– Да, и она последняя, к сожалению, – даже не думая о сожалении, весело ответила Бестужева.

Оле было все равно, с чем булочка. Но едва она узнала от Константина Васильевича, что булочки с вишней Велорий любит больше всего ей ничего не оставалось, как съесть их все. И по гримасе Лорика она поняла, что он тоже догадался об этом.

– Ты их все съела! – угрожающе прошипел он, подходя к ней зловеще медленным шагом.

– Да, и они были очень вкусные! – продолжала провоцировать его Оля, думая, что при родителях это безопасно.

Но чем ближе он подходил к ней, тем больше она волновалась.

– Мама! – вскакивая из-за стола, вскрикнула девушка, едва успев отскочить от демона мести.

– Прости, милая, но ты сделала это специально, поэтому я полностью на стороне Велория, – спокойно возразила Любовь Валентиновна.

– Но ты же МОЯ мама и должна быть на МОЕЙ стороне, – пятясь от своего преследователя, кричала Бестужева.

– Я помню, как ты обиделась и съела все мои трюфеля, хоть совсем их не любила, поэтому ты заслужила трепку, – ехидно улыбнулась ей мать, даже не думая помогать ей.

– Я же искупила свою вину! – запротестовала она, не сводя глаз с Велория, угрожающе надвигающегося на нее.

– То, что тебе стало плохо после того, как ты съела килограмм моих любимых конфет, не искупает твоей вины.

– Предательница! – жалобно взвизгнула Оля и с надкусанной булочкой бросилась наутек в свою комнату.

Она успела захлопнуть дверь перед самым носом Велория и только тогда облегченно вздохнула.

– Вот так тебе! – рассмеялась девушка, показывая язык в закрытую дверь.

– Я же говорил, что ты тупица! – послышался насмешливый голос за ее спиной.

Оля медленно развернулась и увидела Велория, стоявшего в проеме балкона в расслабленной позе.

«Ну конечно, как же она могла забыть про террасу!»

Харламов хищной поступью стал приближаться к ней, а Оля, лихорадочно оглядываясь, словно загнанная лань, искала пути к спасению. Прижавшись спиной к двери, она так сильно сжала булочку, что джем потек по ее пальцам. Ее преследователь был в шаге от нее, шанса на спасение не было.

«Еще чуть-чуть, еще немножко. Сейчас!». Только он подошел ближе, как Оля нырнула под его руку и уже стала победно ликовать, как всего лишь маленький толчок – и она оказалась распластанной на спине посередине своей кровати, а Велорий сидел сверху, отрезая все пути для побега.

Оля замахнулась, пытаясь швырнуть несчастную булочку в него, но он успел перехватить ее руку.

– Не смей кидаться моей последней булочкой, – спокойно проговорил он и, наклонившись, откусил сразу половину. – Ммм, – зажмурившись от удовольствия, промычал он.

Оля не могла пошевелиться, нервы были натянуты до предела. Его губы касались пальцев девушки, когда он откусывал кусочек за кусочком прямо из ее ладони. Оля закусила губу, едва сдерживая стон от странного и неведомого ранее ощущения.

– Ты уже все съел, может, встанешь, – это должно было прозвучать уверенно, но получилось жалобно.

– Я еще не доел, – и он стал медленно облизывать ее пальцы, красные от джема.

Девушка чувствовала его язык, зубы, слегка покусывавшие пальцы и застонала, покраснев от смущения. Оля даже не предполагала, что Велорий, всего лишь прикасаясь к ее пальцам, может довести ее до подобного состояния.

– Ну, все, – Оля вырвала свою руку из сладостного плена.

– Я так не думаю, – таинственно глядя на нее, произнес он. – Я вижу, по крайней мере, еще две капельки джема.

Оля лихорадочно вертела головой, пока наконец не увидела багряно-красные капельки варенья чуть выше груди, прямо на майке в области правого соска, который стал четко выделялся под легкой материей.

Она судорожно попыталась прикрыться руками, но предвидя это, Велорий снова взял в плен обе ее руки, вытянув их над головой.

– Я не могу дать пропасть не единой капельке варенья.

И его голова медленно стала опускаться вниз. Оля могла лишь видеть его макушку и чувствовать легкое дыхание на коже. Велорий слизнул первую капельку, и девушка непроизвольно дернулась. Было ощущение, что его язык раскален: место, которого только что он коснулся, пылало огнем.

Харламов, приподняв голову, взглянул ей в лицо. Несомненно, он-то знал, как действуют его прикосновения.