Ягурцов проснулся в трёхкомнатной квартире на Матроса Железняка. Он снимал её у питерского художника, который несколько лет подряд перебирался в Москву. Квартира, как квартира, бывают и похуже. Раньше здесь обитал второй жилец, пенсионер. В отсутствие Ягурцова он что-то забыл на плите, а сам смотрел телевизор в своей комнате до тех пор, пока не задохнулся. До задней комнаты, которую снимал Ягурцов, ни огонь, ни дым не добрались. Зато сейчас он живёт один, а платит почти столько же, сколько и раньше. Он умеет договариваться с людьми! Этого у него не отнять.

Ягурцов приоткрыл глаз. Голова страшно гудела, во рту пересохло. Сон был неприятный, обычно такие сны означают болезнь родственников. Ему снились бесконечные камни го. Эти камни нужно было грузить, а потом куда-то перегружать. Сначала они были в коробках, а потом, как это обычно бывает во сне, превратились в груду. Это была целая насыпь камней, которую нужно было вычерпать руками. В начале этого процесса он был не один. С ним были Гольцын и Гоменюк. Камни были старые, грязные. Они пахли немытыми волосами. А когда товарищи исчезли, камни надвинулись на него всем бортом, и он начал задыхаться под их зловонной тяжестью. Плохой сон, одним словом. Нехороший.

Ягурцов сел, опустив босые ноги на линолеум, и поискал на подоконнике зажигалку. На нём была белая футболка с надписью KON-CHI.  Это было названием японской фирмы, выпускающей клей. Футболки бесплатно выдавались на турнирах, где их никто не одевал, но зато в них можно было ночевать. Эти белые невыразительные футболки игроки его ассоциации называли «кончи!» На подоконник, где сейчас находилась рука Ягурцова, были ссыпаны детские игрушки, сделанные в СССР. У хозяина квартиры была коллекция, которая называлась «Советский конструктор игрушечных фаллосов» или сокращённо «СКИФ». Пластмассовые и резиновые красноармейцы в остроконечных будёновках, пупсы размером с женскую ладошку, двугорбые улитки с вытянутыми шеями, крокодильчики — всё, в чём художник увидел сублимацию советской бесполой промышленности.

Зажигалка съехала с подоконника и упала прямо в свёрнутый кусок ватмана. Ягурцов выругался про себя и приподнял бумажную трубу. Ватман тоже был «произведением искусства». В одном из питерских притонов хозяин квартиры увидел, как наркоманы сливают из шприцов остатки над кухонным столом. За несколько лет образовалась приличная корка, представлявшая неповторимый узор. Художник приклеил поверх обоев ватман, чтобы шприцы опорожнялись на новую основу. Через месяц первое «полотно» было готово. За неимением места для экспонирования оно хранилось в углу, рядом с кроватью. Наконец зажигалка была обретена, и Ягурцов закурил. Он затянулся, и, поискав глазами, стряхнул пепел в ватман, постучав сигаретой по краю его вертикальной трубы. Ничего, нормальная квартира!

Хрущовка кирпичная, крепкая. Такие не сносят, а отделывают. Вставляют стеклопакеты, меняют трубы и газовые плиты. Им после пожара тоже сменили плиту. У всех железные двери. У каждой двери — коврик. Стены покрыты масляной краской, а не обуглены как в некоторых домах. Правда, подъезд, лестницы и площадки по четыре квартиры спроектированы словно для лилипутов. Поднимаясь на четвёртый этаж, человек нормального сложения вынужден перешагивать сразу через три ступеньки.

Было утро субботы, и делать было нечего, так как надзирать за таджиками нужно только в понедельник. Не самая правильная работа, когда человеку за сорок! Ягурцов родился в городке Шумерля. Ему каждый раз приходилось объяснять, что Шумерля находится в Чувашии. Рассказывая о своём городе, он доверительно сообщал, что чуваши считают себя прямыми потомками шумеров. А откуда ещё могло появиться такое название? На самом деле городок был основан как железнодорожная станция дороги Москва — Казань. Центральная часть Шумерли даже сейчас представлена зданиями не выше пяти этажей. А в то время, когда из Бодайбо приехала его мать, здесь были только бараки. Мать работала на узкоколейке Шумерля-Речное. Видимо, там она и познакомилась с его отцом. Кто был отец, Ягурцов толком не знал. Мать не хотела распространяться на эту тему. В годы советской власти Шумерлю выбрали как место поселения раскулаченных, а заключённые работали в Шумерлинском и Красночетайском леспромхозах. Оттуда вывозили лес на станции Шумерля и Мыслец. Скорее всего, его отец был одним из ссыльных. Ягурцову говорили, что в нём есть что-то дальневосточное, но он всегда отшучивался, что кроме русской и шумерской, другой крови в нём нет. Мать звали Антонина. Из Бодайбо, главной базы снабжения Ленских приисков, её семья в 1932 году уехала сначала в поселок Чулун, затем в Новосибирск, дальше был прииск Степняк Петропавловской области, а потом уже — город его рождения.

Жизнь Ягурцова протекала в пространственном континууме, образованном Казанью, Нижним, Владимиром, Ленинградом и железной дорогой, объединяющей эти города. Далёкими лучами этого тоннеля были Ростов и Таганрог. Вспомнив о Таганроге, Ягурцов поморщился. Несколько лет назад по дороге в Чебоксары поезд проехал Шумерлю. Ягурцов успел прочесть странный транспарант «Сделаем Шумерлю точкой роста!» Этот транспарант почему-то напомнил ему подмосковное «Петушки голосуют за Президента России!» А ещё одним пространством его жизни было Го. Почему оно прилипло к нему? Этого он себе объяснить не мог. Го в его жизни было случайностью, набравшей вес закономерности. У Ягурцова не было ни природной склонности к Го, ни какого-либо особенного таланта. Играл он не часто и никогда не стремился серьёзно изучить «это дело».

Он медленно протягивал дым, и сигарета постепенно напомнила ему о нескольких «головняках». Первый был связан с турниром, который будет проходить в Москве в следующие выходные. Этот турнир под эгидой посольства Японии называется «Кубок посла». Впрочем, игроки давно прозвали его «Кубок послал». Эта острота связана с тем, что Посол давно не появлялся на турнире. А что Послу там ловить? Смотреть, как несколько одних и тех же товарищей играют из года в год? На месте Посла он бы и сам никогда не пришёл на такой турнир. Но в этом году японцы превзошли самих себя. Он был вынужден собственной рукой вписать в положение строку о том, что разрешены только безалкогольные напитки. Ну, разрешены и разрешены! Зачем это вписывать в положение? Чтобы зубоскалам было о чём поржать? А то, что этот турнир — однодневный? Докатились! Вот, что сделали с турниром, который раньше игрался три дня. И только в последние годы — два. Как он впишет его в сетку федерального агентства?

Ведь это только для японцев турнир любительский. А для российской ассоциации это спортивное мероприятие. И финансирует его федеральное агентство. И поэтому судье полагается оплата проезда. А это хоть и небольшие, но деньги. Да, ещё деньги! Японцы опять заставили его вписать в положение, что турнирный взнос отсутствует. Просто козлы! Как можно проводить турнир без турнирных взносов? Зачем его тогда вообще проводить? Но он был вынужден согласиться. Деньги он, конечно, всё равно соберёт. В положении указан мобильный телефон Карины, а она уж сумеет объяснить участнику, почему он должен сдать деньги и за что. Хорошо ещё, что японцы квотируют турнир, и что вся квота у его ассоциации. И последнее неприятное — турнир будет проводиться в помещении посольства. Проблема здесь не только в том, что не выпить, не покурить. В здание не войдёшь, не выйдешь. А если входишь, просовывай паспорт и жди, пока жёлтая обезьяна его изучит. В последние годы он вообще не любил показывать свой паспорт, и судебные приставы никогда в жизни бы его не нашли, если бы он не указал свои личные данные на сайте ассо циации. А вот по «милости некоторых людей» пришлось указать.

Сигарета потухла, и он задушил её пепельницей. Больше сигарет не было. Неожиданный звонок по городскому телефону прозвучал резко и угрожающе. Ягурцов с опаской посмотрел на аппарат. Приставы? Не похоже! Скорее, международный. Почему-то он решил взять трубку. Ягурцов молча поднёс её к уху.

— Моси-моси, росиа-но го-федересион о-нэгай симасу! [51] — зазвучал в трубке далёкий юный голос.

— Йес! Русиа го федерейшен, — недружелюбно откликнулся он. — Ай эм Ягурцов. Окей, окей! Я. Гур. Цов.

Через несколько минут он разобрался, в чём дело. Звонили из Нихон Киин. Искали другую русскую ассоциацию. Эта ассоциация была ему известна. Даже слишком хорошо известна. Лучше, чтобы этой ассоциации никогда не было. Но она, к сожалению, есть. Конечно же, японцы запутались. Ассоциация Ягурцова имела точно такое же название, но Го в ней было написано с маленькой буквы. А ещё были скобочки, и в них помещалась маленькая буковка «б». Вместе со слогом «го» буковка «б» давала слог «гоб», за что злые языки иногда называли их ассоциацию гоблинской. Лучше бы они называли нас ассоциацией большевиков, — всегда добавлял по этому поводу Ягурцов. Вторая ассоциация писала Го с большой. Как и полагается, кстати. А почему полагается? Почему полагается? Кем полагается? Груздевым полагается? Дальше думать было некогда, японцы просили контакты. Лучше бы они прислали комплекты! Хотя бы штук сто. Сто японских комплектов спонсорской помощи сейчас не помешали бы точно. Саполяк, Попа и Филин продали бы их в своих клубах, а деньги умеют делиться на части. Ягурцов диктовал японцам адрес, и едва не сбился в нём сам, так как придумал его на месте. Пусть ищут, удовлетворённо подумал Ягурцов. Пусть ищут! Он опустил трубку на рычаг, улыбнулся, и набрал номер на мобильном телефоне.

Учитель лучился светом, напоминая Ливанова, играющего Шерлока Холмса. Сходство дополняла кепочка, предохраняющая макушку от клещей. Я тоже пребывал в эйфории. Элементы «японского сна» начали складываться в мозаику. В этой мозаике не было ничего, что не расшифровывалось бы подсказанным им ключом. Почему за ширмой не оказалось мальчика? Потому, что если мальчик был образом камня, то за ширмой мог стоять именно гобан. Я понял, почему я не мог уйти из дома Сигэмото (меня передёрнуло) после своей постановки. Ведь я не снял пленные камни и не исполнил тем самым одно из основных правил Го. Камни, лишённые всех свободных дыханий, должны быть обязательно сняты с доски той рукой, которая лишила их этих дыханий. И Сигэмото пытался даже помочь мне, предложив либо совершить что-то, либо отказаться от того, чтобы быть чьей-то рукой.

— А Сигэмото может появиться в нашем мире? — спросил я Учителя.

— Предлагаю двинуться вниз, а то мы сегодня пересидели в заповеднике, — его способность не отвечать на важные вопросы казалась сверхъестественной. Он завязывал мешок, и, казалось, ни о чём не беспокоился. — Сигэмото проявиться без твоей помощи невозможно!

Несколько секунд я обдумывал услышанное. Я вспомнил, как Сигэмото предложил мне чаю. При этом воспоминании меня снова чуть не стошнило. И то, что мне не захотелось этот чай, было тоже понятно. Я оказался в том мире не для того, чтобы пить! Одно не укладывалось у меня в голове, как камни из того мира оказались в этом. Я решил сделать этот вопрос главным. Но как правильно задать его? Чем конкретнее, тем лучше, решил я.

— Что это за камни, которые я притащил с собой?

— Это камни Го.

— Понятно. А откуда они? Из какого комплекта?

— Так бывает всегда, когда отвечаешь на вопрос прямо, — Учитель улыбнулся. — Это камни Го, из комплекта Го.

Я не понимал! Учитель вскинул брови, и встал во весь рост.

— Расширь планку!

— Что ты имеешь в виду?!

— Призови на помощь свой опыт взаимодействий с Го. Ты же сам рассказывал мне про панораму игр, в которых Го играет игру, вложенную одна в другую. Не помнишь, как говорил, что все эти игры играются одновременно? Одновременно «во всех мыслимых и немыслимых мирах»?

— Так Го это имя собственное? Вот почему я не мог понять! Тебе было бы достаточно указать мне на это. Указать на то, что говоря «Го», ты называешь собственное имя известной тебе сущности.

— Не всегда. Иногда я имею в виду название известной тебе игры.

Ничего, сказал я себе. По крайней мере, я понял, о чём речь. Теперь нужно вернуться к началу!

— Так это камни Го? — я улыбнулся. Если мой последний вопрос будет когда-нибудь записан на бумагу, то ни один читающий никогда не разберётся в том, что именно я спросил.

— Да, — подтвердил Учитель, — это камни Го.

— Хорошо! Если это камни Го, — я интонационно выделил последнее слово, — то откуда они берутся?

— Я показал тебе сегодня, где они берутся, и даже научил, как их брать.

Это было законченным объяснением «в его стиле». Именно то, что он называл словом «знание». Миссия Учителя была исполнена им совершенно. Он показал мне камни Го. Показал где их брать. Научил меня делать это так, чтобы я оставался в живых. Что ещё можно добавить к этому? Оставалось перейти на его волну, и соответственно на его описание мира. Всё остальное было бессмысленным и неэффективным даже с точки зрения коммуникации.

— Я мог сделать это только здесь? В этом гроте?

— Можно в других местах.

— Тебе известны эти места?

— Некоторые — известны, некоторые — нет.

— Назови, — это был классический разговор «двух индейцев».

— Ты сам был в одном из мест.

— Где это?!

— Ты никогда не был в пещере Видящих?

— Пещера Видящих не имеет аналогов, так как она уникальна, — произнёс я нейтральным голосом. Я чувствовал, что я на правильном пути, и что мои усилия могут стоить свеч.

— Почему уникальна? Я знаю подобную пещеру, она расположена в Китае.

— Где в Китае? — мой голос предательски дрогнул.

Учитель мог назвать мне любое из того невероятного количества мест, которые существуют на Земле. Любое место! Но место, названное им, оказалось из тех, что я уже посещал в своей жизни. Оно находится недалеко от Пекина, и я был там на экскурсии. Это известный антропологический памятник. Так называемая «Гора костей Дракона». Впервые я услышал о ней в Национальном музее провинции Шанси. Рассматривая реконструкции синантропов, я заинтересовался историей о пропаже целых черепов в конце Второй мировой войны. В 30-х годах благодаря стараниям немецких учёных были обнаружены черепа древнего человека, находящиеся в многометровом слое золы пещеры, служившей им пристанищем. Раскопки поддерживал Рокфеллер. Все найденные черепа, а их было около пятнадцати штук, были расколоты на мелкие кусочки, но два черепа сохранились почти полностью. Учёные датировали их полумиллионом лет, а затем набавили ещё по двести пятьдесят.

Таким образом, найденные останки принадлежали старейшему из когда-либо обнаруженных человекообразных существ. Его назвали синантропом или китайским человеком. Было установлено, что это существо могло пользоваться огнём, а также обрабатывать камни, создавая из них каменные диски и шары. Камней, обработанных в той или иной степени, на стоянке синантропов было найдено достаточно много. Перед войной работы оказались свёрнуты, а самые ценные находки осенью 1941 года направлены в США. Так вот в чём была роль Рокфеллера! — подумал я тогда. Однако, в чём бы не заключалась роль Рокфеллера, все артефакты пропали довольно загадочным образом ещё на территории Китая. Заинтересовавшись, я предпринял поездку, и собственными глазами осмотрел пещеру, где был обнаружен древнейший человек.

Учитель, выслушав мой рассказ, сказал, что не сомневается в том, что черепа пропали. По его мнению, они просто не могли не пропасть: «Если бы обитатели Чжоукоудяня хотели, чтобы такие как ты видели, как они выглядели, то они оставили бы соответствующие изображения, — прокомментировал он. — Но поскольку они пожелали остаться незаметными, то не стоит удивляться тому, что эта цель оказалась достигнута ими в полной мере».

Я пытался возразить, но он невозмутимо отреагировал на мои протесты. Из его реплик следовало, что пещера, в которую он несколько раз водил меня, просто не разрушена в отличие от пекинской, а синантроп являлся чуть ли не древним игроком в Го. Про древность я не спорил, учёные доказали время китайской стоянки. Разговор с новой силой развернулся вокруг камней и «всего остального». Он спросил меня, не помню ли я точно, в каком слое золы были найдены кости, камни, и в каком количестве. Эти цифры я представлял себе. А именно слой золы — около десяти метров, фрагментов черепов — несколько десятков, обработанных камней — несколько десятков тысяч. Далее он спросил меня, во сколько лет учёные оценивают период проживания синантропа в пещере. Я ответил, что, по мнению учёных, люди жили в этой пещере на протяжении нескольких сотен тысяч лет. Тогда он спросил меня, каким образом на протяжении этих нескольких сотен тысяч лет, определённых учёными по толщине золы, каннибалы-синантропы оставили лишь несколько десятков расколотых черепов? Ты хочешь сказать, спросил он меня, что каннибалы съедали одного сородича за каждые десятьдвадцать тысяч лет? Его ход мысли показался мне интересным, по крайней мере, здесь было что обсудить.

— Они могли жить в лесу, — начал я, — а пещеру использовать как естественное убежище! Для приготовления пищи или в ритуальных целях. Там же, в лесу могли быть их захоронения.

— Чьи же черепа нашлись в пещере?

— Черепа врагов, например.

— Повезло тому, у кого враги случаются раз в десять тысяч лет!

— Как я понял, ты сам был в пещерах Чжоукоудяня?

— Был по наводке Учителя. Там как раз шли раскопки.

«Опа!» — я не ожидал такого улова. «Спокойно, — сказал я себе, — всё самое интересное только начинается!»

— Скажи, — мой голос стал подозрительно мягок, — а кто был твой и соответственно наш общий Учитель?

— Почему ты хочешь узнать об этом?

— Я хочу узнать, потому что чувствую глубокую и мощную традицию, которая проходит через тебя и меня, и течёт куда-то в невообразимое прошлое и невообразимое будущее.

Мне показалось, что моя просьба возымела действие. Он повозился, и похрустел позвонками.

— А как ты представляешь Учителя?

Вопрос предлагал мне игру. А там, где есть игра, бывает и приз! Я попытался представить себе Учителя Учителя. Как он мог выглядеть? Мой ум начал трудиться над картинкой, но ему что-то мешало. Мне не хватало уверенности, что сконструированный им заросший густым волосом пожилой мужчина — именно то, что нужно. Он больше напоминал или индийского факира времён Гурджиева или реконструкцию синантропа, сделанную китайскими учёными. Я попытался передать Учителю эту картинку словами. Он начал смеяться, и я присоединился к нему.

— Ты не представляешь себе, насколько ты далёк от образа! — закончил он, когда смех начал потихоньку стихать.

— Конечно, далёк, — согласился я, — ведь я не проводил с ним столько времени, сколько провёл ты.

Он внимательно поглядел на меня.

— А почему ты считаешь, что я проводил с ним много времени?

— А как ещё ты мог бы научиться всему тому, чем ты владеешь?

— Хочешь, я удивлю тебя?

— Удиви, если сможешь.

— Ни я, ни другие ученики, возможно, никогда не видели его!

— Почему же ты тогда говоришь, что мой образ неверен?

— Потому что я сам долго трудился над ним.

— И тебе удалось его сконструировать?

— Да.

Он помолчал, прислушиваясь к чему-то внутри себя.

— Наш Учитель никогда не действовал прямо.

— А как действовал Учитель?

— Он действовал через других людей. Через учеников, посредников и союзников. Поэтому прямые ученики не только не видели его, но принимали за него кого угодно. Например, таких же учеников как они сами. Я тоже попался на одну из таких удочек, и только десятилетия спустя, мне удалось вычислить его личность.

— И как же он выглядел?

— Он выглядел как молодая красивая женщина! А возможно и был ею!

Митико находилась на высоте девяти тысяч метров. Только что пролетели русский город Новосибирск. Чёрная кожаная куртка и джинсы настолько точно прилегали друг к другу, что казались комбинезоном. На сухопарых загорелых ногах Митико красовались еле заметные сандалии. Девушка не знала, что в России такие сандалии называют «вьетнамки» или «сланцы». На ближайших к Митико сидениях списанного американцами Боинга не было заметно ни одного русского лица. Российской компании удалось предложить японцам лучшее, а именно — цены. Цены на перелёт Токио-Европа, предоставляемые «Аэропортом-2», были лучше любой рекламы. «Ясуй кара» [52] , — говорили японцы и сразу заказывали билеты. Пассажиры из страны Восходящего солнца готовы были пить отвратительный чай из пакетиков и такой же отвратительный кофе. Магическое словосочетание «ясуй кара» делало русский чай даже вкусным. Японский JAL  был вытеснен сначала ценами, а потом и расписанием.

Впрочем, здесь были не только японцы. Митико заметила нескольких русских. Они были значительно крупнее японцев. У одного из них, здоровяка с круглой головой, была сильная одышка. По оправам очков можно было сразу понять, что это либо работники русского посольства, либо агенты спецслужб. Что в этой стране, скорее всего, было одно и то же. Даже по тому, как они просили проводниц о том или другом, было видно, что они не платили за билеты. Митико подумала, что могла бы прочесть прекрасную лекцию в службе русской разведки о том, какие можно, а какие нельзя покупать оправы для очков, где и почему. А также свитера, подумала Митико. Свитер не менее красноречив!

Она опустила глаза на экран, и её тонкие пальцы подобно стрекозам замерли над клавиатурой ноутбука. Пожилая японка, сидящая справа от Митико, с укоризной посмотрела на наручные часы «молодой особы» и вздохнула. Часы были действительно чересчур дорогие. Только Микио мог додуматься подарить на День рождения золотой Mantek Philippe.  Эти часы подходят тем, кому нужно, чтобы каждый встречный и поперечный сразу знал, сколько стоят твои часы. Удивительно, усмехнулась Митико, насколько у нас с Микио разные представления обо всём!

Митико пыталась дописать фантастический рассказ, сюжет которого базировался на недавнем сне. Земная цивилизация во время экспериментов с новыми космическими двигателями столкнулась со странным и необъяснимым эффектом. Внутри двигателя ракеты появилась трещина во времени. Энергетика трещины превышала энергию пространственно-временного континуума цивилизации, а её поведение оставалось совершенно непредсказуемым. Трещина могла начать рвать ткань мира через секунду, через час или через год. В случае её активизации весь мир исчезал в считанные доли мгновения. Трещину невозможно было ни устранить, ни даже подступиться к ней. Поэтому было принято решение запустить в глубокий Космос уменьшенную модель ракеты. Это одноместный космический корабль, который уже прошёл ходовые испытания.

Митико как раз заканчивала сюжет, в котором начальник земной лаборатории сообщает женщине-пилоту, что она отправляется в будущее, и что, скорее всего, она будет единственным следом цивилизации землян во Вселенной. Это совершенно секретная информация, и женщина-пилот получает её, уже находясь в кресле космолёта. Ракета должна стартовать через час. И даже этот час — время, которое учёные, участвующие в эксперименте, оценивают как непредсказуемо долгое. Митико замирает в последнем взгляде двух землян, считывая в нём тот колоссальный объём информации, который проходит между двумя героями.

Самолёт провалился в воздушную яму. Сердце Митико захолонуло. Воздушная трещина — это просто прекрасно! Ей нравился и сон, и рассказ, и сама идея трещин. Трещина — это там, где действует воин- miti . В трещинах между зданиями. В трещинах между людьми. В трещинах между событиями и мирами пролегает его тропа. И этот miti отличается от doro [53] , которым пользуются обычные люди. Люди пользуются doro, и вязнут на этом пути. И лишь воину- miti открыты оба направления. Даже больше! Ему открыты три пути. Третий — tikai-miti [54] . Это самая короткая, но и самая крутая из всех возможных троп. Девушка откинулась в кресле, и по-новому оглядела самолёт. Русские показывали отвратительный американский фильм. Почему русские покупают такой тупизм? Они тупицы? Или им платят за то, чтобы они его крутили? «Ясуй кара», всплыл ответ, и Митико улыбнулась.

Она вспомнила, как однажды приняла предложение сэнсэя и уехала с ним в горы Ходака. Что хочет душа молодой девушки? Сильных впечатлений? Хочет замирать от страха? Нет? Не замирать? Девушки хотят кричать «иэ» [55] , вопить от страха! Что неприятнее — страх или боль? Но ведь девушкам не интересны толстые кривоногие японцы с животами, которые лупят их купленными в тайне от жены хлыстами. Почему она хочет настоящего ужаса? Настоящего звёздного ужаса? Пальцы Митико вернулись на клавиатуру и нанесли несколько молниеносных и неуловимых ударов. Взгляд женщины-пилота единственного земного космолёта наполнился глубоким и правдивым ужасом. И этот ужас передала ей она, Митико.

Девушка закрыла глаза, и в её сознании зазвучал гортанный голос сэнсэя: «Задания, вошедшие в этот раздел, появились не случайно. Учитель передал их нам. По этим заданиям готовятся только профессионалы. Сам Учитель, как известно, профессионал самого высокого класса. Всем воинам нашего клана известно, что Учитель — необычайный человек. Учитель обладал абсолютным счётом. И абсолютной памятью. Учитель не был японцем по происхождению. Родом из Южного Китая, он был из очень достойной семьи. Таких мастеров как он, всегда отличала особая жертвенность во имя идеи. Именно такой стала жизнь и смерть Учителя. Все дети, которых он обучил, такие же невероятные существа, как и он сам».

— В России очень древняя и строгая религия», — услышала Митико обрывок японской фразы. Она обернулась, но почему-то не увидела обладателя голоса. А может, ей показалось? И эта фраза возникла у неё в уме? Митико открыла маленькую деревянную трубочку и высыпала на ладонь шесть сахарных шариков для овладения русским языком. Она принимала их почти неделю, по четыре раза в день.

Прошла неделя с тех пор, как Ягура-сан встретился с Митико. И почти сутки с тех пор, как Митико вылетела в Россию. Сегодня он встречается на том же самом месте, но теперь с Управляющим Двором Его Высочества. Ягура-сан не любил таких совпадений. Получался классический перекрёсток, а любой перекрёсток всегда непредсказуем, так как во Вселенной в отличие от доски для Го есть видимые, а есть невидимые линии. Но место встречи в этот раз выбирал не он.

Акура Рисэй в силу своего высокого положения являлся хранителем многих японских тайн. Ягура-сан с улыбкой вспомнил, что господин Акура одно время был даже Чрезвычайным и Полномочным Послом в России. Это служило очередным доказательством того, что сегодняшний день был снова «днём Северного Соседа». Темой встречи была ежегодная замковая игра. Ведь это только для профессионалов из Нихон Киин замковые игры закончились с революцией Мэйдзи. А он, Ягура-сан, носящий титул Годокоро Японии, обязан заниматься тем, о чём очень многие люди не имеют даже представления. И его миссию не отменить, пока титул продолжает передаваться в этом мире. Каждую замковую игру нужно тщательно готовить, а точную дату такой игры знает только он.

— Россия сейчас очень изменилась, дорогой Ягура-сан. Но я давно не являюсь специалистом по этой стране, — разговор между старыми приятелями уже начался, и как это водится в Японии, пока не имел отношения к главной теме.

— Я не ожидал, что мы коснёмся этой страны! Она совершенно не интересна мне, я был там всего один раз и то молодым человеком.

— Ах, я понимаю, конечно же — продолжал Акура Рисэй. — Тем не менее, я считаю необходимым предупредить Вас, уважаемый Ягура-сан, что Россия в последнее время быстро меняется, и её опасно считать безнадёжно отсталой страной.

— Что Вы говорите?!

— Именно так. Изменения коснулись пока самых незаметных, но при этом важнейших механизмов. Я желал бы России пройти через ещё одну революцию. Это бы окончательно внесло хаос в русские головы, а Япония получила бы то, что сейчас не ожидает получить. Я имею в виду Курилы и Сахалин, — чиновник вытянул вверх указательный палец. — И бухту Танкан [56] , дорогой сэнсэй. Но пока Япония занималась экономикой, Россия совершенствовала власть. Да, да, мой друг. Сейчас Россия имеет наиболее совершенный механизм удержания власти внутри правящего клана. Никто, ни одна страна не сможет сейчас сравниться с ней в этом. Когда-нибудь в будущем это назовут российской моделью, и внесут в учебники. Наше правительство не может прилагать усилия, если ему постоянно приходится уходить в отставку, а в парламенте невозможно продохнуть от любителей леса, морского дна и зелёных водорослей. Мы вынуждены заниматься этой чепухой, в то время как не решены главные задачи нации. Японии нужна абсолютная система власти, наподобие той, которую удалось построить в России.

Акура-сан посмотрел в сторону Фудзи, затем обернулся к своему собеседнику, и неожиданно произнёс:

— Ягура-сэнсэй! Я без обиняков перейду к делу. Замковая игра этого года должна быть отменена или перенесена по времени.

— Но это невозможно!

— Невозможно провести замковую игру, а не наоборот. У нас с Вами разные зоны ответственности. Так называемая замковая игра — ритуал, имеющий отношение к почти исчезнувшей практике. Мы весьма чтим национальные традиции, но в данном случае это дело государственной важности.

Это был отказ. Безукоризненный и точный японский отказ. А отказ был неприемлем для Годокоро. Это была не только спланированная акция. Это был хорошо продуманный и отлично подготовленный переворот. У Ягуры оставалось всего несколько секунд. Если он сейчас не предпримет точное и сильное наступление, то не переломит ситуацию.

— Это связано с визитом обезьяны?

— Мы с Вами томодати [57] , Ягура-сэнсэй, но не стоит испытывать на прочность старого друга. У американского Президента вполне японская фамилия. А сейчас, когда он избран на второй срок и имеет такую поддержку в стране, его визит представляется чрезвычайно важным. Я прошу Вас, давайте будем прилагать совместные усилия к тому, чтобы этот визит ничем не был омрачён! Да, мы не сможем провести традиционную замковую игру, но зато мы подготовили большее. Мы предлагаем Вам участие в этом. Скажу даже, что мы не обойдёмся без Вашей помощи, мой драгоценный друг. Вместо ритуальной замковой игры, мы проведём другую игру!

— Что Вы имеете в виду? Вы хотите повторения Meireki [58] или чего-либо подобного?

— Мы с Вами не знаем причин пожара Meireki,  — глаза Акуры Рисэя сузились в еле заметные щёлочки. — Их не узнает никто и никогда, поэтому давайте не будем позволять нашему воображению заслонять горизонт Стратегии! Сейчас я посвящу Вас в совершенно секретный план. Вы, как патриот Японии и японского Духа, не можете его не поддержать. Этот план готовился в течение ряда лет, и теперь может быть исполнен. У нас есть полная эскадрилья пилотов, готовых погибнуть за Великую Японию. Её поведёт в бой сам Микадо!

— Микадо? Но как?

— В том числе с Вашей помощью, сэнсэй! Я вижу, Вы готовы слушать, и план Двора начинает увлекать Вас. Эскадрилья новейших американских палубных самолётов будет управляться японскими лётчиками, которые много лет готовились к миссии, служа в силах Самообороны. Самолёты будут находиться на американском авианосце в рамках программы совместных учений стран тихоокеанского бассейна. Вот почему, — Акура Рисэй твёрдо посмотрел в глаза Ягуре-сану, — нам сейчас нужен хороший и добросердечный приём американского Президента здесь, во дворце. На борт авианосца будет взят японский «зеро», как знак преемственности японской лётной школы. Его двигатель запустит лично Микадо. Находясь в акватории острова Мидуэй, японские лётчики произведут учебный полёт, который неожиданно превратится в боевой по команде «ниитака каяма ноборэ [59] ».

— Каким образом он превратится в «боевой»?

— В комбинезоны японских пилотов будут вмонтированы специальные устройства, которые одновременно введут в задний проход лётчикам камни Го. Эти же устройства будут контролировать глубину вовлечённости в иную реальность. Ведущим станет Микадо. Именно его подсознание, соединённое с «памятью самолёта», выведет авиагруппу на необходимую для удара позицию.

— Вы хотите потопить американский корабль? Но это самоубийство! — Мы хотим потопить не один американский корабль! Мы хотим потопить американский авианосный флот!

— Одной эскадрильей самолётов? Но что это даст?

— Мы потопим его, не в этом, а в 1942 году, уважаемый Ягура-сэнсэй!

— В 1942?!

— Именно. Вам знакомо это? — в руке Акуры-сана появился продолговатый шёлковый футляр.

— Где Вы взяли камни?

— В Музее Нихон Киин.

— Их надо вернуть обратно!

— Ни в коем случае. Именно эти камни будут введены пилотам самолётов, а один — самому Микадо!

— Это безумная затея! Камни опасны! Очень опасны!

— Мы знаем, что эти камни могущественны. Поэтому мы обратились к Вам за разъяснением и помощью. Кроме этого, есть и другая просьба — нам нужны все камни, которые есть у Вас.

— У меня нет никаких камней!

— Это Вы говорите мне?

— У Вас ничего не получится! Как вы окажетесь в 42-м году? Вы можете оказаться где угодно! Скорее — в детских фантазиях принца, чем там, где планируете.

— Не забывайтесь, сэнсэй! — возвысив, Акура-сан моментально понизил голос до доверительного рокота. — Микадо на «зеро» станет «Рукой игры». Мы тщательно проследили историю самолёта. Он был выпущен до 1942 года, числился в палубной авиации Нагумо, и имел множество боевых вылетов. Перед операцией «Мидуэй» самолёт проходил ремонт, и поэтому его не было на «журавлях [60] ». То, что этот самолёт уцелел — надежда и спасение Японии. Именно он, как старая боевая лошадка, вынесет всю авиагруппу на тот перекрёсток, где американцами был совершён перелом в войне. Пользуясь современными средствами уничтожения, наши лётчики атакуют оба американских авианосца до того, как они выпустят самолёты, уничтожившие флот империи. Атакуют и сожгут их вместе с экипажами! Мы успеем это сделать! И тогда, уважаемый Ягура-сан, история повернётся вспять! Япония выиграет войну и станет единственной супердержавой мира!

— Самолёт не был в операции. Ни он, ни Микадо, никто никогда не найдут это место в беспредельном океане Вселенной. Я не дам Вам камней!

— Я не слышал того, что Вы сказали.

— Я сказал, что властью Годокоро Японии, я не дам Вам камней!

— Вы дадите их во имя наших общих предков! Кроме тех камней, что уже находятся в наших руках, камни есть только у Вас и у русских. Русские захватили их в Германии, когда раздавили Гитлера и шайку его психопатов. Камни, захваченные в бункере, имеют японское происхождение. Мы потребуем их через МИД, и я надеюсь, что получим их, так как предложим русским обмен один камень на один курильский остров.

— Зачем русским меняться, если и камни и острова и так принадлежат им?

— И камни и острова принадлежат Японии и только Японии!

— Но разве камни не были захвачены нами в Китае?

— Это Ваши домыслы!

— Я не собираюсь спорить.

— Я тоже. Русские проявили заинтересованность в возврате камней, я считаю это огромной заслугой нашего посольства в Москве, которое вот уже несколько десятилетий проводит специальный ежегодный турнир игроков Го.

— И каковы успехи? Найден хоть один камень? Вывезен из России?

— Пока нет.

— Вы не представляете себе русских игроков, половина из которых обычные пьяницы. Русские просто водят за нос посольство и Вас. Камней у них нет, а если камни и были, то давно потеряны и забыты.

— Я не собираюсь Вас убеждать в чём-либо либо переубеждать. Я прошу у Вас камни. Более того, — глаза Акуры Рисэя сверкнули, — я уверен, что камни находятся где-то недалеко от меня. Я думаю, что они с Вами! Вы бы никогда не оставили такой могущественный артефакт без контроля!

Его друг хорошо подготовился к атаке. Он опытный чиновник, который несколько лет возглавлял самое сложное японское посольство. А у него нет даже времени. Есть только несколько секунд на ход, которым он должен переиграть противника, имеющего тысячекратное преимущество! Казалось, крепость Ягуры уже захвачена самураями Акуры. Их было много, они натянули тетивы своих луков и сейчас стояли на всех узловых перекрёстках. Им была дана подробная инструкция, как обращаться с бывшим владельцем цитадели. Обычного тэсудзи класса «жилистая рука» в этой ситуации было недостаточно. Здесь требовалось очень сильное действие. Действие, которое могло удесятерить его силы, и сделать равным ситуации. Поставить выше американского Президента. Невидимые самураи Акуры Рисэя получили последнюю команду, и Ягура-сан успел её отследить. В тот самый момент, когда они, невидимые ни для кого, кроме ki,  двинулись, чтобы арестовать его, он быстрым движением достал из кармана хакама деревянную бутылочку, опрокинул её содержимое в рот, и бросился вниз головой через ограждение площадки.

— Безумец! — воскликнул ошеломлённый Управляющий Двором Его Высочества. Невидимые самураи Акуры исчезли, и вместо них появились невидимые самураи Ягуры. Они имели вид невероятного и беспрецедентного скандала, который обязательно последует в этой ситуации.

Для туристов, входящих в только что открытый для посещения парк, и теперь находящихся рядом с громадой Донжона, всё произошло внезапно и быстро. Возможно, некоторые из них и не обратили бы внимание на странную коричневую куклу, которая пролетела, и ударилась о траву. Не обратили бы, если бы кукла не кричала в воздухе пронзительно и гортанно. Нет, нет! Это была не кукла! Это был человек. Человек, одетый в традиционное японское кимоно. И сейчас этот человек лежал лицом вниз и не подавал признаков жизни. К нему подбежали. Высокого роста европеец махал рукой, призывая помощь. Японский старик упал с верхней площадки и свернул себе шею! Где полиция? Врачи?! На груди европейца висел большой фотоаппарат, а лицо было багровым. Кто-то ещё бросился к лежащему. Несколько человек делали снимки на мобильные телефоны и фотокамеры. Это был настоящий скандал! Скандал, нарочно устроенный японскими правыми накануне посещения американским Президентом Императорского дворца!