что я могла рассчитывать.

Но я знаю, что сама виновата в случившемся. Это было ожидаемо, если не сказать заслуженно.

Поэтому, когда я услышала приговор врачей о завершении танцевальной карьеры, то приняла

это как данность. Почти.

Я направляюсь в парк, где в это раннее утро уже полно бегунов. Вставляю наушники в уши,

включаю IPod и начинаю бег. Неторопливо, шаг легкий, без напряжения. Приходится

контролировать свой темп и силу удара ступней о бетон, что не дает расслабиться, как бы того

хотелось. Но это вынужденные меры, чтобы ноги не уставали раньше времени.

Марафон в этой жизни мне уже не бегать.

Проходит около тридцати минут, когда я чувствую, что пора остановится. Ноги ноют, и я

болезненно морщусь.

На выходе из парка я покупаю кофе на лотке и смотрю на время. Еще нет и девяти. Рано для

субботнего визита, но я должна сделать это сейчас. Дальше не могу тянуть.

– Давно ты тут стену подпираешь? – Брови Норы взлетают вверх, когда она открывает дверь

своей квартиры и видит меня.

Я пожимаю плечами.

– Десять, или пятнадцать минут.

Сама не знаю, почему торчу в коридоре, все никак не решаясь постучать.

– Хм-м… Я собиралась спуститься за почтой, но это подождет. – Глаза Норы настороженно

смотрят на меня.

Я ее не виню.

– Проходи.

Я захожу внутрь, и она закрывает за мной дверь.

Я осматриваюсь, ожидая увидеть Кайлу, но кругом тихо. Или она еще спит, или ее здесь нет.

Чувствую разочарование. Я очень соскучилась по своей крестнице.

– Рей и Кайла еще спят?

Нора подавляет зевок и вынимает заколку из волос. На ней синий атласный халат – видимо

только проснулась.

– Рей с другом в спортзале, а Кайлу забрала мама на выходные.

Я понимающе киваю. Значит, мы одни, и я могу говорить свободно.

– Прости меня! – с неожиданной эмоциональностью даже для себя самой, выпаливаю я. – Я

повела себя как настоящая идиотка. И мне очень, очень стыдно.

Я с покаянным видом качаю головой, когда Нора неожиданно улыбается и протягивает ко мне

руки.

– Иди сюда.

Мы обнимаемся, словно не виделись долгие годы, наперебой извиняясь друг перед другом.

Потом начинаем смеяться от облегчения, что наконец-то наша нелепая ссора позади. И я в

который раз понимаю, что ссорится с Норой так не правильно! Эти несколько дней, что мы не

говорили, были отвратительными. Только ущемлённая гордость и чувство уязвимости не давали

мне поднять трубку и позвонить ей. Хотя внутренний голос кричал сделать это.

И в эти минуты примирения и откровенности, я осознаю, что Нора мой самый близкий человек

во всем мире.

Когда-то тоже самое я могла сказать и о Тайлере. И когда я понимаю, что не чувствую того же в

отношении Джареда, мне становится страшно.

– Думаешь, Джей прав и мне следует свести татуировку? – тихо спрашиваю я, когда чуть позже

мы сидим на кухне и едим шоколадное мороженое из одного ведерка.

Нора отвечает ни сразу, задумчиво вертя ложку в руках.

– Не знаю, Лекс. Джея можно понять, он переживает и чувствует угрозу. Твой бывший

возникает на горизонте, а ты не желаешь сводить его имя со своей кожи. – Она криво

усмехается. – Ты просто королева драмы.

Я не сильно стукаю ее по плечу.

– Я не королева драмы! – мой голос звучит возмущенно.

Нора смеется, но потом вновь становится серьезной.

– Сделай это, если чувствуешь, что надо, и что ты готова. Но не делай, если это не так, и если

боишься, что с этим утратишь что-то в себе.

– Проблема в том, что я знаю, что должна это сделать. Но я не готова.

– Знаешь, у тебя могут возникнуть проблемы покрупнее, когда (заметь, «когда, а не «если»),

Джаред узнает о твоей тайной квартире.

С протяжным стоном я роняю голову на гранитную столешницу.

– Боже, я просто кладезь чертовых тайн! Почему я не могу все рассказать Джареду?

Нора одаривает меня говорящим взглядом «Давно пора».

– Ну и чего ты боишься? Что он убежит от тебя, как только все узнает?