Понятно, сказал корреспонденту Бартини, что частные задачи будут и в дальнейшем решаться «средствами специального назначения», что его оценка субъективна. «Но я уверен, что правильно организованная служба научного предвидения должна учитывать и подобные субъективные мнения наряду с использованием математических моделей, с тем чтобы в итоге выдать так называемый интегральный прогноз».

Стык грядущего и прошедшего,

Бегущее звено…

Р.Л. Бартини. Цепь.

Свою повесть Роберт Людовигович большей частью читал мне вслух, поскольку до перепечатки это была густая машинопись, через один интервал, со множеством исправлений и вставок от руки, почти неразборчивых. А доходя до лирических описаний вольного баронского житья-бытья в Фиуме, Риме, Венеции, иногда откладывал страницы:

 – Ну, там, сами понимаете, особняк, парк, а также еще это, по-нынешнему – обслуживание… Может, я кое-что лишнее отсюда выброшу, чтобы не мешало.

В самом деле, уж очень далеко отстоят друг от друга маленький выхоленный барон с кудрями до плеч, в черном бархатном камзольчике с кружевным воротничком и руководитель Опытного конструкторского бюро, завода, гражданин СССР… Главный конструктор усмехнулся, когда его спросили, не ощущает ли он иногда и сейчас у себя на плечах этот бархатный камзольчик, – как все ..мы временами возвращаемся чувствами в свое детство…

 – А разве Бартини – итальянец? По науке – нет… Если рассматривать человека как биологическую особь, как собрание клеток, то за годы, что я прожил в Советском Союзе, все мои клетки успели смениться минимум трижды: давно ушли в землю все вещества, из которых я был когда-то составлен, и, значит, перед вами не итальянские оливки, а русская картошка!

…Мальчик в теплом средиземноморском городе гуляет с собакой, старой умной Алисой, в саду при вице-губернаторской резиденции, по лужайке, окаймленной подстриженными кустами туи и буксуса; поднимается по мраморной лестнице дома, идет в отцовскую библиотеку, куда вход /ВО всякое время разрешен только ему, любимому Роберто, достает фолианты из темных шкафов, листает. Отрывается от книги, прислушивается, как далеко, на своей половине, играет на рояле донна Паола, мама…

…Главный конструктор, жесткий человек, облеченный большой властью и такой же ответственностью, выходит из подъезда на широком проспекте в Москве, поеживаясь, прячет лицо в воротник от косо летящего мокрого ноябрьского снега, садится в машину, едет на завод.

В то утро мы условились, что я снова приду к нему дней через десять. А через неделю его не стало.

…Роберто ди Бартини в Венеции, в ресторане, в компании богатых молодых людей, веселящихся на карнавале, расспрашивает артиста, мага-гастролера, о его таинственном искусстве – шарлатанство оно или наука? «Примерно пополам», – говорит маг и предлагает обследовать присутствующих на предмет обнаружения у них свойств, называемых телепатическими. Хохот, от которого звенят синеватые хрустальные бокалы: оказывается, по части телепатии пятнадцатилетний Роберто может поспорить с самим маэстро.

Между прочим, не стану относить это к телепатии, но бывало, и не раз, что Бартини отвечал на мои вопросы, возражения раньше, чем я успевал слово вымолвить. Вероятно все же, здесь было просто знание людей.

…И тюремное ЦКБ-29. Не верю, что он этого не предвидел. Спастись, надо полагать, не мог – слишком известен стал к тому времени. Но откуда у него потом и до самого конца брались силы, желание работать? Другого выхода не было? Был, в конце концов он мог и на родину уехать. В Италии он по-прежнему числился в их компартии командированным в СССР, сам Луиджи Лонго вручил ему в Москве значок ветерана ИКП. Талант рвал его вперед, жажда самовыразиться? Или он сохранил какие-то прежние общественные, политические устои?

…И сообщение в «Известиях», в вечернем выпуске 8 августа 1967 года: «В Кремле 8 августа группе товарищей были вручены ордена и медали Советского Союза… Ордена Ленина за заслуги перед Советским государством вручены Маршалу Советского Союза В.Д. Соколовскому, министру судостроительной промышленности Б.Е. Бутоме, министру радиопромышленности В.Д. Калмыкову, генералу армии П.И. Батову, тов. Р.Л. Бартини, постоянному представителю СССР в Организации Объединенных Наций Н.Т. Федоренко».

Тов. Бартини… Больше этого о нем тогда сообщалось лишь в специальных изданиях, не всем доступных.

Но сам он не сомневался, что в конце концов известность к нему придет, широкая, что ее принесут ему и его научные труды, и проекты самолётов, и вся история его превращения «из оливок в картошку». Он очень торопился в последние годы. Некоторые свои работы он закончить не успевал, понимал это и спешил довести их до наивозможной ясности – для тех, кто заинтересуется ими после него. Поэтому на четвертом этапе жизни, после 75 лет, он еще больше упростил свой быт, экономя часы, минуты, и в то же время стал чаще видеться с людьми. Поэтому и повесть писал, хотя и урывками, вставляя в нее популярные рассказы о сложнейших научно-технических делах… А в одно из наших с ним ночных бдений я нашел в бумагах Бартини несколько сколотых булавкой листков – рассказ о его первом вечере в московском общежитии Реввоенсовета: как он, лежа на грубо окрашенной койке, вспоминал тогда о прошлом и пытался угадать будущее, – с размышлениями уже более позднего времени, с позиций много чего с тех пор повидавшего автора. Видимо, это писалось либо как заготовка для повести, либо как материал для биографов, историков.