Ещё в детстве я пытался изучать Го через публикации в «Науке и жизни». Приходя из школы, я ложился на кушетку и долго вглядывался в странные диаграммы. Меня интриговали белые и чёрные кружки, которые соединялись в гирлянды, взаимно перерезающие друг друга. Я откладывал журнал, и брал в руки Гюстава Флобера. Продираясь сквозь неизвестные слова и названия «Саламбо», я руководил армиями Карфагена, строил когорты стрелков и пехотинцев. А затем — снова брал в руки журнал. Чёрные кружки представлялись мне теперь головами африканцев, а белые — касками с плюмажем. Однако я мог лишь грезить, не имея ключа. Отсутствие первого номера делало невозможным понимание второго и так далее. Автор писал «свитком», а скорее всего, вообще не задумывался о методике. Иначе, он бы составил материал так, чтобы каждая публикация содержала отдельный вход. У моего отца, который читал вместе со мной, сложилось впечатление заумности и искусственности игры. В итоге мы не смогли разобраться и продолжали играть в шахматы, от которых изрядно устали.

Вторую попытку предпринял мой знакомый по имени Александр. Ему удалось вновь заинтересовать меня, но с объяснением правил опять вышла неувязка. У меня сложилось представление, что Саша недоговаривает важное, и обыгрывает за счёт этого. Мне никак не удавалось понять, что же нужно делать, чтобы справиться с ним. Он уничтожал любое из моих построений. Я начинал с угла, он приходил в гости, и окружал мои камни. Попытка ставить новые приводила к тому, что каменная лавина двигалась по доске до тех пор, пока не оказывалась съеденной в противоположном углу.

После первых сессий с Учителем я пригласил Александра на игру. Созвонившись, мы засели на квартире. Сколько уроков я успел взять? Три-четыре? Вряд ли больше пяти. Тем не менее, я был уверен, что могу бросить вызов «такому опытному игроку». Действительность превзошла ожидания. Каким-то непостижимым образом, действия Александра стали видимыми. Как и в прошлые наши встречи, он приблизился и поставил камень вплотную. В ответ я усилил свой. Это было понятное и очевидное действие. Почему оно не приходило мне в голову раньше? Саша поставил с другой стороны, а я снова добавил камень, увеличив дыхания. Получившаяся фигура была мощнее белых камней, прилипших к её бокам (Александр всегда брал белые). Мой противник предпринял попытку окружить её целиком. Но теперь я видел, что если буду действовать целенаправленно, то эта затея ему не удастся. Стремясь любой ценой съесть мои камни, он просто не сможет избежать разрывов между своими, успеть заполнить которые нельзя в такой манере игры. Укрепившись, я дождался подходящего момента и контратаковал. Это оказалась неожиданным и крайне разрушительным для белых. К моему неописуемому восторгу, крышка для пленных наполнилась камнями противника. В прежних играх крышка тяжелела камнями моего цвета. Мой товарищ озадаченно смотрел на доску, повторял атаки, а я каждый раз отбивал их, нанося ему потери.

Я многое делал неэффективно, иначе бы игра не продолжалась три часа кряду. Записи у меня не сохранилось, поскольку я не умел записывать. Через несколько дней Александр позвонил с предложением продолжить. Он приехал, и мы сыграли ещё. Он проиграл обе партии, вторую — с небольшим разрывом в счёте. Как ни странно, она оказалась последней. Он отказался от матча и сказал, что Го «его больше не интересует». Это удивило меня, поскольку, во-первых, это была его любимая игра. А, во-вторых, я хотел не только рассказать об Учителе, но и разобрать что-то, объяснив порочность его игровой манеры. Выслушав меня по телефону, он наотрез отказался разбирать партии, заявив, что и так «прекрасно знает свои ошибки и не считает целесообразным тратить на них время». Тем не менее, он нашёл в себе силы поздравить меня с успехом. «Я не ожидал, — сказал он в заключение, — что ты когда-нибудь обыграешь меня. Но поскольку тебе это удалось, я желаю тебе всего самого наилучшего». Учитель посоветовал оставить Александра в покое. Это показалось мне слишком простым.

— Вы сделали друг для друга всё возможное, — сказал он, — и вряд ли что-то добавите. Направь энергию на новое. А закрытые ситуации пусть открываются естественным путём.

Я вспомнил эту историю в самолёте. Поездка к Учителю удалась на славу. Было бы неплохо теперь, чтобы «Аэропорт-2», которым я летел в Москву, не столкнулся с «Аэропортом-1», летящим из Нижнего, Саратова или Новосибирска. Мой сосед достал книгу, и углубился в чтение. «Пакет Чиа» стояло на обложке. Я знал этого автора. Это был китаец, живущий в США, и пишущий книги о влиянии qigun на здоровье. Вскоре появились стюардессы, предлагающие искусственный сок, пакетированный «чай» и конфеты, приготовленные из общей с соком основы. Я отказался от даров авиакомпании и попросил воды. Взяв в руку пластиковый стаканчик, я представил доску Го как матрицу размером в несколько тысяч километров, а самолёты — камнями. Теперь я следил за тем, который представлялся моим. Он начал с угла, и сейчас медленно приближался к противоположному, присоединяя камни своего цвета.

Когда я просил Учителя самому определить то, чем мы занимаемся, он называл это «Го». Мы познакомились 12 лет назад, и хочу сказать, что Учитель не выглядел «ни как девушка, ни как молодая женщина». Он носил один и тот же образ, и никогда не шокировал его сменой. Но мне всё равно было нелегко, поскольку Го для меня оставалось названием японской игры. В то время я прочно держался за свои кластеры. Однажды Учитель «сделал так», чтобы я сам настоял на обучении Го «как игре». В чём был его замысел? Это восстанавливало мою целостность? Предъявив ряд условий, совершенно непонятных для меня, он начал обучение «на доске». Одним из табу было запрещение игры по Интернет.

— Ты хочешь получить пользу или вред? — прокомментировал он моё замечание о лёгком поиске партнёров и необходимости иметь комплект. — Я тебе совершенно серьёзно говорю, не вздумай баловаться с этим! Игроки, которых ты описал, даже не представляют, с чем имеют дело и какой опасности себя подвергают. Практика требует от тебя предельной целостности, нельзя действовать стяжательски, тупо или безалаберно. Можешь быть уверен, что в деле контрэволюции важно, чтобы как можно больше людей получили возможность играть по Интернет. Сначала им «поправили» речь, — Учитель пристально посмотрел на меня, — так чтобы она не имела силы. Затем «подарили» образы, в которых нет их самих. Сейчас люди теряют свою последнюю оборонительную линию, а именно способность мыслить.

— Ты хочешь сказать, что Го по Интернет может отучить людей мыслить? Но каким образом? По-моему наоборот, игра оттачивает мышление!

— Оттачивает три склонности, — он медленно, до хруста в позвонках, провернул голову вправо и влево. — Склонность к подмене, склонность к маниакальности, склонность к гибели. Предлагаю тебе самостоятельно рассмотреть эти идеи. Мышление не надо приучать к состязательности, оно и так слишком любит эту энергию. Вспомни, как некоторые люди сводят любое общение либо к узурпации мнения, либо к спору.

— А каким должно быть мышление? Разве поиск истины не состязателен?

— Поиск «истины для себя» именно таков, но мы за другой поиск. Верно? Мы играем за чёрных и белых! — Учитель улыбнулся. Он не собирался ни развивать тему, ни подыскивать аргументы. — Игра отбирает людей с развитым осознанием. Глупый не приблизится к ней и за версту, так как понимает, что это «не его дело». Размер игры выбирался с учётом матрицы человека. Как тебе это проще объяснить? Пробоина в корабле не должна быть размером с десять кораблей, но и не должна быть слишком маленькой. Пробоина должна быть такого размера, чтобы корабль благополучно и надёжно затонул.

Учитель часто предоставлял мне свободу совершать ошибки, а затем исправлять их. Но в некоторых моментах, например, в случае с Интернет, он был до чрезвычайности категоричен. Я прислушался к его словам, и едва начав игру в сети, полностью прекратил её. Я заметил улучшение многих параметров, а результаты стали стабильнее. Живая игра доставляла мне необъяснимое физическое удовольствие. Поначалу я не придавал значения тому, почему сегодня мы играем одними камнями, а завтра — другими. Мне казалось, что Учитель меняет игровые комплекты по настроению. Но, как я понимаю теперь, всё было гораздо глубже.

История о том, как он подбил меня «пропагандировать» Го, ещё ждёт своего описания. Я сопротивлялся, поскольку справедливо считал себя ниже «поля передачи». Учитель буквально вытолкал меня в новое состояние, подкрепив пинок словом «санкция», и объяснив, что я обязан либо делиться знаниями, либо они переполнят меня и помешают усвоить новое. Модуль Игры проявился и здесь. Во-первых, мы сразу договорились о том, что я буду ставить «камни» исключительно на перекрёстки. Это отсеивало всех, кого Го интересовало как настольная игра. Как ни странно, некоторые из отверженных, тем не менее, вступили в игру камнями другого цвета. Для этого им пришлось измениться, и перейти из состояния «человек-клетка» в «человек-перекрёсток». Эти люди никогда бы не пошли на такие радикальные изменения своей природы и никакие увещевания здесь бы не помогли. Но они совершили трансформу, став в оппозицию (поменяв свой цвет в терминах Игры) лично ко мне и «моему делу». Тех и других должно было быть не более 360 человек. Эта цифра вскрылась позже, хотя изначально лежала на поверхности, так как камней в идеальном игровом наборе именно 360.

Постепенно вокруг меня образовался круг людей, который можно было бы назвать клубом. Круг — понятная геометрическая фигура, имеющая внутреннюю и внешнюю области, центр. Однако у Учителя не было своего круга в моём понимании. Если его геометрическая фигура и существовала, то её очертания оставались загадкой. Наш последний разговор сильно усложнял зарисовку. Учитель Учителя приобрёл черты реальной фигуры, оставаясь при этом фигурой совершенно нереальной. А может мой круг представляет собой колесо? Колесо невидимой повозки? Где существуют другие колёса, оси, ещё что-то? Я хорошо представлял себе нашу пару. Она была частью моего круга, и выходила лучом из центра. Луч, собственно Учитель, был связан с кем-то и чем-то. Постепенно я заметил одну странную вещь. Люди разделялись на две условные категории. Одни оставались в моём круге, и остаются в нём до сих пор. А другие — выходя из него, меняли свою первоначальную траекторию, и начинали своё собственное круговое вращение. Вы ещё услышите истории о том, как люди, пообщавшись с Игорем, не могут не «создавать клубы Го». Удивительное дело, но каждый человек, с которым я контактировал какое-либо время, «вдруг» решал открыть свой клуб любителей Го, невзирая на личный опыт и пригодность делу.

— Так проявляется «человек-перекрёсток», — однажды заявил Учитель, растирая натруженную в горах пятку. — Будь снисходительнее и мягче. Учись этому у меня!

Не понаслышке зная снисходительность Учителя, я начал закладывать критическое отношение к созданию клуба Го во все свои разговоры. Это происходило так. Дождавшись момента, в который моему собеседнику приходила в голову «идея открыть клуб Го», я тут же обрушивался на неё, клея ярлык «неудачной». Человеку, который долго «играл один» в каком-то городе, и который под влиянием встречи со мной «вдруг» решался на то, чтобы открыть клуб, я объяснял, что это не то, с чего он должен начинать. «Почему?» — спрашивали меня. Ну, хотя бы потому, что у вас нет достаточного количества знакомых. «Но, — возражали мне обычно, — я открою клуб, начну знакомиться, расширять контакты, буду приглашать людей».

На доске это выглядит, как две слабые группы камней, между которыми мечется рука игрока, не зная, в какую из них добавить камень, поскольку нужно добавить и туда, и туда. В таких случаях я предлагал заняться наращиванием круга знакомых. Начинать с регулярного общения, ходить на чужие мероприятия, интересоваться культурной жизнью. А ещё лучше начать с изменения некоторых черт характера. Изменения — вот что привлекает внимание! Начать с клуба, если ты сам не являешься клубом, приводит к тому, что идея выгорает и в дальнейшем не может быть использована. Такие клубы обычно начинаются «на кухне», а затем сжимаются до состояния «под лестницей».

Я вспомнил о двух «олигархах», которые сначала входили в мой круг, а затем образовали «собственный клуб Го». У одного из них было 19 видов бизнеса. Это ровно столько, сколько линий на доске. В списке фигурировал чайный, издательский, автомобильный, образовательный, косметический бизнес, завод комбикорма, красок для картриджей и даже мукомольный завод, который появился, когда мой знакомый узнал, что мука поднимется в цене на волне экономического кризиса. В Го он играл примерно так же. За несколько лет он так и не смог понять, что влияние на доске достигается построенными и сильными камнями, а воздействие на игру одиночных и ослабленных камней наносит больше вреда собственному цвету, чем чужому. Он продолжал разбрасывать камни, как герой Ильфа и Петрова облигации государственного займа. Второго «олигарха» я смог научить собирать камни в единый отряд, и на одном этом он уже мог побеждать первого. Этому способствовало владение единственным бизнесом. Человек держался за него мёртвой хваткой, вытеснив старых компаньонов. Это также было ниже уровня стратегии, которая состоит не только в соединении, но и в разобщении камней. Слушая подобные истории, Учитель обычно посмеивался.

Самолёт пошёл на посадку. Капитан поблагодарил за выбор авиа-компании, рассказав о температуре за бортом. Повтор на английском напомнил мне китайцев в Харбине, которые разделили мою фамилию на слоги, а затем сложили их произвольно. Выйдя на трап, я с облегчением вздохнул. Оставалось подождать багаж и позвонить на автостоянку. Мой малыш разогнался почти до 150, пока я размышлял о том, как приятно после перелёта садиться в собственную машину. Не доезжая эстакады через Ленинградское шоссе, я затормозил, едва успев разглядеть голосующую в темноте девушку. Что-то привлекло моё внимание к её хрупкой фигурке с небольшим рюкзаком и пакетами в руках. Она казалась страшно беззащитной под моросящим московским дождём. Неожиданно для себя я принял решение остановиться. «Фигурка» подошла к машине, и прильнула к окну. Опустив стеклоподъёмник, я оторопел. Девушка была не просто азиаткой, она была прекрасна как сама смерть!

Однокомнатку в лефортово, доставшуюся от бывшего мужа, Карина называла «моя малолитражка». Дочь ещё спала, и просыпаться не собиралась. Вика нигде не работала и поэтому проводила своё время так, как считала нужным.

Спать не хотелось. Карина нащупала ногами шлёпанцы и вышла на кухню выпить растворимого кофе. Было утро субботы. Включив чайник, зажгла спичку, затянулась. Звонок Ягурцова раздался неожиданно. Стряхнув пепел, Карина настроилась на разговор. Но разговора не получилось, собеседник начал по-деловому. «Ильич» поведал о турнирном взносе, который надо собрать, невзирая на требование японского посольства проводить мероприятие без входной платы. Пошутил о том о сём, а напоследок поведал о звонке из Токио. Пора принимать меры, Груздев становится слишком известным. И, Кариночка, милая, выясни, что японцы всё-таки хотели от него. Сможешь, сможешь, в тебя я верю!

Ягурцов умел давать задания в шутливой и внешне не обязывающей форме. Закурив вторую сигарету, Карина начала думать о Груздеве. Она видела его всего несколько раз. И даже была у него с дочерью. Груздев интересно рассказывал о Го, и Вика по-настоящему заинтересовалась. То, что Вика проявила интерес к чему-то, само по себе было необыкновенно. Они бы и дальше ездили «на го», если бы Груздев согласился взять Карину на работу. Но он не согласился. Не посчитал её «достойной» стать своим человеком. Сигаретный дым наполнил шестиметровую кухню, Карина подошла к окну и открыла фрамугу. Холодный воздух ворвался вместе с голосами:

— Я тебе, сука, все шины проколю, если ещё раз припаркуешься на этом месте! Я тебя, сука, в асфальт замурую.

Карина захлопнула створку. Старая щеколда раскрошила дерево и никак не хотела входить в паз. Неужели в её жизни ничего больше не будет? Ничего, кроме этой пятиэтажки? Этой ругани во дворе? Ничего, кроме дочери, которая выросла и вспоминает о матери только когда нужны деньги? Не будет другой работы, кроме полставки лаборанта и должности секретаря российской ассоциации го? С окладом в пятьсот долларов в чёрную? Думать об этом не хотелось. Это Груздеву всё слишком легко даётся в жизни! У него и дом, и клуб и путешествия по всему миру. Почему одним людям даётся всё, а другим ничего? Почему они с Викой не могут путешествовать так же, как он? Или вместе с ним?

О Вике думать не хотелось. О Груздеве тоже. Японцы, по словам Ильича, интересовались его адресом. Значит, хотят приехать. Японцы всё делают через официальные инстанции. Поэтому, если нужно помешать японцам увидеться с Груздевым, то надо начинать с японского посольства. А у неё как раз запланирован «заход» по делам турнира. Заодно она сможет «поговорить». Остаётся продумать с чего начать. Японцы как всегда спросят, примут ли участие в кубке другие российские ассоциации. Придётся что-то отвечать. Может, под этим соусом рассказать о Груздеве? А что именно рассказать? Что бы она ни рассказала, это только раззадорит японцев. И реакцию их не поймёшь. Выслушают, покивают головами, а сделают так, как посчитают нужным. Нет, с этой стороны его не ковырнуть. А с какой ковырнуть? Трогать Груздева нужно за то место, которое является для него по-настоящему важным. Только вот что это за место?

Карина подожгла новую «палочку здоровья». Что она вообще знает о Груздеве? Не так уж и много, если разбираться серьёзно. Она знает, что Груздев играет в Го и много рассказывает об игре. Насколько хорошо он играет? Он участвовал в турнирах, но потом резко прекратил. Оценки тех, кто играл с ним раньше, могут быть необъективны. Вроде он иногда мотается куда-то на Украину. Пробить через хохляцкую ассоциацию? Сучко написать? Да ничего они не знают сами. Ещё в долг просить начнут. Да, думать сегодня как-то не клеилось. А не съездить ли на работу? — пришла неожиданная мысль.

Официально Карина работала лаборантом в Палеонтологическом институте РАН им. Ящерова. Платили там скудно. Профессора получали мало и влачили полунищенское существование. По причине такого финансирования даже скелеты древних обитателей Земли как-то похудели и съёжились. Карина несколько месяцев не появлялась в институте, к тому же его неожиданно закрыли на ремонт. Это было даже хорошо, поскольку можно было, наконец, заняться делами. Одно было нехорошо, она оставила в ящике стола загранпаспорт. Хотела заехать сразу, но потом замоталась и забыла. Карина пробовала звонить на вахту, но незнакомый дежурный отвечал, что институт закрыт, и он ничего не знает. Надо было как-то решать этот вопрос. Может, взять и съездить сегодня? С одной стороны — выходной. Но с другой стороны, может оно и к лучшему? У Карины был незаконно изготовленный ключ от служебного входа в лабораторию, подаренный одним из уволившихся инженеров. Если дверь не завалена мусором, то она сможет войти. Ехать далеко, на другой конец Москвы, но она прогуляется, подумает о Груздеве, а заодно, если получится — заберёт паспорт.

Карина не спеша оделась и поехала в институт. По дороге не смогла отказать себе в удовольствии посетить книжный магазин. Выйдя на Полянке, зашла в «Старую Гвардию», и сразу же в уличной витрине её встретил Груздев. Нет, он не пожал Карине руку, и не подмигнул торопясь в метро. Груздев красовался на огромном рекламном баннере «Мистер Го новый роман серии». Карина просто остолбенела от неожиданности. От Груздева её отделяли трое студентов. Они курили и оживлённо матерились между собой. Заметив удивление женщины, один из молодых людей проследил направление взгляда и вместе с ней посмотрел на Груздева. Под баннером красовалась стопка книг. Да, такого Карина не ожидала! Она зашла в магазин. Взяла книгу, отложила. Схватила другую, где на корешке тоже стояло «ГО», означающее Глеб Олегович Панелин. Снова отложила в сторону, и всё-таки решилась купить «Мистера».

За чтением Карина добралась до станции «Юрский парк», названной так в честь основателя Москвы. Подойдя к территории комплекса, заметила у въезда охрану, состоящую из людей в костюмах под куртками. Чёрный «Найн-нах» неожиданно свернул с шоссе и шустро подрулил к проходной. За ним кузнечиком подпрыгивал джип «Гельмут-ваген». Ого, подумала Карина, а ремонт-то идёт полным ходом! Она изменила план идти через центральную проходную и решила попытать счастья со стороны леса. Отогнутые прутья, через которые Карина благодаря хрупкому телосложению раньше легко проходила, оказались на том же месте. Сквозь них охраны не наблюдалось. День был хмурым, с неба капало, а пока Карина присматривалась, пошёл мокрый снег. Она решилась идти. Но только не прямо к зданию, а дугой. Вход, от которого был ключ, располагался со стороны Газторга. Если окликнут, покажу служебное удостоверение, решила она. Через пять минут, обойдя здание, и не встретив никого по пути, Карина вставляла ключ в замочную скважину. Пальцы замёрзли, а дверь оказалась опечатанной. Карина аккуратно оторвала край бумажки, на которой стояло слово «ГО». Гражданская оборона? Совпадение вызвало у неё улыбку. Замок щёлкнул, дверь со скрипом открылась. Темнота тамбура пахла сухим дерьмом. Не зажигая свет, Карина сняла сапоги. В колготках и носках двинулась по лестнице. Бесшумно подойдя к дверям родной лаборатории, услышала быстрый мужской голос. Говорили по телефону.

— Да, да, у меня сегодня заседание. Не знаю, когда вернусь. Не могу сказать точно, садитесь без меня. Да, я постараюсь как можно быстрее. Извини, у меня вторая линия, целую.

— Нет, ещё нет, — снова заговорил тот же голос, обращаясь к другому собеседнику. — Чего я тяну? Я не тяну. Хорошо! Так! Полностью раздеться? Носки снимать? Ладно, ладно, шучу я. А что, все готовы? Один я? Нехорошо. Виноват. Сейчас раздеваюсь и ныряю в аппарат. Ну да, в скелет, в скелет. Я забыл, туалет на первом этаже? Ну, а вдруг? Я быстро, быстро!

Карина отскочила за угол. Дверь лаборатории открылась, и мужчина зашелестел туфлями по лестнице. Всё складывалось удачно. Она вошла внутрь. Спиной к ней стоял скелет птеродактиля, начинённый изнутри аппаратурой, а из дальнего конца лаборатории рабочий стол поманил хозяйку обещанием паспорта, подмигнув старым выдвижным ящиком.

— Внимание всем стендам! — раздался механический голос коммутатора. — Всем участникам Игры, находящимся в скелетах, нажать зелёную кнопку. Повторяю! Всем участникам Игры, находящимся в стендах-скелетах, нажать зелёную кнопку. Ого, подумала Карина, а здесь интересно!

— Начинаю обратный отсчёт времени! Сто двадцать, сто девятнадцать, сто восемнадцать…

Карине было абсолютно ясно, что мужичок, понёсшийся в туалет, не успеет. Ему нужно спуститься, пройти по первому этажу, сделать дело, потом снова длинный коридор, несколько пролётов вверх. Она подняла листок бумаги. Это была подробная инструкция. Раздеться догола, прочла Карина. Включение сервомоторов. Зелёная кнопка. Надо быть дурой, чтобы залезть туда!

— Сто! — произнёс коммутатор. — Девяносто девять…

Карина метнула взгляд на дверь, и начала судорожно срывать одежду. «Будь что будет!» — думала она. «Не надо печалиться! Вся жизнь впереди, вся жизнь впереди, разденься и жди!» — донеслось в такт мыслям из глубины сознания. Она стянула колготки, затем трусы.

— Сорок, тридцать девять, тридцать…

Карина посмотрела на свои заросли. Ужас! А ведь собиралась заняться.

— …восемь, тридцать семь…

Карина нырнула в скелет. Нажав кнопку пуска сервомоторов, почувствовала, как мягкие прочные зажимы обхватили руки и ноги.

— Двенадцать…

Карина нажала кнопку. В нижней части скелета зажужжало, и в её анальное отверстие вошло что-то твёрдое и холодное. Она вздрогнула всем телом, пытаясь вырваться, но зажимы удержали в первоначальном положении. Только этого не хватало! Карина терпеть не могла любителей-задоведов и всегда решительно пресекала любые их попытки.

— Ё-моё! — из открытой двери на неё смотрел мужичок в пиджаке и тёмной рубашке. — Ты откуда, бабонька?!

— Два, один, ноль! — раздалось из коммутатора.

— Эй! Эй! Стойте! — крикнул опоздавший.

Карина затравленно посмотрела на мужичка, но в этот момент произошло что-то из ряда вон. Скелет дёрнуло, а потом перевернуло вверх тормашками. Сердце Карины ушло в пятки, и она впервые в жизни услышала голоса. «Вы должны обязательно съездить в Хампи!» — сказал первый голос. «А что там, в Хампи?» — спросил второй. «Он вообще-то из Баку, где жили его родители. Отец — еврей, мать — русская», — донеслось до неё словно через несколько перегородок. «Женился на женщине с ребёнком, а своя дочь одна!» — эта укоризненная фраза казалась странно знакомой. Она раскололась на большие куски, а затем рассыпалась в цветной калейдоскоп.

Я перегнулся и открыл дверь. Залитый осенним дождём мир ввалился на переднее сидение моей машины.

— Нихондзин дэсу ка? [61]

— Хай! Хай! Нихондзин дэсу! [62]

— Намаэ ва нан дэсу ка? [63]

— Митико!

— О!

Почему я сказал «О»? Её голос звонок. Чувствуется энергия. По крайней мере, я угадал национальность. Но ещё бы не угадать! Я узнаю любого японца со спины. С десяти шагов. Я узнаю любого японца по походке. Однажды на закрытом приёме в японском посольстве, после второго бокала коньяка, я позволил себе немного развить эту тему. Как вытянулись лица японских дипломатов! Ничего, пусть вытягиваются, ведь я гуманитарий, а не дипломат или чиновник. Я посмотрел в левое зеркальце, и увидел джип, на скорости 140 километров нёсшийся в облаке брызг. Машину качнуло. Люди, а куда теперь везти себя и эту свалившуюся на меня японку? Учитель, камни и люди древности неожиданно отодвинулись и незаметно ушли на другой план. Я больше не находился в пещере Джоукудяня, и не копался в многометровом слое золы. Сейчас я пребывал в совершенно другом мире. Мире, полном дождя, красок и каких-то странных ожиданий. Я был в Москве!

Надо же! Повезло, так повезло! Мысль лихорадочно работала, ища верный путь. Никакие прямые действия не годились. На любое прямое действие последует неминуемый срыв, и всё приключение закончится не начавшись. Что же делать? Неожиданное, но точное решение вдруг снизошло на меня. Гениально! Мы заедем к деду. Во-первых, я давно собирался заехать к нему. А во-вторых, это самое правильное действие. Почему оно правильное я не стал себе даже объяснять. В конце концов, я русский, и одно это делает меня способным принимать такие решения!

Э… сейчас мы заедем к моему дедушке… э… это по дороге… Вы не будете против, если мы заедем к моему дедушке? Нет? Не будете против? (и зачем собственно против? ведь отличная идея, нет?) Он одинокий пожилой человек. Да-да. Старый, очень одинокий. Фуруй. Ну, да. У него есть я. Мои родители тоже живы. Почему одинокий? (А действительно, почему дедушка одинокий, если у него есть я и мои родители?) Очень интересный (омосирой, так кажется это слово). У него была долгая интересная жизнь (очень долгая и очень интересная!) Всё нормально? Едем? Икимасу? [64] Дедушка-э? [65]

— Хай! Хай! Икимасу! [66]

Ну, наконец-то! Это прекрасно! Просто прекрасно! Слово «прекрасно» сегодня засело мне в голову. И ещё крутился анекдот, который я даже порывался рассказать своей спутнице. Но я бы всё равно не смог, потому что это был анекдот «про Вовочку». Учительница просит детей вспомнить фразу, где используется слово прекрасно. Когда наступает очередь, он вспоминает, что его старшая сестра беременна. И где здесь прекрасно, спрашивает учитель. Я и сам не знаю, отвечает Вовочка, а вот мой папа, когда услышал, сказал: «Прекрасно! прекрасно!»

Она опять за своё! Она извиняется, что так вышло (возможно, просто приступ японской вежливости). Но её автомобиль почему-то не пришёл (и это очень правильно, что он не пришёл). Она не понимает, как вышло, что её никто не встретил (я тоже не понимаю, но не собираюсь разбираться в этом недоразумении, так как меня оно устраивает таким, какое оно есть). У неё тоже есть дедушка (вполне вероятно, японцы — долгожители). И она даже готова выйти из машины и поймать такси (этого не стоит делать рядом с Икеей и «ежами»). Или посидеть в машине (идея в японском стиле). Чтобы не мешать своим присутствием (я бы никогда не смог ей объяснить, почему я еду к дедушке только потому, что она едет со мной). Нет, нет, она действительно готова посидеть в машине (нисколько в этом не сомневаюсь). Ведь дедушка не знаком с ней (а как он мог быть знаком?) И ему захочется поговорить с внуком (это уж точно!!!).

Мы подъехали. По вечерам в этом районе нереально припарковаться. Пожалуй, вот сюда. Нет? Нет, не влезть сюда Мерседесом! Ладно, сюда, пусть задница торчит на дорогу, сейчас самое главное вы играть время! Пожалуйста, вот. Сумки можно оставить. Лучше вообще ничего не делать с ними. Боже, какая у нас грязь! Просто наступить некуда. Почему так? Откуда? Мы входим в подъезд, стёкла которого давно заменены на фанеру. Какие запахи! Хочется просто провалиться от таких запахов. Э… муниципальная квартира. Муниципальная? О! Она знает, что такое муниципальная квартира. Это, наверное, очень хорошо? Да? Да уж, это просто великолепно!

Долго жму кнопку звонка. Только теперь я начинаю осознавать всю рискованность затеи. Знакомое шарканье. Пауза. Как четыре квартиры могут располагаться на такой маленькой лестничной клетке? Мой взгляд падает на металлический крючок, на который вешают хозяйственную сумку, когда ищут ключи от квартиры. Это совсем другой мир. И уже очень скоро он уйдёт туда, откуда нет возврата. В квартире напротив кто-то громко говорит по телефону. Почему такая слышимость? Тонкие стены? Щели между блоками? Ну, наконец-то! Дверь открывается, и мы видим дедушку в клетчатой рубашке и серой шали, повязанной крестом на груди. Моя спутница смотрит на него во все глаза. Сегодня я лучусь неземным светом и радостью. Я обнимаю дедушку и одновременно тру ему ладонью между лопаток.

— Познакомься, дедуля, это…э-э-э… Митико.

— С-дра-вст-вуй-те, — говорит Митико по слогам.

— Как? — спрашивает дедушка.

— Ми-ти-ко. Митико!

Она разувается, и я только сейчас замечаю, что «Митя» босиком. Главное не глядеть на её точёные пальцы, а то я сойду с ума. Вот сюда! Она хочет помыть руки. Это не самая лучшая идея, так как санузел здесь совмещённый. Мы пьём чай в дедушкиной комнате. Мой дед «народный историк». Ценитель исторической и стратегической мысли. Его личная точка отсчёта ленинградский фронт, и с возрастом он всё больше перемещается туда. Дедушка служил в отдельном огнемётном танковом батальоне (сейчас мы даже не понимаем, как это сильно). И участвовал в знаменитой (а кому она знаменита?) синявинской операции. Когда он совсем переместится в ведомую только ему точку этого фронта и этой операции, мы больше никогда не увидим дедушку в нашем слое времени. В разговоре с Митико дедушка придаёт торжественность каждому слову. И конечно, смотрит на неё, как на невесту своего внука.

Я смотрю на Митико немного по-другому, и вижу, что её удивляет, что война давно прошла, но люди её не просто помнят, а ею живут. Я вижу, как её заинтересовали странные слова, которые употребляет дедушка. Её «хай» и «ах» принимаются за чистую монету, но я всё равно слышу удивление сквозь завесу японского внешнего учитывания. Конечно же, она слышала эти слова раньше. Например, слово СТАЛИН. Я начинаю задумываться. Гордость за нашу цивилизацию наполняет меня. Это, наверное, неплохо, что слово СТАЛИН известно в мире?

— Игорь-сан, СТАЛИН-ва нихонго дэ нан то иимасу ка?

Как переводится СТАЛИН на японский? Вот это вопрос! Чтобы такое отморозить? СТАЛИН расшифровывается на русский как Священные Тавлеи Абсолютной Любви и Ненависти. Я начинаю по частям переводить ей этот набор смыслов. Последнее «хай» явно не поддельное. Интересно, а смогла она понять мысль, что сталинская артиллерия вторая по силе после артиллерии династии Цинь? Эта мысль — дедушкин шедевр. Я не возьмусь перевести её на язык самураев. Дед пробует эту мысль вслух с разными слушателями. Сегодня он попробовал её с нами. Это его козырная карта. Сталинская артиллерия так же, как артиллерия Цинь была основной силой на поле боя, где всё кроме неё было второстепенным. Русская армия никогда до Сталина не применяла артиллерию пра вильно. И это удивительно, если об этом задуматься. Например, в Бородинском сражении наибольший урон французам нанесла именно артиллерия, которая была главным преимуществом обоих сторон. И при этом никто не увидел в ней главенствующую роль, способность выигрывать сражения, способность побеждать, сокрушать противника. И эта выдающаяся идея, соединенная с идеями дисциплины и ответственности, а главное — со стахановскими методами труда, сделала Красную Армию по-настоящему непобедимой и великой армией!

Следующим, что вызвало ахи и охи Митико, были железнодорожные войска. «Благодаря гению Сталина, железная дорога, которая с точки зрения Клаузевица (дедушка мастер на такие фамилии) является примером сопротивления, которое должна преодолевать армия, меняет свой знак с «инь» на «ян». Превращаясь из субъекта поражения в субъект победы, и это несмотря на то, что железные дороги подвергались постоянному разрушению, являясь целью для германских атак с самого начала войны». А также находились в состоянии развала ещё до начала войны, добавил бы я от себя. То, что удалось сделать «железному наркому» по фамилии Каганович, дедушка оценивает, как феноменальный вклад в сокровищницу военного искусства. Митико старательно записала фамилию наркома, собираясь, видимо, пробить её через японский Интернет.

Дед разгорячился, мы заспорили по-настоящему. Разговор шёл о Сталинграде и о пленении фельдмаршала Паулюса. Я сказал, что знаю этот подвал, и что там сейчас располагается клуб Го. Го-клуб в подвале Сталинградского Универмага почему-то очень возбудил моего старикана. А пост милиции, который был до него? Я же утверждал, что с моей точки зрения это вполне нормально и отвечает духу времени. Более того, экспозиция музея не пострадала. Любой посетитель может видеть муляжи эсэсовцев, топящих буржуйку сломанными стульями посреди разбросанных детских игрушек. Гости клуба подбросили в экспозицию несколько фишек для Го, но хуже от этого она не стала. Почему бар «Сталинград» может располагаться в этом же подвале, а клуб Го не может? Однако я не стал рассказывать деду про бар «Сталинград», как и о том, что я делал в этом баре. Это уже точно было лишним. А нам было пора уходить. Я обернулся на Митико, пребывающую в странном оцепенении. Она смотрела на деда, а её зрачки были расширены. Я бросил ей несколько японских фраз, но она не слышала меня.

Прошло несколько дней, как улетела Митико. За это время Микио успел перейти грань, отделяющую здоровые чувства и запредельные. От безысходности он даже решил изучать Го. В их семейной библиотеке оказалось много литературы про эту забытую японцами игру. Библиотека была выдержана в строгом английском стиле, с книжными лестницами и округлым столом, обтянутым зелёной кожей. Микио в халате и белой повязке, изображающей диск восходящего солнца [67] , начал с Ёро Рицу Рё [68] . Этим документом монахам запрещалось играть в азартные и другие игры. Го, однако, не запрещалось. В законе Го называлось ki.

Ki считалось одним из четырёх видов гуманитарных наук, которыми должны владеть члены императорской семьи и аристократы. Таким образом, первое поколение игроков Го состояло из императора и придворных, а монахи составляли уже последующие поколения. Разъяснений о том, как Го попало на самый высокий уровень, Микио найти не смог. Эпизод из жизни императора Дайго [69] , в котором тот играл со священником Кайрэном, встретился ему несколько раз. Неужели со священником больше нечего делать, как играть в Го? Суть истории состояла примерно в следующем.

Император предложил в качестве приза золотую подушку. Эту подушку Микио не смог себе представить, как ни старался. Даже в их доме, несмотря на склонность отца к золотым предметам, не водилось близкого подобия такому изделию. Интересно, что это? Брусок золота в форме подушки, или подушка, сотканная из золотых нитей? Выигрывать подушку Канрэну пришлось неоднократно. Ему никак не удавалось донести её до выхода из дворца. Монаху обязательно хотели помочь, а помощник пропадал с подушкой в дворцовых переходах. Для решения проблемы Канрэн выкинул приз в колодец после очередного выигрыша. Неужели они играли у колодца? Это показалось Микио весьма странным. Впоследствии выяснилось, что Канрэн не выкидывал подушку, а унёс с собой, так как в колодце нашли подделку. История была совершенно неправдоподобна. Впрочем, больше ничего о Канрэне Микио найти не смог, а всё последующее относилось к его последователю, которого звали Никкай.

История ученика была столь же невероятна, как и история учителя. Каким образом ему удалось служить Ода Нобунага, Тоётоми Хидэёси и Токугава Иэясу? Да ещё пережить их всех? Надо быть действительно легендарной личностью! Именно Никкай играл в Го в 1582 году в храме Хоннондзи в Киото. Эта история известна любому японскому школьнику, поскольку господин Нобунага был вынужден совершить сеппуку у гобана, когда его окружили самураи мятежного генерала. А в 1588 году Никкай стал первым среди всех игроков, приглашённых на турнир самим Тоётоми Хидэёси. Господин Хидэёси объявил его сильнейшим, и с тех пор все должны были играть с ним только чёрными камнями или с большой форой.

Если играть в Го, то конечно ради того, чтобы все играли против тебя на форе или на худой конец чёрными! Идея превосходства цвета показалась Микио интересной. В каратэ-до, кендо и айкидо котируется курой иро [70] . В Го всё обстояло наоборот. В последующих упоминаниях имя Никкай стали писать как Дзёдзу, что буквально означало «верхняя рука». Он поселился в пагоде, которая называлась Хонинбо, в старой столице Японии (надо бы съездить посмотреть). Никкай получал стипендию в 20 коку, предоставленную ему Хидэёси. Предки Микио примерно в тот же период времени имели 800 000 коку годового дохода. Улыбка осветила мрачное лицо Микио. Всё-таки, отец в чём-то прав!

В 1603 году, когда Токугава Иэясу окончательно объединил Японию, Никкай получал уже 50 коку дохода и имел 15 слуг. А когда в 1662 году четвёртый сёгун эры Токугава господин Иэцуна объединил всех игроков Го (удивительно, что для того, чтобы объединить всех игроков Го, Японии потребовалось ещё 59 лет), были официально названы четыре Дома Го — Хонинбо [71] , Ясуи, Иноуэ и Хаяси. А ведь, подумал Микио, господин Иэцуна так и не смог объединить всех игроков, ведь четыре дома — это всё-таки четыре дома! В одной из книг утверждалось даже, что домов было больше, и никак не меньше шести. Последующие двести лет ученики и сэнсэи всех японских домов соревновались друг с другом, пытаясь стяжать титул Мэйдзин и должность Годокоро. Микио посмотрел, что означают эти слова. Мэйдзин, как он и думал, означал «великого мастера». А Годокоро — министра Го. Микио задумался. Слово выплывало раньше, но он никак не мог вспомнить где.

— Васурэмасита! [72] — прошипел Микио. — А что означают названия домов?

«Хонинбо» оказалось названием памятника в Киото, где «хон» означало источник, «ин» — проистечение, а «бо» — священнослужителя. «Иноуэ» было фамилией, в котором «и» отвечал за колодец, а «уэ» за верх. «Ясуи» было таким же фамильным иероглифом, в котором «ясу» означал «спокойный», а «и» снова был колодцем. Фамильный «Хаяси» означал лес. Соединить эти сплошные колодцы в одно целое Микио не успел. Запел мобильный телефон, звонил Тоши.

— Микио-сан, не могу громко говорить.

— Давай, говори быстрее.

— Микио, я бы не хотел, чтобы нас кто-то слышал. Аната ва хитоцу десу ка? [73]

— Давай-давай, говори, что у тебя!

— Микио-сан, — Тоши на другом конце продолжал мяться.

Даёт мне время остаться одному, подумал Микио.

— Давай быстрее, я пишу книгу, а ты мне мешаешь!

— Ты пишешь книгу?!

— А ты как думал!

— И как она называется?

— «Жизнь Микио Накамуры во имя Японии, секса и бусидо».

— Ого! Классное название! Не ожидал, что ты пишешь книгу. Микио, у тебя нет второго такого телефона, который, ну тогда… — тихо, но быстро проговорил Тоши, — ты помнишь?

— Второй будет дороже.

— Сколько?

— Десять.

— Такай дэсу ка нэ?! [74]

— Тоши! Ты знаешь, что такое «хонинбо»?

— Нет, а что это?

— Я так и думал, что не знаешь. Если дорого, пусть идут в попу своей младшей сестры. Давай-давай, Тоши, мне сейчас некогда. Десятка и никаких разговоров!

Микио дал отбой. Где я возьму второй телефон? Китайцы думают, что вокруг меня здесь валяются сплошные телефоны! Наследник дома Накамуры не представлял, где он найдёт секретную модель, но то, что он зарядил десятку, было варукунай [75] . Покупатели, скорее всего, не пойдут на такую сумму, а если пойдут, то за десятку можно и постараться. Решив вопрос таким образом, Микио углубился в историю японского Го. Итак, школы Го получили разрешение набирать учеников и выдавать дипломы с указанием силы игры. Годокоро! — вспомнил Микио. Ведь я где-то слышал это слово раньше. Даже Коротышка не смог перебить его звучание. Годокоро, годокоро, это слово напоминало костлявого и неприятного старика. С такими любит знакомиться Митико. Она водит их в ресторан, платит, а потом целует в старческую задницу. Неужели Митико ещё и геронтофил? С неё станется!

Воспоминание о Митико не перебило в нём возмущение по поводу стариков. Годокоро был того же сорта. Это тот, кто ненавидит молодых парней, не даёт им прохода. Такие старики предпочитают устраиваться таксистами, чтобы ездить по городу и совать свой нос в чужие дела. Любой знает, что такси в городе полупустые. А с какой стати? Ты протягиваешь руку, а они даже не останавливаются! Они смотрят на тебя, изучают с ног до головы, но даже не останавливаются, чтобы тебя посадить. Один такой старый господин недавно упал с башни в Кокё. Если двести молодых парней, наширявшись, одновременно упадут с Эйфелевой башни, об этом не напишет ни одна японская газета. А здесь раздули целое событие! «Одинокий старик остановил сползание Японии в колею американской политики!» — передразнил Микио. Да я бы лично подсадил такого старика для «лучшего сползания», находясь с ним на одной площадке!

Микио вспомнил, что он начал писать книгу. Он открыл новый файл и написал: «Я с детства ненавидел стариков и детей». Это будет первая фраза его произведения! На свет должна появиться книга, которая откроет глаза целому поколению японцев. Станет известна всем и каждому. Её первый тираж составит сто тысяч копий. Нет! Двести тысяч копий, и он никогда не согласится на меньшее. Микио ещё раз перечитал фразу. В ней было что-то лишнее, но при этом чего-то не хватало. Что именно? Микио подумал и приписал: «Я с детства ненавидел стариков, детей и собак». Не круто ли? — подумал он. Можно вообще так писать? Он полез на библиотечную лестницу и наугад вытащил несколько фолиантов.

С чего обычно начинаются книги? С каких слов? Микио посмотрел один том, второй, третий. Системы не было. Каждая книга начиналась по-разному, обычно с чего-то умного. Чувствовалось, что авторы просидели зады, прежде чем текст был опубликован. А с чего я ненавижу детей? — подумал он. Ведь мне нравится японский хентай с участием маленьких девочек. А какие именно дети мне не нравятся? Микио задумался, пролистывая одну из английских книг. В стиле карандашной графики малолетние леди в шляпках играли в бадминтон. Он представил их без одежды, что получилось весьма неплохо. На следующей странице пупс с толстыми ляжками держал в руках совочек. Дальше он был нарисован в одних трусах с сачком для ловли бабочек. На этого пупса было противно смотреть в любом виде. Он напоминал карлика, который маскируется под ребёнка. Именно таких детей ненавидел Микио. И ещё этот малыш странным образом напомнил Микио самого себя.

А почему бестселлер должен быть обязательно про меня? Почему он не может быть про что-нибудь другое? Эта мысль поманила новой надеждой. На библиотечном столе накопилось много книг, и большинство были посвящены Го. Микио отбросил в сторону те, которые содержали диаграммы, и отобрал издания, в которых игровых схем было поменьше. Он решил, что будет претендовать на философию и общую теорию Го, и назовёт свою книгу «Записки изучающего Го». Микио схватил ручку и написал новое название на форзаце из рисовой бумаги. Иероглифы не вдохновляли. В них было что-то школьно-гимназическое. Какая-то подростковая недоделанность. Микио начал менять иероглифы, пытаясь выбрать поинтереснее. В некоторых он сомневался в написании, а некоторые, к сожалению, нужно было смотреть в словаре. В результате мучительного компромисса получились «Записки ученика Го».

Го было красивым иероглифом, и избавляться от него не хотелось. Написание напоминало хижину с высокой соломенной крышей. В этой хижине Микио будет в одиночестве изучать Го, и не выйдет из неё до тех пор, пока не изучит игру так, что никто не сможет быть ему конкурентом. Интересно, подумал он, а в какие сословия входили ученики? После небольшого экскурса в этот вопрос Микио узнал, что на одного профессионала в среднем приходилось 280 любителей, половина которых были самураи, одна пятая — монахи, десять процентов — торговцы, а десять — составляли ремесленники и крестьяне. Эти-то куда полезли? Микио мысленно лягнул ремесленников и крестьян. Торговцев в шлёпанцах и с волосатыми ногами он решил оставить за платёжеспособность. Но цифра 280 не казалась велика. Меньше трёх сотен читателей не окупят тираж, и не принесут славы! Значит, Микио предстояло побеждать других профессионалов, и отвоёвывать у них поклонников. Именно этим занималась корпорация его отца, только в других масштабах и на другом рынке. Урождённый Накамура генами чувствовал, что нужно делать!

Надо быть просто сильнейшим, быть вне конкуренции! Тот, кто опережает конкурентов, захватывает главную часть рынка. Что у нас на счёт сильнейших игроков? Начиная с 1644 года, один раз в году, сильнейшие игроки всех четырёх домов собирались для игры перед сёгуном. Эти игры известны как Осиро Го. Кому же известны? — рассмеялся Микио. Последний раз Осиро Го было проведено в 1861 году. Да, давно это было! Микио отложил книгу. А что в этом году было в других странах? Например, в России, в которую улетела Митико? Микио залез в Гугл. В 1861 году в России было отменено рабство, а в Лондоне запущена первая ветка метро. Митико опоздала, злорадно подумал Микио. Рабство там отменено уже полтораста лет, а она поехала туда только сейчас!

Микио представил, как Митико изменяет ему с другими мужчинами, делая их своими рабами. Это были не измены, и это были даже не мужчины. Митико занималась сексом с русскими стариками, медведями, птицами, растениями и даже с неодушевлёнными предметами, которые для неё были одушевлены. Он представил, как она, специально для него, записывает видеосюжеты, но при этом не даёт ему смотреть. Митико хранит файлы на специальном накопителе, который прячет неизвестно где. И если Микио не увидит их, то наестся таблеток. Нет! Он сделает себе сэппуку. Именно сэппуку! Как сделал его кумир Юкио Мисима. От картины собственной смерти Микио перемещался к другим картинам, а от них снова к Митико. Он представлял себе, что он сделает с ней, если она окажется в его власти. Комнаты Микио были отделены от огромного отцовского дома отдельным входом, и семья называла их «квартирой Микио». Прямо под квартирой располагался гараж, где стояла Katusha . Микио спустился в гараж и внимательно изучил потолочную балку. Вот к этой балке он привяжет Митико!

Микио нашёл буксировочный трос и перебросил его через балку. Он свяжет поднятые руки Митико этим тросом, и подтянет её вверх так, чтобы она могла стоять на полу только кончиками пальцев. Микио представил себе, как это положение прорисует мышцы на ногах Митико, и как её ноги ещё более удлинятся. Он решил попробовать это положение на себе. Воспользовавшись стремянкой, Микио закрепил трос на балке, а второй конец превратил в самозатягивающуюся петлю. Слезая и залезая на лестницу, добился положения, при котором едва касался пола. Микио придирчиво оглядел устройство. Вот здесь будет висеть Митико. Он купит специальные хлысты, целую коллекцию хлыстов! Здесь будет видеокамера, которая запишет происходящее.

Микио поднялся за камерой и установил её на штатив. Важно, чтобы она снимала в полный рост. Гараж был маловат для задуманного. Микио отнёс камеру в самый дальний угол, и убрал предметы, мешающие в кадре. Оставалось сделать пробную запись. Наследник дома Накамура включил rec , разделся догола, и просунул руки в петлю. Всё-таки, петля получилась чуть-чуть выше, чем требовалось. А ведь он длиннее Митико! Ничего, для этого и нужен эксперимент. А здорово, что он разделся. Именно сейчас, голым стоя на тёплых плитках гаражного пола, Микио почувствовал, что он может добиться желаемого. В какой-то миг он перестал быть Микио, и превратился в обнажённую Митико, подвешенную в гараже. Он встал на первую ступеньку стремянки, надавил на край верёвки и затянул руки петлёй. Тело закачалось между полом и балкой, и начало вращаться. Ногой он задел стремянку, и та упала с ужасным грохотом. В руках началась неприятная резь, вращение не прекращалось, а пол ощущался только самым кончиком большого пальца. В первое же мгновение Микио понял, что сам не выберется из этого капкана, а в следующее он испытал оргазм.

Ещё по фото в Интернет я обратила внимание на форму черепа. Когда такой череп в старости покидают волосы, он смотрится весьма благородно. Его японский неправильный, он говорит по-русски, но японскими словами и фразами. «В атаку шива [76] » — это очень, очень смешно! Мы не любим иностранцев, которые пытаются говорить на нашем языке. Если иностранец говорит по-японски, то он должен либо делать это хорошо, либо не делать совсем. А вот его русский мне сразу понравился — простой и точный. Он может сказать «я», и это будет целым предложением.

Он предложил поехать к нему, и я согласилась. Дело продвигалось, и у меня не было причин тормозить. По дороге я думала про Красную Армию, о которой рассказывал о-дзии-сан [77] Русского. Я слышала о Красной Армии и поняла так, что разговор шёл об Италии. Маленькой девочкой я читала о подвигах Красных бригад в чёрно-белых газетах. Эти вырезки делала моя мама, которая умерла совсем молодой. Она сама хотела стать одной из тех, кто борется за социализм с оружием в руках. Я даже рисовала себя и её. Как я несу взрывчатку, а молодые бойцы из нашей бригады смотрят на мои худые плечи. И лишь к середине разговора я вдруг поняла, что речь идёт о России.

Оказывается, в России тоже была Красная Армия! Akai-iro, цвета артериальной крови! Я начала представлять себе этот цвет, эту кровь, неотрывно слушая старого человека в перевязанной платком рубашке. Мы оказались в очень странном месте. Повсюду был снег и его покрывала густая алая жидкость. Местами она превратилась в лёд, и мы шли по этому льду. Старик показывал мне что-то. Я понимала всё, что он говорил. За алым полем была замёрзшая река, а за ней город. Город умирал, но не мог преодолеть алую реку. Старик сказал, что подождёт меня здесь, и что я могу сходить. Я огляделась и посмотрела на свои ладони. Это придало восприятию чёткости. На моих ногах были высокие сапоги из войлока. Я побежала к городу, но один раз оглянулась, и увидела, что старик стоит, и, улыбаясь, машет рукой.