У Русского, как и у большинства японцев, свой дом. Он выделил гостиную, и, оставшись одна, я включила ноутбук и воспользовалась русским Интернет. Зайдя в почту, я обнаружила странные заголовки в японских новостных лентах: «Пожилой японец упал с Tenshu-dai»

«Японский учитель покончил жизнь самоубийством в знак протеста перед посещением американским президентом резиденции Императора»

«Преподаватель Го покончил с собой, спрыгнув с высотной башни в Токио»

«Япония лучше умрёт, чем подчинится иностранному неуважению!»

«Японец встретил своё 100-летие, покончив с собой в Резиденции Императора»

«Последний самурай Японии совершил ритуальное самоубийство в знак протеста против последних решений японского МИД»

«Пенсионеры Японии голосуют собственными жизнями ради присоединения северных территорий»

«Правые дестабилизируют ситуацию в стране»

«Секты отправляют своих адептов на смерть»

Были и фотографии. Большинство плохого качества, но я сразу узнала и коричневое кимоно сэнсэя и его самого. Сомнений не оставалось — это был Учитель. Чем дольше я смотрела снимки, тем больше не понимала происшедшее. Что случилось, если сэнсэй решился на одну из крайних мер? Что вынудило его к такому поступку? Но если сэнсэй мёртв, то я либо становлюсь ронином, либо остаюсь самураем. Я достала футляр и, несмотря на предупреждение сэнсэя, выставила находящегося в нём жителя на перекрёсток. Это был самый странный камень из всех игровых камней, виденных мною до сих пор. Он напоминал пожилого отшельника. Сэнсэй совершенно прав! Такие камни нельзя оставлять в этой стране. Русские не имеют морального права владеть такими объектами. Напротив него, в стиле перекрёстного фусэки, я поставила камень из чаши Русского. Он был японского происхождения, и выточен из белой раковины Хамагури.

Камни объясняли многое, кроме самого важного. Со смертью сэнсэя моя жизнь теряла смысл. С другой стороны, я не выполнила задание, так как не нашла Русского Учителя и кожаной доски. Но что я буду делать со всем этим, если сэнсэя больше нет? Я сидела в дзадзэн [78] . Так прошёл час, а может и больше. В доме не раздавалось ни звука. Наконец, я приняла решение. Мой Учитель умер, и мне больше нечего делать на этом свете! Я вышла на кухню. В выдвижном ящике не оказалось ни одного японского ножа. Поскольку у меня не было с собой кимоно, я решила уйти из жизни нагишом. Взяв один из подозрительных китайских, я нанесла себе порез. Он получился глубокий и неприятный. Но теперь я знала, что ожидать от такого инструмента. Капли крови попали на столик и даже на камень сэнсэя, стоявший на нём.

Тем лучше! Я перевернула левую руку внутренней стороной и глубоко вздохнула. В этот момент раздался резкий стук в стекло. За окном стояла японка,

— Впусти меня! — прокричала она.

— Иэ! Нет! Никто не сможет помешать мне!

Она вынула из-под плаща небольшой свёрток и прижала его к стеклу. Я пригляделась. Это был белый плат, расчерченный для Го. Я вспомнила, что сэнсэй говорил о кожаном гобане, и отперла стеклянную дверь. Вошедшая казалась сильнее меня, а в её глазах я видела металл.

— Чего тебе надо! — крикнула я. — Мой сэнсэй умер!

Подойдя к ноутбуку, японка быстро пробежала картинки, открытые в браузере.

— И ты поверила, что сэнсэй может так просто умереть?!

— Может, представишься?!

— Ши.

— Очень приятно! Что тебе надо? — я не верила этому имени.

Русский, проснувшийся от наших криков, вошёл в гостиную.

— Ничего особенного. Пожалуйста, закройте дверь!

Мы говорили очень быстро, и я видела, что Русский не понимает.

— Что происходит? — снова спросил он.

Но меня больше интересовала заявившаяся стерва. Видимо Русский закрыл наружную дверь, так как дуть перестало. Я смотрела на эту выскочку и пыталась понять, что у неё было с сэнсэем и в какой период. Я никогда не видела её среди ути-но-сэйто. В лице этой женщины было что-то не японское.

— Ты японка?

— А как ты думаешь?

— Я думаю, нет!

— Конечно, я русская! — усмехнулась она.

— Ты не русская. Ты — китаянка!

— Да хоть бы монголка. Если бы не я, ты бы уже лежала с перерезанными венами, а твой Русский давал показания в полиции.

— Когда твой сэнсэй умирает, то лучше лежать с перерезанными венами! — закричала я. — Говори то, что ты хотела сказать!

— Сэнсэй послал меня за тобой.

— Не всё можно говорить вслух.

— Сначала скажи что-нибудь.

— Задание сэнсэя изменяется.

— Сэнсэя больше нет!

— Задание изменяется, и ты должна слушать меня как его.

— Когда ты станешь моим сэнсэем, я буду слушать тебя как его!

Русский смотрел фотографии в моём ноутбуке.

— Что случилось? Кто этот несчастный старик? — спросил он.

Я обернулась и захлопнула крышку.

— Здравствуйте! Мы можем у Вас расположиться? — спросила китаянка.

Какая зараза, подумала я.

— Конечно, конечно, — засуетился Русский. — Чаю?

— Чаю! — попросила-приказала китаянка.

Наглости этой особе было не занимать! Русский вышел на кухню.

— Говори быстрее! Боку ва [79] … — я не собиралась церемониться с нею.

— Сядь, сука! — неожиданно властно приказала китаянка, оборвав мою тираду. — Я здесь по приказу Ягуры-сэнсэя, и не собираюсь терпеть твои истерики! Сэнсэй послал меня за тобой, во-первых, чтобы ты не натворила здесь бед, а во-вторых, чтобы скорректировать твоё задание. Оно меняется. Расскажи Русскому что знаешь и помогай ему. Наставник Русского и Ягура-сэнсэй учились у одного Учителя!

— Учитель Русского — предатель!

— Он никого не предавал. У них вышла размолвка. Вот из-за этого, — китаянка расстелила кожаный гобан поверх деревянного. — Смотри! — она поставила камень сэнсэя, внимательно посмотрев на него. — Это Учитель сэнсэя. Видишь, как высокого я его ставлю? Попробуй сама понять, почему. Вот — сэнсэй. — Она поставила на доску русский камень. — А вот Учитель Русского! — Этот камень снова был из русского набора. — Видишь, как они связаны между собой? Это фусэки. Оно уже сыграно. Остерегайся этого предмета, глупышка, — китаянка погладила кожу гобана. — Только ты не смогла определить, из чего он изготовлен!

— Из чего же?

— Из трусов, которые ты сняла. Посмотри внимательно!

Я потёрла край гобана кончиками пальцев.

— Но это кожа?

— Это кожа человека, моя милая. Кожа такой же дуры!

— Откуда знаешь?! — закричала я.

— Надо было лучше учиться у своего Учителя, а не шляться с парнями!

Эта стерва знает про Микио. Но откуда? Внезапно новая мысль осенила меня.

— Как ты могла оказаться здесь, если самолёт в Москву летает раз в сутки?

— Я могла лететь через Париж. Что ещё?

Вошёл Русский, неся чайный поднос.

— О-тя дэсу! — хлопнула в ладоши китаянка, — мы будем пить этот чай!

— Кто Вы? — обратился Русский к китаянке.

— Моя знакомая! — быстро ответила я.

— Почему ты не скажешь ему, что я знаю твоего сэнсэя?

— О! Вы учились Го? — спросил Русский.

— Да, можно сказать и так. Вы вроде тоже? Предложите Митико, она должна знать правила, — она смеялась мне в лицо. Только сейчас я вспомнила, что я голая. Я ничего не соображала! Появление этой особы вышибло мне мозги!

— Как приятно застать такую интересную компанию, — продолжала китаянка, — я смотрю тут у нас прямо клуб любителей Го!

— Что-то вроде этого, — ответил Русский, он старался говорить по-японски, — мои друзья говорят, что вокруг меня всякий раз собирается Го клуб!

— А! Это здорово! Я хочу посмотреть, чему Вы тут научились. Сыграйте с Митико. Митико, сколько камней форы ты возьмёшь против Русского?

— Я сыграю лучше с тобой, — я больше не могла сдерживаться, — и тогда ты увидишь, сколько камней стоит фора!

— Ха, ха, ха, — её грудь заколыхалась. — Значит, сэнсэй говорил правду, намекнув на то, что ты взяла у него несколько уроков? Они касались Го, а, Митико?

— У тебя есть камни? — резко спросила я Русского.

— Аримасу [80] , — он вытащил две чаши тёмного дерева. Я была в ярости, готовясь растерзать эту шлюху.

— О! Митико хочет бросить мне вызов! Митико, ты оденешься, наконец, или мне тоже раздеться, чтобы условия были равными? Вы что, занимались сексом? Она прямо с порога отдалась тебе, Русский? Произнеся это, она встала во весь рост, и сбросила плащ. Под ним не было белья! Я уставилась на нереальную для японки в принципе, а для её телосложения в особенности, грудь. А также на густой лес. Я не видела таких заросших лесов! Волосы были очень длинные, они стояли веером до половины живота.

— Нравится? — китаянка опустилась животом на кожаный гобан.

Словно во сне я увидела лицо Русского. Оно возвышалось над её холмами. Сука схватила меня за шею и впилась в мои губы своими силиконовыми губами. Я пыталась вырваться, но мне не хватало воздуха! Неожиданно хватка ослабла, и я увидела Русского, который совершал ритмичные покачивания. Китаянка ещё держалась руками за мою шею. Когда Русский тянул её на себя, я чуть не падала с нею на гобан. А когда Русский наддавал, нас обеих отбрасывало обратно. Так продолжалось какое-то время, пока она не перехватилась. Теперь её руки держали меня за талию, а нереальные дыни заскользили по моим бедрам. Всё это напоминало странный механизм, части которого хотят вырваться и разрушить его, но общая сила действия не позволяет выйти из зацепления.

— Это рэнго [81] ! — крикнула китаянка.

Русский делал пульсирующие движения, а его лицо стало отрешённым. Китаянка быстро перевернулась на спину головой к Русскому и открыла рот словно рыба, выброшенная из воды. Теперь она обхватывала руками его талию, а её бедра оказались у меня на плечах. Я увидела горячее ущелье в десяти сантиметрах от своего лица. Из него густым потоком шло что-то сверкающее. От запаха я чуть не потеряла сознание. Китаянка ударила меня пятками в спину, и я полетела туда, где побывал Русский. Я стала губами, языком и ртом одновременно. Невероятный по силе и пряности вкус ошеломил мои рецепторы. Ведь ты же хотела умереть? — мелькнула во мне мысль. Если хотела, то умри прямо здесь, в китайском диснейленде! Я приняла смерть, и вступила на этот miti с громким криком. В нём слились и дух воина и отчаяние человека. Крик шёл из глубины, но он оказался неожиданно слабым. Я закричала громче. И… неожиданно проснулась в пустыне!

Я проснулась в пустыне. Сравнимые с софитами звёзды светили надо мной. От тёмного песка исходило сияние. Дул холодный ветер. Я сделала неуверенный шаг. Песок был приятный и очень плотный.

— Осторожно! Наступай только на песок! Он специально светится для тебя! — это была китаянка. Она улыбалась в десяти метрах от меня, поэтому я не сразу заметила её. У китаянки было сухое тело и нереально огромная грудь.

— Где Русский?

— Русский отстал по дороге, — она улыбалась в темноте.

— Почему?

— Только ты смогла последовать за мной.

— Мы занимались сексом?!

— Сексом занималась ты. Я была скорее доской, на которой вы делали то, что было в вашем подсознании. Русский мог представлять меня в виде острова. Острова, на котором он хотел бы приобрести участок. Поговоришь с ним утром, ладно?

— Но! …

— Не трать своё время на выяснения, — в её голосе было столько уверенности, что я замолчала. — Пойдём со мной! Нам вон к тем скалам! Ико [82] !

Она повернулась ко мне спиной, и я увидела её узкую талию и выступающие ягодицы. Они были чуть-чуть больше, чем требовалось для совершенной фигуры. Мы шли по направлению к тёмной скальной стене. Я старалась наступать так, как она посоветовала. Это оказалось не очень сложно. Я ставила ногу на светлое, избегая любых затенённых участков. Китаянка шла впереди и чуть правее.

— С тех пор, как я появилась в России, со мной происходят странные вещи!

— Ты встала на перекрёсток, — прокомментировала она, не оборачиваясь.

— Что за перекрёсток?

— Для тебя — двух линий, твоей и Русского.

— А для тебя?

— Для меня больше. Зови меня Лао Ши.

— Лао Ши? Тюгоку го дэ? [83] Старая женщина?

— Да, именно так.

— Сколько тебе лет?

— Не поверишь. Пойдём, ты не продержишься в этом состоянии долго, а я должна показать тебе кое-что, имеющее большее значение, чем мой возраст.

Тёмная громада оказалась выветренным холмом. Песчаные волны набегали на него подобно волнам прибоя, и мои ноги по щиколотку ушли в песок. Из уступа торчал гигантский скелет ящера. На его черепе выделялись два тёмных провала. В этих провалах жил звёздный мрак. Казалось, череп смотрит этими необычными глазами. Третий провал располагался выше и составлял правильный треугольник с двумя первыми. Подойдя к скелету, Лао Ши погладила берцовую кость, которая была толще её бедра.

— Этот вид был последним, кто противостоял хищникам. А здесь, на этом месте, была последняя битва за землю, на которой ты живёшь.

— Что это за битва?

— Твоя битва другая.

— О чём ты?

— О твоей миссии. Я уже говорила, что задание меняется. Но в доме Русского мы собрали мир слишком похожий на твой, и это мешало пониманию. Помнишь, я появилась тогда, когда кровь с твоей руки попала на камень Ягуры?

— Мне кажется, я почувствовала это!

— Конечно почувствовала, но вела себя как девчонка. Не соревнуйся со мной хотя бы здесь! Слушай внимательно, запоминай каждое слово, улавливай каждую мысль. Я — Хранитель Комплекта. Сейчас не важно, кем и когда он изготовлен. Камень, который дал тебе Ягура, его часть. Каждая неправильная постановка переставляет камень из вашего мира в другой.

— Что значит неправильная?

— Совершённая не по правилам Игры.

— Поясни!

— Если во время партии в Го твой партнёр засунет себе камень в рот или в нос, ты сможешь продолжать такую игру?

— Нет, я немедленно прекращу её.

— А если он засунет себе камень из твоего комплекта?

— Я откажусь от такого комплекта!

— А если это комплект твоего Учителя?

— Я накажу такого партнёра!

— И тем самым нарушишь правила игры?

— А есть варианты?

— Есть мастера. Есть мастера, которые умеют не только прекратить такую игру, но и переиграть не нарушая правил! Учитель Русского недавно сделал ход, который вынес из вашего мира камень Комплекта, но вернул пять других. Такие игры становятся легендой, пять камней в своё время выиграл Тот.

— Какой Тот?

— Герой Книги мёртвых.

— Что с того, что кто-то выиграл пять камней?

— Для вашего мира — это много. Это поворачивает время вспять.

Тогда это дало пять дополнительных дней в каждом году.

— А сейчас?

— Сейчас сложнее, так как время вашего мира ускорилось.

— Наш мир — не твой?

— Ваш мир — мир живых. Мой — другой.

— Ты мертва?

— Камень, который тебе дал Ягура, мёртв?

— Это сложно для моего понимания.

— Я предупреждала тебя!

— Почему ты сама не можешь заняться тем, что предлагаешь мне?

— Я не фигурант в вашем мире, а Комплект нужно беречь именно в нём.

— Как я могу беречь его?

— Защищая каждый камень, который принадлежит Комплекту.

— Почему ты не можешь беречь его сама?

— Моя помощь должна быть ограничена, иначе будет нарушен балланс.

— Почему это задание даёшь мне ты, а не сэнсэй?

— Ответ на этот вопрос потребует времени. Более того, ты сама способна разобраться в нём. Скажу одно, твой сэнсэй поступил правильно, послав тебя в Россию. До большой войны, которая разразилась 70 лет назад, камни начали сосредотачиваться в странах-зачинщицах. Эти камни собирались специальными экспедициями. В одной из стран их попытались использовать, чтобы вызвать конец света, когда поражение в войне оказалось неминуемым. Однако этот план был приведён в исполнении слишком поздно. Камни оказались захвачены противоположной стороной. И поскольку их тайна не была раскрыта, они долгое время пребывали в забвении. Однако, пришло время, и нашёлся тот, кто узнал об их возможностях. Этот человек действует из России и Японии, используя стратегию «двух глаз». Он превратил адзи обеих стран в миаи [84] и разыгрывает их одновременно. Камни Великого Комплекта вступили в Игру! Итогом этой игры может стать окончание вашей цивилизации. Твой сэнсэй не знает, кто этот человек. Он думает на учителя Русского, у которого действительно есть несколько камней. Но Русский сэнсэй знает их опасность и, более того, умеет ими пользоваться, а точнее — не пользоваться. Опасность заключается в других камнях.

— В задницах, — Лао Ши рассмеялась, но её глаза остались серьёзными.

— Вакаранай! [85]

— Непонимание возникает всегда, когда говоришь прямо, — улыбнулась Лао Ши. — Это была не метафора. Если бы некоторые люди получили камни в руки, это было бы ещё полбеды. Это было бы просто плохое Го. Но они хотят подключить их к первой чакре. Они хотят не «ставить» камни, а «ходить» с ними по «большой доске». Другой иероглиф — другой смысл. Если камень Великого Комплекта поместить в задний проход, то сознание человека начинает не только собирать миры, но получает возможность действовать в них, смещая ось времён.

— Что хотят эти люди?

— Люди всегда хотят одного — развлекаться. Но находится кто-то, кто хочет единоличной власти и могущества, а если он не получает этого, то он выбирает конец света для всех.

— Кто он?

— Это предстоит выяснить. Запомни одно — он настоящий любитель Го. Эта фраза идеально подходит к нему. Лучшая пара для твоей миссии — Русский. Как только ваша встреча состоялась, я включилась в процесс, так как время неумолимо двинулось, а его не очень много. Ваша встреча — пересечение важных ветвей, которые я готовила на протяжении долгих периодов. Более того, вы — пересечение не только ветвей, но и культур. Ваша цель — не дать игрокам нарушить правила. К сожалению, камни Комплекта уже нельзя передать его создателям. Они ушли так далеко, что их не видно даже с моего перекрёстка.

— Кто они?

— Они не люди, Митико. А большего я не успею тебе рассказать.

Слушай ещё. В мире находятся Чаши Хранителей. Положенные в них камни достать может только тот, кто положил.

— Где находятся чаши?

— В силу разных обстоятельств они отделились от Комплекта. Ты можешь их встретить в самом неожиданном месте, а встретив, не должна проморгать!

— Но как я узнаю их?!

— То, что ты знаешь про Чаши, уже много. Увидишь — узнаешь.

— Но почему ты сама не можешь встретиться с теми людьми, которые могут нарушить Правила? Подобно тому, как сейчас встретилась со мной?

— Потому что они не общаются на той волне, на которой общаемся мы. Наша чакра — восемь.

— А их?

— А их — один. Потому что ты смотришь на мир через очки долга, а они — сквозь око вседозволенности. В этом выражается твоё восхищение перед тайнами мира. Ты готова принять эти тайны, потому что ты хочешь жить и творить в мире. А они хотят гадить в них, ибо хотят иметь мир.

— Лао Ши! Ты будешь помогать мне?

— Помогать, но не делать за тебя. Впереди ждут ловушки, но я надеюсь, что вы преодолеете их. Недаром вы оба так долго и страстно изучали законы игры, — Лао Ши усмехнулась, и, помолчав, добавила. — Внимательно смотри на всё, что ты видишь здесь! Запомни каждую мелочь, здесь нет незначительных деталей!

Я пригляделась к каменистой поверхности, на которой мы расположились. Это были не камни. Выступ состоял из черепашьих панцирей, спрессованных друг с другом, точно суши в ночном наборе продуктового магазина.

— Это именно то, что ты подумала, — она улыбалась в темноте.

— Как называется это место?

— Гибельное место. На монгольском — «говь». Здесь проходит граница между нашими мирами.

— Так ты монголка?

Она хотела ответить, но что-то произошло. Мою собеседницу закрыла песчаная буря. Меня наполнило ветром, и с высоты в несколько сотен метров я увидела пустынную тёмную равнину. Мне показалось, что Лао Ши машет рукой. Я делала судорожные попытки направить тело вниз, к поверхности, но меня поднимало всё выше и выше. Я очнулась на ковре рядом с ноутбуком. Кто-то заботливо прикрыл меня пледом. Я вскочила на ноги, и уставилась на гобан. На нём стояли камни. Дверь в сад была закрыта и завешана тяжёлой шторой.

— Охаёгодзаимасу! [86] — в гостиную вошёл Русский. — О-генки дэсу ка? [87] О! Извините, Вы не одеты.

Я ошеломлённо смотрела на него. В руках Русский держал поднос с небольшим термосом, чайником и двумя чашками. Я подняла плед и завернулась.

— О-тя о хосии дэсу ка? [88] С Вами всё в порядке?

— Аригато, — я не узнавала своего голоса и пока не находила границу между сном и явью.

— Боку ва… сумимасен… юми. Ватаси ва юми-о мимасита [89] .

— О! Юми! Юми, вакаримас. Омосирой дэсу ка? [90] — Русский проявлял неподдельный интерес.

— Тотемо омосирой… омоймасу [91] , — при всём желании я бы не смогла рассказать ему весь «сон».

Меня больше всего интересовало сейчас, где находился Русский во время событий ночи. Я спросила его, спал ли он, и снилось ли ему что-либо. Русский, по его словам, спал. Он рассказал мне свой сон про остров в тёплом море. Там все говорили по-русски, и его это удивило. Ещё там было очень дёшево в уличных кафе и ресторанах. В городе было русскоязычное радио, передававшее тихую приятную музыку, сигналы точного времени и ещё что-то давно забытое. Русский сказал, что ему было очень приятно на этом острове, и это несмотря на то, что там было полно соотечественников. Море было тёплое и очень солёное, а по берегу устроена железнодорожная ветка, по которой ходят маленькие вагончики обзорной экскурсии. На острове можно купить небольшой участок. Даже участки первой линии стоили недорого, и можно было не соревноваться и строить так, как тебе хочется и кажется удобным.

Видимо я слишком пристально смотрела на него во время рассказа. Мой взгляд смутил Русского, и он остановился. Я сказала, что ему приснился русский рай. Он задумался. Ведь у каждого народа он свой, прибавила я. У русских он, наверное, такой. Какой рай у японцев? — спросил Русский. Я ответила, что раньше у нас была идея Великой Восточной Азии. Но эта идея была связана с экспансией и милитаризмом. Потом у нас была идея отыграться за поражение в войне другими методами. Отчасти нам это удалось, но что делать дальше, японцы всё равно не знают. И поэтому теперь у нас нет идеи и нет рая. Странно, что Русский не видел эротических снов, подумала я. А тем более — с моим участием. Но мой сон всё-таки был слишком ярким, и совсем не походил на обычные сны. Я заставила себя на какое-то время забыть о нём.

— Но теперь у нас появилась настоящая цель! — сказала я, глядя в его глаза.

— Какая?!

— Мы должны найти комплект Го, а через него цель Игры.

Я рассказала ему второй сон. Русский слушал очень внимательно и перебивал только тогда, когда не понимал смысл. Мы запнулись на черепашьих панцирях, долго пытаясь найти правильный перевод. Сначала я перевела как «моллюски», затем как «раковины». Наконец мы нашли точное слово. Оно произвело на Русского неожиданно сильное впечатление. Он задумался, а потом попросил ещё раз передать некоторые детали сна. Его интересовало, насколько панцири были большими, плоскими или полукруглыми, а также наличие рисунка.

Жизнь Антонины круто изменилась, когда она первый раз выехала на курорт. Путёвку давало МПС, и когда ей предложили выбрать между «Таёжными далями» и «Железнодорожницей», то Антонина без колебаний выбрала санаторий, находящийся на юге. «Правильно, молодец, таёжные нам уже дали!» — поддержала её каламбуром женщина из профкома. Антонине было за сорок, и впечатление, которое оказала на неё поездка в Крым, было такой силы, что она приняла решение уехать из Шумерли и никогда больше не возвращаться сюда. Володя в это время служил в армии, и она решила написать ему новый адрес, когда обустроится.

Она не рассказывала Володе про отца. Да он никогда и не просил. Лучше ничего, чем знать, что твой отец японский шпион. Отчество она придумала сама. Оно просилось к имени. А всё вместе получалось — Владимир Ильич Ягурцов. С таким именем-отчеством жизнь должна была сложиться хорошо. Володя был больше похож на неё. Крупного телосложения, с широким лицом. Но чувствовалось и много отцовского. Была такая восточная круглость, да и характер оказался посложнее. «Скрытненький он у Вас», — говорили Антонине в школе.

Продав маленький деревянный домик женщине, приехавшей к мужу на поселение, Антонина переехала на берег Чёрного моря, купив однокомнатную квартиру. Недвижимость досталась хорошая, в крепкой кирпичной пятиэтажке на самом верхнем этаже. Дом располагался в центре, недалеко от рынка и универмага. До автовокзала было совсем рядом, а до моря — рукой подать. Как правильно, что она успела до распада СССР! Ведь потом уже стало ни продать, ни купить, всё вокруг захватила мафия. А тех, кто пытался продать свои квартиры, пытали и убивали. Власти никакой уже не было, потому что власть и была мафия. Об этом писали в газетах, показывали по телевизору, хотя и показывать было не обязательно, и так всё было известно.

На новом месте жизнь Антонины пошла гораздо интереснее, чем в «посёлке», как она называла Шумерлю. Сначала она устроилась уборщицей в военный санаторий. Там были старинные корпуса, сделанные при царе. Красивый тенистый парк, а выздоравливали сплошь офицеры. Антонина работала посуточно, поэтому у неё появилось время на осмотр достопримечательностей. Она начала ездить на экскурсии, а уволившись из санатория после перестройки, водить людей сама. Что её всегда удивляло, так это то, что местные плохо знали родной город и его окрестности. Да и местными считать её знакомых можно было весьма условно. Люди перебрались сюда со всех уголков огромной страны. Тамара приехала с Украины. Ольга — с Молдавии.

Отслужив армию, вернулся Володя. Но пожил с матерью немного. Покрутился с месяц, и укатил в Нижний Новгород. Сказал, что решил по вечерам учиться, а работать на автозаводе. Антонина так и не успела Володю ни с кем познакомить. Она хотела взять его в горы, а лучше вместе со старичком-чудаком, который однажды напугал Антонину змеёй. Воспользовался, так сказать, её плохим зрением, насмеялся над женщиной. А зря! Она даже была готова выйти за него замуж. Старичка тоже звали Володя, он был холост, работал слесарем, а в горы ходил каждый выходной.

Сын приезжал редко. Всего, может, пару-тройку раз и приехал. Дела да дела. Большому кораблю — большое плавание! Одно только волновало Антонину — как бы Вавушка не начал пить. Чувствовало её материнское сердце, что есть у Володеньки этот червячок. Да и компания сына не внушала Антонине доверия. Состояла она сплошь из игроков, а игроки — люди ненадёжные. Видела она одного, с проломленным черепом. На всю жизнь осталась метка у человека. А такие метки просто так не ставятся. Ведь игрок — это разве профессия? Так, баловство одно. В последний год Володя работал на стройке. Изменение в судьбе казалось ей важным, и она боялась спугнуть эту перемену. Антонина ставила свечи и заказывала сорокоуст за новую работу сына. Пусть строит подольше! Глядишь, жизнь и наладится. И ещё смущало сердце матери, что не был Володенька женат. Одно время была женщина. Он даже приезжал с нею. Но женщина не понравилась Антонине. Мать с ужасом вспоминала, как предложила дорогим гостям «по стопочке». После этого молодые остановиться уже не смогли. Это событие было настолько сильным, что вытеснило даже имя Володиной сожительницы. Она только помнила её походку и остекленевшие сомнамбулические глаза.

С утра Антонина сходила в храм, потом зашла на рынок. Возвращаясь, еле протиснулась мимо двух активисток из «Свидетелей Олеговых». Женщины были в белых, но каких-то нерусских платках. Держась под руки, они прижимали к груди сумки и книги. Антонина знала, что эта секта собиралась в кинотеатре «Прибой». Отец Георгий после воскресной службы особенно ругал и обличал её деяния. Женщины из «Свидетелей» всегда появлялись парами, и любили площадь перед универмагом. Они попытались дать Антонине бумажку, а когда она отказалась, начали пугать и читать стихи из небольшой замусоленной книжки.

— Женщины! Как вам не стыдно! — начала Антонина. Но, не договорив, махнула рукой. Бесполезно, сказала она себе, и зашагала быстрее.

— Придёт двенадцатый год, тогда узнаешь, что стыдно, что не стыдно! — донеслось ей в спину. — Наступишь на череп! Каждый, каждый! Все до единого наступите!

— Пусть, пусть идёт! — включилась вторая. — Нам жалко тебя, несчастная. Когда тёмная лента обернётся вокруг ноги, тогда вспомнишь, как прошла мимо светлой руки!

Антонина не выдержала, повернулась вместе с сумками, и плюнула на асфальт.

— А! Она ещё плюётся, нахалка! Хамка! — заголосила первая женщина.

— Придёт Тризна! Все плевки вернутся тебе до одного! — добавила её спутница.

Антонина пришла домой, но оставаться не хотелось. Сначала думала вернуться, чтобы сказать женщинам всё, что надо сказать, но внезапно позвонила подруга и пригласила к себе. Тамара работала в центре оздоровительной реабилитации пожилых. Город выделил небольшое помещение, в котором пенсионеры могли собираться по определённым дням. Была запись на бесплатный массаж, а днём группу даже кормили обедом в одном из санаториев. Тамара вела учёт. Работы было немного, зато общения — вдоволь. Десять лет разницы в возрасте не помешали женщинам сблизиться. Они жили в одном доме, где у Тамары с мужем была трёхкомнатная квартира. Антонина положила в сумку баночку кизилового варения, и направилась в центр реабилитации. Она обошла площадь универмага другой стороной, где нотариальная контора и книжный магазин.

— Антонина! Здравствуй! — по глазам подруги было понятно, что в центре сегодня обсуждение.

— Выкладывайте, что у вас тут, — встреча со «Свидетелями» была ещё слишком свежа.

— А вот погляди! — воскликнула Ольга. Она была на пару лет моложе Тамары, но по своему темпераменту казалась ещё младше.

— «Девяностолетний японец пережил падение с башни, перелом шейных позвонков и пробыл более суток в морозильной камере одного из моргов Токио», — вслух прочла Антонина.

— Ой, девочки, бывает же такое? Перелом всех позвонков! Холодильная камера! Морг! А мы-то? Ногу сломаем и уже прощаться начинаем, — запричитала Ольга.

— «Сейчас Ягура Года поправляется в одной из частных клиник. Я чувствую себя гораздо лучше, говорит японский пенсионер», — дочитала Антонина и замерла.

— Чего запнулась?

— Егорушка! — всплеснула руками женщина, вглядевшись в фотографии. Вмиг позабыв про «Свидетелей Олеговых», она ошеломлённо смотрела на подруг, а на её коленях застыла сумка с баночкой варенья из дикого кизила.

— Твой, что ли? — тихо спросила Тамара.

— Мой, — Антонина опустила глаза.

— Где ж ты нашла-то старого такого?

— Да не был он старым. Давно это было.

— А, давно! Но может — обозналась? Может не твой ещё?

— Мой он, девочки. И лицо его, и фамилия. Только постарел сильно. Столько лет-то прошло!

— Сходить на совет к Маме! — Ольга сделала ударение на последний слог. — Ох, господи, никогда, наверное, не научусь выговаривать имя. Около … Околочандра, вот! Он человек опытный, небось, и в Японии бывал, и где только не был. «Я выжил благодаря восьмой чакре», — дочитала Ольга конец статьи. — Ишь, как, чакре. Я же говорю — надо к Маме!

Тангутский Мама (с ударением на последнем слоге) звался Околочандра. В прошлом он был индийским бизнесменом-мафиози, и жил в Дели. Потом бросил своё неблаговидное занятие и встал на праведный путь. Околочандра поселился в городе несколько месяцев назад. Он не курил, ходил во всём белом, и каждый раз пил из новой посуды. Околочандра имел свой ашрам в Агонии (что за страна Антонина не знала), бездонные глаза, а его индивидуальная саньяса стоила тысячу гривен и выше. Директор санатория «Смазка Севера» заплатил однажды Околочандре пять тысяч за себя и жену. Антонине даже показывали фотографии. Ашрам Мамы выглядел как несколько обтянутых тряпками хаток. Ученики на фото собирали траву, а Околочандра объяснял им, как готовить пилюли, смешивая разные смеси. К нему нельзя было притрагиваться, но однажды один залётный москвич, который не знал этого, обнял Маму, и это потом все обсуждали. Ольга ходила к Околочандре, а Антонина хмурилась, слушая её рассказы.

— У православных чакр нет! — строго произнесла она.

— Откуда ты знаешь, что нет?

— Отец Георгий сказал!

— У православных, может, и нет, а вот у япошек — есть! — парировала Ольга.

— Слушай больше своего Вридавая.

— Не Вридавай, а Вридаван! Это такой город, Околочандра рассказывал.

— И что он рассказывал?

— Люди туда приезжают умирать, их там сжигают, а что остаётся — бросают в Ганг.

— О! Господи! Ужас-то, — Антонина прикрыла рот руками.

— Нечего и ходить! Не надо никаких чакр! Твой мужик? — Тамара со свойственной ей прямотой направила разговор на главную тему.

— Мой, — выдохнула Антонина.

— Должна значит поехать к нему! — вынесла подруга суровый вердикт.

— В моём-то возрасте, Тома?

— А что возраст? Что возраст? Твой мужик нашёлся. Чуть не умер, значит, Бог отвёл. В газете вот напечатали. Это что? Случайность? Как думаешь?

— Думаю, нет, Томочка.

— И я так думаю, что нет. Собирайся и езжай к нему. А мы тебе с Олей поможем. Так, Оль?

— Конечно, поможем! Я бы тотчас поехала! — согласилась Ольга. — В Японию — с удовольствием. Вот в Румынию не хочу!

— Подожди, Оль, про свою Румынию! Фотографию сына ему привезёшь. Слышишь меня, Тоня?

— Ой, девочки. И точно. Фотографию!

— Конечно, пусть хоть перед смертью на сына поглядит.

— А Володя у меня японской игрой занимается. Вроде шашек наших, — неожиданно вырвалось у Антонины.

— Вот видишь! — хором ответили Тамара с Ольгой.

— Так он у тебя, что? От этого что ли? — догадалась младшая из подруг.

— Не от этого, Оля, а от японца, — поправила Тамара.

— А я, что сказала?

— Что сказала, то и сказала.

— И ничего я не сказала такого! Чем японец хуже нашего чурки? Лучше же, а не хуже. Уж лучше японец, чем еврей. Я так думаю.

— Оля, всё! — Тамара строго посмотрела на подругу.

— А Володя мой всегда думал, что его отец — чуваш. Я никогда ему не говорила, боялась. Теперь-то, конечно, уж можно. Теперь за национальность не посадят, — вздохнула Антонина.

— Всё сходится, Тоня, — подытожила Тамара. — Поедешь, расскажешь ему о сыне, фото покажешь, может, он твоего Володьку к себе возьмёт. Не маяться же шашками до конца жизни?! Игра хоть и японская, а делом заняться никогда не помешает! А у твоего-то, гляди, наверное, и квартира хорошая или, может, дом?

— Я слышала в Японии у всех дома, — вставила Ольга.

— А вдруг он женат?

— Да с чего это он женат?

— Не знаю. Просто подумала, а вдруг он женат?

— Ты это брось, Тоня! Женат, не женат. Приедешь, познакомишься. Да был бы женат, на фото был бы с женой!

— Точно! — оживилась Ольга. — Ты глянь на фото! Где жена-то?!

Жены на фото не было. На Антонину глядел исхудавший японский старик, с глазами того человека, которого она встретила на станции Шумерля больше сорока лет назад. Значит, решено. Это судьба, а от судьбы никуда не уйдёшь. Володенька уже взрослый, а ей пока силы есть, надо ехать в Японию.

— А языка-то я ихнего не знаю, девочки! — неожиданно всплеснула руками Антонина. — Выйду из самолёта, а куда дальше?

— Что «куда дальше»? Куда все, туда и ты. Я ездила в Китай, к косоглазым. За вещами. И ничего, не потерялась. Наши русские женщины, Тоня, повсюду есть. Иди за ними, куда они идут. Да ты не волнуйся! У японцев везде порядок, не заблудишься. Это у нас ничего не найдёшь никогда. И вот ещё что, Тоня. Слушаешь? Иль думаешь о своём?

— Слушаю, слушаю! — встрепенулась Антонина.

— Вот ещё что. Пока не уехала, научи нас в игру эту играть. Как она хоть называется?

— Го.

— Как?! Г. О.?

— В одно слово, Тома. Просто Го.

— Придумают, же, Го. Хотя, что с них взять, с другой стороны, — Тамара не собиралась отступать, — учи в … Го.

— Вот точно! Тоня! Ну, пожалуйста, — оживилась Ольга. — Научишь? Если научишь, обещаю к Околочандре не ходить!

Антонина растерялась. Володя мало рассказывал ей про своё занятие. Говорил, что для него Го — просто работа. Одна из работ. Что он организовывает турниры, зарабатывает на этом, а сама игра его интересует мало. Ей показалось тогда, что Володя стесняется игры и всёго того, что связано с ней. Он привозил ей публикации. Не свои. Володя никогда ничего сам не писал. Он привозил журнал «Наука и жизнь». Антонина полистала, но ничего не смогла по журналу понять. Но если подруги просят? Ничего, найду в библиотеке. Разберусь, потом научу и их.

— Ну ладно! — улыбнулась Антонина. — Пока буду деньги собирать, покупать билеты, да поездку оформлять, так и быть — научу вас Го. Только одно условие — сначала схожу в библиотеку, сама почитаю наперёд. А то я, честно говоря, забывать начала что там да как. Вот только на чём же вас научить? Ни досочки, ни фишечек этих у меня нет. — А шахматная доска разве не подойдёт? У меня есть! — отозвалась Ольга.

— Ой, не знаю даже. Может, подойдёт, а может — и нет. Там должны быть такие шашечки из пластмассы. Володя показывал какие. Как пуговки они.

— Может, тогда пуговицы и взять? — предложила Тамара.

— А что? Нам же только научиться! — поддержала Оля.

— Почему пуговицы не взять? — согласилась Антонина. — И то, правда, возьмём пуговицы. А с полем что делать? Шахматное не годится.

— Может, сами нарисуем?

— Есть один человек! — задумчиво произнесла Антонина.

— Какой человек?

— Да помните, я рассказывала. Мы с ним в горы ходили, да только смех один вышел, а не горы.

— А! Тот самый?! Со змеёй?

— Да, тот. Володя его зовут. У него руки золотые, что хошь тебе сделает.

— Так попроси его!

— А удобно?

— Конечно, удобно! А что тут неудобного? Расскажешь ему, как это Го изготовить. Он, небось, и не слыхал о таком! Он ещё в наш кружок проситься будет! — обрадовалась Ольга. — А что, девчонки! — её глаза загорелись. — А давайте назовём наш кружок? А?

— Брось дурить, Оль!

— А что такого?

— Да, ничего. Поиграть поиграем, а зачем ещё что-то?

— Права Оля, надо как-то назвать, — неожиданно согласилась Тамара. — Я предлагаю назвать словом «клуб». Я тогда смогу этот клуб в бумаги записать. Глядишь, и денег выпишут нам на чай, на призы. Может через совет ветеранов пропустить? У них и помещение есть. Глядишь, и Феликс мой заинтересуется.

— Точно, Тома!

— Назовём «клуб Го». Пойдёт? Или слишком коротко? Мы — кто? — В смысле?

— Ну, кто мы? Шахматисты? Гоисты? Как назвать?

— Гоисты — как-то не очень.

— Согласна, смешно, как-то.

— Ну, ведь есть же любители шашек, шахмат. Значит, мы — тоже любители? Только любители чего? Го?

— Да, правильно. Так и пиши, Тома. Клуб этих. Любителей Го.

— Клуб Любителей Го?

— Да! Клуб любителей Го.

Антонину в эту ночь посетили необыкновенные сны. Она видела себя молодую, в ситцевом платье в горошек, а Ягурушка махал ей из окна маленького вагона. Вагоны шли по кругу, потому что в этом сне Антонина работала на детской железной дороге. Кругом стояли люди, и все они были узкоглазыми.

— Это наш клуб Го! — сказал кто-то. Поезд загудел и вагоны стали вращаться всё быстрее и быстрее, а Ягурушка всё махал и махал ей из окна.

— Открой мне всю правду, не бойся меня! — вдруг раздался голос, но Антонина почему-то знала, что на него не следует отвечать.

Она продолжала смотреть на карусель.

— Грядущие годы таятся во мгле, но вижу твой жребий на светлом челе! — опять раздался голос. Антонина повернулась, пытаясь понять, кто говорит.

— Лежат благородные кости, — продолжало из темноты.

— Кто говорит?! — крикнула Антонина.

— Их моют дожди, засыпает их пыль, — голос казался странно знакомым. Вместе с ним на Антонину навалилась такая тяжесть, что она начала задыхаться.

— Я вот сейчас милицию позову! Господи помилуй!

— И ветер волнует над ними ковыль! — голосу не всё понравилось в последней фразе.

— Господи помилуй! — воскликнула Антонина ещё раз, и с этими словами проснулась. В комнате было темно, а с улицы шёл свет уличного фонаря. Он напоминал луну, которая светила снизу, а не сверху.

Антонина встала, прошла в красный угол, прочла молитву и выпила полкружки святой воды. А Ольге приснился Околочандра. Во сне его, правда, звали не Околочандра, а странным именем «Самдаши». Самдаши кидал в Ольгу спички, и они, чиркая по её одежде, самопроизвольно загорались. Ольге было щекотно и страшно.

— Прекратите! — крикнула она Околочандре.

— Только если скажешь заклинание!

— Я не помню никакого заклинания!

— Как не помнишь? А заклинание спичек? Заклинание священного города?!

— Го? — неуверенно произнесла-спросила Ольга.

— Нет, — улыбался во сне Околочандра-Самдаши.

— Знаю, знаю! Абишек! — неожиданно для себя вспомнила Ольга. — Абишек! Абишек! Абишек!

Она проснулась с этим неизвестно откуда взявшимся словом.

— Ну, что будем делать? — на Ольгу из темноты смотрел муж. — Разводиться?

— Что ты?! Что ты, Олег!

— Тогда чтоб больше никаких гуру! Поняла меня? Шабаш! — он перетянул на себя одеяло, и отвернулся к стене.

— Поняла, поняла, — закивала в темноте Ольга. Она ещё долго лежала с открытыми глазами. А потом тихо вышла на кухню, и долго стояла перед образом, шепча святые слова. Закончив, Ольга достала из тумбочки в коридоре две кассеты. На одной было написано «Сакральные танцы. Видео-выступление Мастера», а на второй «Лекции Мамы». Ольга завернула кассеты в газету, и положила в мусорное ведро.

А Тамара в эту ночь не видела снов. Её муж, Феликс, вернулся с работы в пионерлагере, и взял её настойчиво и неумолимо. Тамара, конечно же, пыталась сопротивляться, но потом её закружило, понесло, и она потеряла себя и в Феликсе, и в темноте комнаты.

Ягура-сан плыл в многометровом слое золы. Ниже висели огромные белые рыбы, и он мог бы, наверное, коснуться их рукой, если бы толкнулся в направлении дна. Но «невидимый» не давал ему этого. Ягура-сан попытался поднять голову и рассмотреть, кто это. «Невидимый» был связан с его Учителем, он делал так, чтобы Ягура-сан постепенно приближался к поверхности. Выше зола была менее густая и не такая чёрная. Ягура-сан сделал несколько слабых движений руками и стал ближе к «невидимому». Неожиданно он осознал, что это его собственное ki . Это было reiki — ki седьмой чакры. Ягура-сан позволил reiki войти, и оно, войдя внутрь Ягуры, занялось включением нижестоящих центров. Ягура-сан наблюдал в цветовом диапазоне, как чакры распускаются, подобно цветам и разгораются, подобно восходу солнца над тёмной поверхностью океана. Он не делал попытки открыть глаза. Объединённое ki , добившись соединения с сознанием, давало чёткую картинку на его внутренний экран. Ягура-сан увидел себя тощим маленьким стариком, лежащим в позе зародыша в огромной комнате.

Эта большая комната не была похожа на его спальню, и он был здесь не один. Кроме него в комнате располагались и другие тела. Это были мужчины, женщины, такие же старики как он. Что они делают здесь вместе? Ki заструилось между телами, и он уже знал, что все люди, находящиеся в комнате, мертвы. Все люди были мертвы, включая его самого. Его тело было холодно, безжизненно и скручено. Только ki было живо, и оно спрашивало, что делать дальше. Ягура-сан предложил ki посмотреть, насколько велики повреждения. Через несколько секунд он знал, что его внутренние органы целы, падение с высоты не оказалось фатальным. Ki обнаружило повреждение в шейных позвонках, которые оказались неестественно вывернуты. Но позвоночник был цел, и ki спокойно проходило по нему. Кроме этого, сердце почти не сокращалось, движение крови было практически остановлено, а температура слишком низка. Ягура-сан вспомнил причину. Он выпил препарат, действие которого с каждой минутой становилось слабее.

Он приказал шестой чакре активизировать сердце. В ответ на его запрос, сердце начало сокращаться быстрее, оно буквально зашевелилось в груди, а кровь двинулась по жилам. Через двадцать минут Ягура-сан попытался выкрутить голову в правильную сторону. Боль казалась подавляющей, и он чуть не потерял сознание. Тогда, найдя направление повреждения, и, пробуя его, он начал давать давление в сторону максимальной боли. Через семь или восемь попыток голова перешла под контроль, а к девятой попытке стала продолжением тела и помощником в действиях. Теперь главным врагом был холод, который не прекращался, а как будто усиливался. В комнате было не просто холодно, а морозно. Ягура-сан открыл глаза, но ничего не увидел. Там, где он проснулся, было темно как в гробу. Только ki могло вести его в таком кромешном мраке. Оно показало выход, но этот выход был заперт снаружи.

Ягура-сан попросил найти такого же старика как он. Он потянул на себя скрюченное худое тело, которое показалось ему легче своего. Подтащив старика к выходу, Ягура-сан громко постучал в дверь чужой головой. На той стороне он почувствовал человека, пребывающего в нерешительности. Ягура ещё раз постучал стариком. Теперь стук был более требовательным. Он добавил ему тональность, не допускающую возражений. Засов на двери щёлкнул, и она стала медленно открываться. Ягура-сан закрыл глаза, и собрал все силы воедино. Как только дверь открылась, он бросил старика в лицо тому, кто стоял за дверью. Раздался сдавленный крик. Не открывая глаз, Ягура-сан принялся раздевать человека, удивляясь, насколько тот тёпл. Других людей поблизости не было. Перед ним лежал пожилой японец, reiki потерявший сознание от испуга. Затащив его в мертвецкую, он не стал запирать дверь.

Беглец примерил на спину голого старика, голова которого уже помогла ему. Ноги не хотели держаться правильно, поэтому Ягура-сан, сняв тело, и максимально раздвинув их своими ногами, лёг сверху, и связал руки и ноги старика поясом, добытым у сторожа. Ягура-сан покряхтел и попробовал подняться. Старик держался неудобно, но путы помогали. Делать было нечего, ведь он твёрдо решил забрать тело с собой. Только если он забирал старика, вся операция получала статус «двух глаз» и становилась стратегической. Так, со стариком на плечах, медленно передвигая ногами и направляя вперёд ki , Годокоро покинул территорию медицинского центра и оказался на улице ночного Токио. Оставалось два дела. Первое — спрятать старика. Второе — найти место, где он будет жить. Жить дальше, подумал Ягура-сан.>

В четыре утра Танака-сан со спиннингом вышел на набережную реки Сумида. На противоположном берегу открывался вид на пивоваренную компанию Asahi с золотым перчиком на пьедестале, напоминающем перевёрнутый мавзолей. Было, мягко говоря, малолюдно. Поэтому Танака-сан с любопытством пригляделся к двум старикам, появившимся под эстакадой. Старики были немного ёппарай [92] . Они обнимались друг с другом, а один показался Танаке голым. Но скорее всего, он был в плавках. Неужели собрались купаться? — с ужасом подумал Танака-сан. Второй старик повязал готовящемуся к прыжку белое хачимаки, и взяв за плечи… нет… не поцеловал и не обнял. А, размахнувшись, бросил с бетонного парапета прямо в Сумиду. Танака-сан ошарашено глядел через реку. Оставшийся старик посмотрел на Танаку, и Танака-сан стал быстро сматывать спиннинг. Он всё понял. Он, Танака-сан, ничего не видел, и не собирается сообщать в полицию. Схватив удочку он, не оборачиваясь, зашагал к дому. Ну и ловля! Чего только не поймаешь в Сумиде! Он чувствовал затылком, как страшный старик стоит на той стороне реки, и смотрит ему вслед.

Ягура-сан стоял на берегу Сумиды на стороне пивоваренной компании. Только что он сыграл две постановки — одну мёртвым камнем, а вторую — тэнуки [93] . Единственное место, куда он мог бы сейчас отправится, была квартира Митико. Идти предстояло долго, но если стоять на месте, то не придёшь никогда. Он развернулся и медленно зашагал вглубь квартала. К семи утра он дошёл до дома и открыл дверь отпечатком пальца. Митико хранила его в базе замка. Войдя в комнату, Ягура-сан снял чужую одежду и повалился на постель. Столько, сколько он прошёл сегодня, было за пределом его сил. Почти сразу Ягура-сан провалился в тяжёлый беспробудный сон.

— Правильно, что приехал один, — в свитере и лыжной шапочке Учитель напоминал пастора из фильма «17 мгновений весны».

— Я не сомневался, что должен поступить именно так, — на маленькой кухне его городской квартиры даже чайник казался ещё одним человеком. В городе не топили, поэтому Учитель был одет по «законам южной зимы».

— Молодец, ты просто молодец. Скажи мне, как продаётся твоя книга? — он уже заправил заварник и теперь готовился к раздаче кипятка.

— Учитель, неужели продажи книги важнее всего того, что я Вам рассказал?

— Конечно, ведь если твоя книга не будет продаваться успешно, ты не покроешь расходов на бумагу и типографию, потерпишь финансовую и моральную катастрофу. Как после этого ты сможешь бороться за судьбу цивилизации, спасая её от краха? — он посмотрел на меня, раздумывая. — Я не советую тебе и ей ввязываться в это дело!

Мне стало легче, так как теперь я хотя бы знал его точку зрения.

— Эта игра слишком опасна. Я не думаю, что вы оба готовы к ней.

— Спасибо, что сказали мне это. А если мы, тем не менее, решимся вступить в это сражение?

— Тогда Митико должна вступить «в это сражение» одна.

— Без меня?

— Ты точно понял смысл моего сообщения.

— Но, как же?

— Это был твой сон?

— Нет.

— А чей?

— Это был сон Митико.

— А кто даст ей камень? Ты?

— Нет, у Митико есть камень её Учителя.

— Верно. А теперь соедини эти доводы вместе.

— Получается, что это игра её?

— Получается так. Как играет в Го эта девушка?

— Она играет отлично! Самая сильная её сторона в том, что она не увлекается и не бросается в огонь с головой. Она безупречно отыгрывает окончания, и я пока не могу выиграть у неё.

— Это хорошо!

— Что хорошо?

— Хорошо, что отлично. Если девушка неплохо играет в Го, то тогда пусть она входит в Игру через Го.

— Как именно это сделать?

— Пусть она выставляет на доску партию, которая покажется ей близкой. Хорошо подойдут исторические игры, наверняка она знает некоторые наизусть.

— Дальше?

— Дальше нужно выбрать правильное место, обладающее возможностью перехода.

— Что за место?

— Вы должны найти его сами. Найдёте — Митико вступит в Игру, не найдёте — не сможет вступить.

— Как мы можем найти такое место?

— Вы должны искать, если вы решили, что это ваша битва. Ты неплохо описал мне людей, которые играют против человечества. Теперь хорошенько опиши их себе. Если ты собираешься играть с ними, а не с самим собой, то тебе нужно найти пересечение между своей и их игрой. Улавливаешь мою мысль?

В первое мгновение задача показалась не имеющей решения. Но затем внутри головы что-то щёлкнуло, и я неожиданно увидел картинку заснеженной зимней дороги. Это был перекрёсток Ильинского и Рублёвского шоссе. Однажды я простоял на нём минут сорок. ГИБРИД перекрыл светофор, ожидая проезда кортежа. Несколько машин, стоявших впереди, развернулись через сплошную, и укатили пытать счастья на Новую Ригу. Я включил телевизор. Шло выступление Президента. Через десять минут я увидел проносящийся на бешеной скорости кортеж как иллюстрацию своего места в стране, где являюсь гражданином. Потом мы ринулись через светофор подобно бойцам армии генерала Власова, штурмующим горловину Мясного Бора. Я оказался зажат между огромным «Ландкснехтом» и джипом «Лакмус», и едва избежал двойного ДТП. Но теперь эта картинка предстала для меня в новом свете. Я неожиданно понял, где я поймаю за жопу тех, кого поймать нереально. Я возьму их прямо там, на этом самом светофоре. Я быстро представил себе арендованный микроавтобус, в салоне которого Митико расставляет историческую партию. Вот на бешеной скорости проносится кортеж, а Митико ставит камень на пересечение линий! У меня захватило дух от возбуждения и предвкушения.

— Кажется, улавливаю. Хорошо, допустим мы найдём такое место. Что дальше? Что должна делать Митико с камнем?

— А что ты делаешь с камнем, когда играешь в Го?

— Я держу его в чаше. Так ты учил меня.

— Правильно. А где ты держишь камень, когда решился на постановку и выбрал глазами пересечение?

— В руке.

— Молодец, я не сомневался в тебе. Ты держишь камень в руке каким-то особым образом?

— Держу тем хватом, которому научился у тебя.

— Это специальный хват помогает тебе в игре?

— Да, он помогает мне сосредоточиться в последнее мгновение перед постановкой.

— Отлично! Как только Митико выберет пересечение, пусть возьмёт камень в руку, чуть-чуть подержит его, чтобы камень нагрелся, а затем ставит на доску.

— Это всё?

— Это всё. Если пересечение окажется перекрёстком правильных невидимых линий, то всё свершится само собой.

— Какой будет эффект? Ты видишь дальше постановки камня?

— Вижу.

— Что именно?

— Я вижу, что если Митико сделает это, то в твоей и её жизни произойдут большие перемены. Возможно, нам будет трудно или даже невозможно увидеться снова довольно долгое время. Нам или тебе с ней, это не важно.

— Почему?

— Потому что ближайший вход слишком близко.

— Когда?

— 31 января.

— А когда следующий после него?

— Этого никто не знает.

— Даже ты?

— Даже я.

— Мы можем пропустить ближайший вход!

— Когда я говорю «слишком близко», то я имею в виду, что пропустить надо не ближайший вход и не следующий за ним. Когда я говорю «слишком близко», то это означает, что ваша подготовка не достаточна.

Я понял, что он имел в виду. И ещё вспомнил, как однажды спросил Учителя, на какие части делится время. Учитель ответил мне анекдотом про ковбоя, который проспорил и должен быть выпить глоток из плевательницы. Но вместо того, чтобы выпить один глоток, ковбой выпил всё содержимое. «Ты мог не делать этого, достаточно одного глотка», — сказали ковбою приятели. «Я знаю, — ответил он, — я и хотел так, но когда я начал пить, то пошло одной соплёй». Этот анекдот показался мне грубым и неуместным. Я думал над ним несколько дней, а затем решил спросить, является ли время неделимым лично для меня? Учитель ответил, что для меня время действительно делится на части. «На какие части разделено время для меня?» — спросил я. «Твоё время разделено на две неравные части, — ответил он. — Первая часть — это спор. Вторая — питьё из плевательницы».

— Поэтому я и говорю тебе, — закончил Учитель менторским тоном, — после того, как Митико поставит камень на доску большой Игры, может случиться многое. В нашу партию ворвётся другая скорость, и всё придёт в движение. Могут произойти сильные перемены! Ты уже готов к ним?

Карина пряталась в листьях огромного дерева. Длинные когти гарантировали, что она не сорвётся и не упадёт вниз, рискуя сломать костяной клюв. Жилистые перепончатые крылья были сложены за спиной. Карина находилась в засаде. Она сдерживала помёт, который мог выдать её местоположение. Лес наполняли звуки, некоторые были совершенно не знакомы птеродактилю. Поэтому Карина пристально вглядывалась вниз, готовая, либо молниеносно сорваться со своей позиции, либо, перебежав по листьям, забиться ближе к стволу.

Тиранозавр появился неожиданно. То, как он рыскал, ломая подлесок, говорило, что это самка, которая сильно обеспокоена. Приглядевшись, Карина поняла. Хищник искал место для кладки. Это была удача! Яйцо крупного динозавра было именно тем, что интересовало птеродактиля. Но на яйцо Тираннозавра ей посягать не приходилось. Карина следила долго и внимательно. Наконец ящер нашёл то, что искал. Это была огромная куча пожухлых листьев и другого мусора. Тиранозавр разгрёб её своими огромными ногами. Обнажился песок, и ящер начал аккуратно раскапывать его. Движения рептилии стали еле заметными. Послышался скрежет когтей. Карина увидела кладку Тираннозавра, находящуюся меж двух странных брёвен, зарытых в песке. В кладке уже было несколько яиц, но, сколько именно, Карина определить не смогла. Звуки леса стали слабее. За деревьями мелькал силуэт Траходонта, гигантского утконосого динозавра, но Карина не обращала внимания на этого травоядного великана. Самка Рекса присела. Её могучий хвост заслонял от Карины панораму величественного зрелища. У Карины было много собственных кладок, но кладку Тираннозавра она видела впервые! Ящер расставил могучие ноги и напомнил Карине борца сумо. Что такое «сумо», Карина не знала, как и то, откуда ей пришло это слово. Помёт подступил ближе, и она сильнее сжала анус.

Вот оно, свершилось! Самка Рекса поднималась над выкопанной ямой. Взгляд Карины был устремлён на яйца хищника. Сорваться? Она быстро представила себе, как тенью мелькает вниз, и своими цепкими лапами хватает одно из яиц. Промахнуться невозможно! Да, она сможет сорваться и похитить яйцо, но удастся ли с ним взлететь? Нет, не удастся. Реакция Тиранозавра быстрее её кожистых крыльев. Самка собьёт её прямо над ямой. И в тот самый миг, когда она отказалась от этой затеи, а Тиранозавр занёс свою могучую лапу, чтобы прикопать кладку, в яме что-то зашуршало, зафыркало, и раздался механический голос: «Есть прохождение газа на территорию Украины!» Тиранозавр присел на хвост и поднёс одну из лап к своей страшной зубастой морде. Не найдя в лапе того, что искал, он начал смешно ощупывать себя. Может быть, его кусали какие-то мелкие, невидимые для Карины твари? Наконец, ящер нашёл на себе какой-то предмет, и рыкнул в него.

— Что Вы говорите, Тиран Озаврович? — продолжил механический голос.

Ящер снова рыкнул, а затем поднял огромную клыкастую голову к небу и страшно заревел. Карину оглушил этот жуткий вой, она зажала слуховые перепонки и на миг закрыла глазные. Этого мига как раз хватило для того, чтобы произошло невероятное. Тонкая двуногая ящерица выбежала из кустов, скатилась в яму, и схватила передними лапами несколько яиц. Карина оторопела от неожиданности, а затем сорвалась с дерева, нацелившись на тонкое бледное существо. Тёмной тенью Карина неслась на «двуногую», которая покинув яму, со всех ног кинулась к зарослям. Удаляясь от Тираннозавра, Карина краем глаза продолжала следить за чудовищным ящером. Когда до удара когтями по голове «бледной» оставался миг, ящерица повернула в сторону, и это сбило прицел. Затормозив, птеродактиль захлопал крыльями в метре от земли. Двуногая прижимала яйца к груди. Она резко обернулась к Карине и нанесла удар одной из нижних конечностей.

— Киа! — крикнула маленькая бледная ящерица.

Удар пришёлся в грудной отдел, в район зоба. Он оказался настолько неожиданным, что Карина выронила помёт. Бледная не стала продолжать атаку, а наклонилась и зигзагом метнулась в заросли. Гнев бросился в маленькую голову Карины, она потеряла контроль над собой. То, что это была самка, Карина не сомневалась ни на минуту! Хлопая по земле крыльями, птеродактиль устремился в погоню. Кусты снизили скорость, и, сделав два-три резких толчка, она неожиданно запуталась в лианах. Гнев сменился испугом, Карина увидела гигантскую тень. Сомнений быть не могло, тень наклонялась над ней.

— Сколько же в этом лесу сучек! — гнусаво проревел Траходонт.

— Не трогайте меня лапами! Я другого вида! Я птеродактиль! — взвизгнула Карина.

— Мы и не таких птеродактилей птеродактили, — заржал утконосый любитель водорослей, переворачивая запутавшееся тело Карины. Мощный костяной гребень на макушке выделял доминантного самца.

— Что там за шум в кустах? — услышала Карина голос Тираннозавра. — Нашли яйца?

— Ищем, Тиран Озаврович!

— Вентиль?

— Пытаемся перекрыть!

— Давайте, давайте! Этого ещё не хватало. Всех зверей в округе опросили?

— Сейчас опрашиваем.

Карину обдало гнилым болотным дыханием. Она извивалась, пытаясь вырваться. Крылья были расправлены и зажаты на земле мощными передними лапами зауропода. Спиной Карина ощущала горячий песок и покалывание. «Уложил на муравьиную кучу, скотина. Ещё и на мой помёт», — подумала она со злобой.

— Отвали! Не понял что ли? — дело начинало заходить далеко.

— Да что там такое в кустах?! — раздался голос с поляны.

— Лёша кого-то товарит. Он же у нас в образе Траходонта, хе-хе.

— Делать что ли больше нечего? Где Маэстро?

— Был где-то здесь.

— Но мы же не можем Лёше приказывать.

— Хорошо, яйца, яйца ищите! Траходонты! — передразнил Тираннозавр.

— Перекрёсток, это был классический перекрёсток!

— Да понял я уже. Откуда я знал, что раскопаю трубопровод? — услышала Карина удаляющиеся голоса.

— Что, проституток в городе не хватает?! — Карина была возмуена до предела.

— Лежи смирно, за всё заплачено, — засмеялся утконосый толстяк.